Сила его таланта состояла в способности не просто построить одно или два красивых здания рядом, а создать целостный ансамбль, соединив в нем торжественную грандиозность с чистотой и ясностью архитектурных идей, изяществом и соразмерностью пропорций. Он тонко чувствовал дух имперской столицы, когда задумал объединить стоящие вдоль Дворцовой площади разномастные дома величественной дугой здания Главного штаба (1819—1829 годы) и украсить его гигантской аркой 18-метровой высоты с колесницей наверху. Это была не просто арка, а триумфальные ворота, посвященные победе 1812 года, причем попутно Росси блестяще решил сложнейшую задачу — соединил Дворцовую площадь с подходящей к ней под углом Большой Морской улицей.

…В это же самое время на стрелке Васильевского острова возник не менее впечатляющий ансамбль с «античным храмом» на подиуме — Биржей работы Тома де Томона, лестницами и Ростральными колоннами. «Как величественна и красива эта часть города, — писал в 1814 году К.Н. Батюшков. — Вот произведение достойного Томона!»

Впрочем, спустившись на грешную землю, отметим, что место это было примечательно также еще и расположенным на стрелке портом и обилием прибывающих со всего света судов, доставлявших в столицу различные диковинки. Петербургские гурманы с Крыловым во главе часто езживали сюда «на биржу есть устрицы». Сам Иван Андреевич порой съедал зараз до 80 устриц! Там же можно было послушать голоса тысяч экзотических птиц, клетки с которыми были расставлены для продажи на нескольких этажах огромного здания Биржи…

Крепостной графа А.С. Строганова, Андрей Воронихин, был бесконечно благодарен своему хозяину, который не только помог ему — человеку одаренному, но по рождению — рабу, получить прекрасное образование в России и за границей, но и дал ему вольную, а впоследствии всегда покровительствовал своему питомцу и обеспечивал его заказами. В 1811 году наградой за Казанский собор для Воронихина стал орден, давший ему потомственное дворянство. Кроме собора до наших дней дошел другой шедевр Воронихина — здание Горного института, а также сооружения в Петергофе и Павловске. И все же именно Казанский собор, лебединая песня умершего в 1814 году архитектора, сразу занял особое место в истории столицы — его знаковое, символическое значение необычайно велико. Этот храм, от начала до конца построенный русским человеком из местных материалов (олонецкий мрамор, пудожский камень, сердобольский гранит), украшенный скульптурой и живописью таких мастеров, как В.И. Демут-Малиновский, И.П. Прокофьев, И.П. Мартос, С.С. Пименов, в годину противостояния вражеским нашествиям стал новой национальной святыней, русским Пантеоном. Здесь, у иконы Казанской Богоматери, молились воины, уходившие в поход против Наполеона, сюда привозили трофейные знамена и ключи взятых городов, здесь в 1813 году был похоронен М.И. Кутузов, а потом перед фасадом собора скульптор Б.И. Орловский воздвиг ему и М.Б. Барклаю де Толли памятники.

Осенью 1825 года в Таганроге умер император Александр I. Царствование его не закончилось для Петербурга благополучно. Два страшных бедствия — одно природное, другое социальное — обрушились на город. И в центре их обоих, по странному стечению обстоятельств, оказался Медный всадник…

7 ноября 1824 года в Петербурге произошло Второе Великое наводнение — самое сильное и разрушительное из всех. Тогда посреди казавшегося бесконечным водного пространства, в которое стремительно превратились улицы и площади города, безмолвно и недвижно возвышался оставшийся невредимым бронзовый Петр Великий на своем коне.

А 14 декабря 1825 года город облетела весть о стоящих на Сенатской площади, вокруг все того же бронзового Петра, мятежниках, названных потом «декабристами». Весь этот пасмурный день несметные массы народа толпились вокруг Сенатской. Говорят, что число случайно пораженных выстрелами простолюдинов, гроздьями висевших на заборе вокруг стройки нового здания Исаакиевского собора, сидевших на деревьях и крышах окрестных домов, было больше числа убитых мятежников.

В той самой толпе на площади — вместе с ней и в то же время отдельно от нее — стоял и Крылов. Его узнали, и из каре мятежников кричали: «Иван Андреевич, уходите, пожалуйста, скорей!» Как и всегда, он пришел посмотреть на их лица — и они ему не понравились… Так что еще до начала атаки правительственной кавалерии Крылов покинул Сенатскую площадь и медленно удалился в глубь города… 

Наводнение, случившееся 7 ноября 1824 года, впоследствии было названо Вторым Великим наводнением — разрушения, нанесенные им городу, были поистине ужасающими. И хотя готовились к нему заранее — жители были предупреждены о надвигающейся стихии, — никто даже не мог представить себе, насколько масштабными окажутся последствия.

Кроме обычной при наводнении непогоды, ветра, дождя, повышения уровня воды в реках и каналах днем со стороны моря неожиданно пришел страшный вал, наподобие тихоокеанского цунами. Как пишет очевидец, «необозримое пространство вод казалось кипящей пучиной, над коюрой распростерт был туман из брызгов волн, гонимых против течения и разбиваемых ревущими вихрями. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые, беспрестанно увеличиваясь, наконец, яростно устремились на берег. Множество деревянных построек не могли противостоять огромной массе воды и с треском обрушились… В одно мгновение вода полилась через края набережных рек и всех каналов, через подземные трубы она хлынула в виде фонтанов». Дворцовая площадь превратилась в бушующее озеро, которое сломало «плотину» из заборов возле недостроенного здания Главного штаба и ворвалось под его арку, а потом, как разбойник, устремилось на Большую Морскую и Невский, превратив их в беснующиеся реки. Люди спасались как могли, на крышах уцелевших домов, на бревнах, плавающих кровлях, воротах… Многие погибали в холодной воде, тонули также домашний скот, припасы и пожитки. К вечеру, когда вода схлынула, весь город был покрыт трупами людей, животных, слоем грязи вперемешку с хламом, унесенными водой судами, дровами, строевым лесом и вымытыми потоком воды с окрестных кладбищ гробами…

Как всегда, рядом с трагедией уживалось смешное. Помогая соседям перебираться по чердаку своего дома, Крылов неожиданно обнаружил свою, вывешенную на просушку еще 3 года назад, шубу, которую тщетно разыскивал. А вот некую молодую вдовицу ожидала находка пострашнее. О ее злоключениях писали потом в газете. Оказалось, что, живя в одной из дальних линий Васильевского острова, она буквально накануне наводнения похоронила на Смоленском кладбище своего старого супруга, «над прахом которого не расположена была плакать и терзаться, потому что покойный сожитель мучил ее своею ревностью. Проводив его на место вечного упокоения, она также думала найти наконец душевное спокойствие, но каков же был ее ужас, когда вечером рокового дня она увидела гроб своего сожителя у самого крыльца ея дома! Нечего делать, пришлось бедной вдовушке вторично хоронить своего неугомонного мужа».

Евгений Анисимов, доктор исторических наук, профессор