– Я ненавижу их! Особенно Клейтона. Джимми улыбнулся и, наклонившись вперед, посмотрел на меня, а потом на нее.
– Он делает то, что считает нужным для тебя, наверняка он человек интеллигентный и достаточно удачливый.
– Он человек жадный и жестокий! – закричала она. – И об этом знают все мои друзья. Они не любят приходить к нам в гости, каждый раз он задает им достаточно наглые вопросы, не заботясь о том, что они чувствуют себя от этого неловко, а потом говорит мне, что у меня плохая компания, что мне надо водиться с детьми моего возраста, и запрещает встречаться с ними, а тем более бывать у них в гостях или ходить с ними в кино.
– Может, он просто заботился о тебе, в твоих же интересах, – сказала я. – Обычно, когда девочка твоего возраста гуляет с мальчиками старше себя, она попадает в неприятности; я уверена, что он просто беспокоился о тебе и пытался поступать правильно, как поступают настоящие родители.
Она закрыла лицо руками и всхлипнула.
– Он поступает очень неправильно, плохо.
– Что? – Джимми почти подпрыгнул на стуле. – Что ты имеешь в виду? Неправильно? Что значит плохо и неправильно?
Она обхватила голову руками и начала плакать.
– Не плачь, дорогая, – я бросилась к ней и стала ее утешать. – Скажи нам, что ты имеешь в виду; мы не можем помочь тебе, если ты не объяснишь. Я обняла ее, она уткнулась в мое плечо.
– Я не могу, это слишком грязно.
Я кивнула Джимми, он притих, предоставив мне право вести дальнейшие расспросы по своему усмотрению.
– Ты знаешь теперь, что Джимми твой брат, я его жена, но мы росли вместе. Когда ты родилась, я заботилась о тебе, пока нас не разлучили.
– Это правда? – спросила она, посмотрев мне в глаза.
– Да, ты тогда очень любила, когда я пела колыбельные, твоя мать заболела, и мне приходилось помогать ей, позже я расскажу все о нас, как мы с Джимми долгое время думали, что мы брат и сестра, как мы узнали правду, как поняли, что любим друг друга. Мы расскажем тебе все о твоих родителях.
– С ними что-то случилось?
– Мама умерла, а с отцом все в порядке, но он женился во второй раз и у него появился сын, так что у тебя есть еще один брат, – ответил Джимми. – Его зовут Гейвин.
– Но почему я не живу со своим настоящим отцом? Почему он меня отдал? – воскликнула она. Слезы катились по ее лицу, я вытащила свой кружевной платок и вытерла их с ее нежных щек.
– Он не отдавал тебя, тебя отобрали, мы тебе обо всем расскажем, но ты должна довериться нам, – говорила я. – Что ты имела в виду, говоря, что Клейтон плохо поступает? Как он поступает, как долго он это делает?
Ферн всхлипнула, закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Джимми снова сел рядом с ней и приготовился внимательно слушать.
– Настолько долго, насколько я могу помнить об этом. – Она вытерла слезы и продолжала: – Клейтон занимался моим воспитанием, так как Лесли была занята своими картинами. Обычно он одевал меня и купал в ванне, – она перевела взгляд на Джимми и снова закрыла лицо руками, – и продолжает это делать.
Лицо у Джимми стало темно-красным.
– Что ты сказала? Все еще продолжает?
– Но ты же уже достаточно взрослая, чтобы купаться самой, – прошептала я.
– Я знаю, но он обычно приходит в ванную под предлогом, что неудобно мыться самой, дескать, я недостаточно тщательно это делаю, а когда я однажды закрыла перед ним дверь, он пришел в ярость и ломился ко мне до тех пор, пока я не вышла оттуда.
Я взглянула на Джимми, он был полон решимости, еще одно слово – и он сорвется. Джимми был готов разобраться с Клейтоном по-мужски.
– Я понял это, как только его увидел.
– Джимми, не надо спешить в таких вещах.
– Не спешить в таких вещах? Ты только послушай, что она говорит!
– Ты говоришь, что Клейтон заходит в ванную, когда ты моешься? – продолжала я.
– Да, он требует, чтобы я отвернулась к стене, потом берет мочалку и гладит меня по всему телу, а потом обнимает меня и...
Она снова зарыдала. Я прижала ее к груди и стала успокаивать, гладя по голове.
– Теперь все будет хорошо, все будет хорошо.
– Ты права! – воскликнул Джимми. – Теперь все будет хорошо. – Он встал и начал расхаживать по комнате. – Мы покончим с этим, я сейчас же пойду и разберусь с этим господином.
– Подожди, Джимми, – сказала я, – не стоит ничего пока предпринимать, чтобы не ухудшить ситуацию. Сейчас я позвоню мистеру Апдайку и проконсультируюсь с ним по этому вопросу; если ты пойдешь сам, то можешь все испортить.
– Позвони, – кивнул Джимми, несколько расслабившись.
– Почему бы тебе не сходить в ванную и не умыться, – предложила я Ферн.
– Хорошо. – Она сделала несколько шагов, обернулась и сказала: – Я боюсь его, он буквально озвереет, он приказал мне никому не рассказывать. Вы ведь не отправите меня обратно, пожалуйста, не отправляйте меня.
– Ты никогда не вернешься туда, – пообещал Джимми, – и больше об этом не волнуйся.
Она улыбнулась, вытерла слезы и направилась в ванную, а я к телефону.
Джимми внимательно слушал наш разговор с адвокатом. Я объяснила мистеру Апдайку ситуацию, и он посоветовал обратиться к нью-йоркскому адвокату, его хорошему другу – мистеру Сименгтону. Мы так и поступили. Мистер Сименгтон сказал нам, что это дело может затянуться на долгие годы, так как для его ведения нам потребуется специальное разрешение.
– Как я понял, мистер Осборн уже контактировал со своим адвокатом по этому вопросу, он и его жена могут рассчитывать на поддержку, по закону у них больше прав.
– А как будет обстоять дело с сестрой моего мужа во время судебного разбирательства?
– Она будет жить у них до тех пор, пока вопрос не будет решен. И, судя по другим подобным процессам, для ребенка это будет ужасное испытание, ей придется все рассказать.
– Можете быть уверены, что она это понимает и скажет правду.
– Иногда мы недостаточно четко осознаем, что хотел сказать ребенок, возможно, не понимаем, что он имел в виду.
– Она имела в виду именно это и хочет, очень хочет избавиться от таких родителей. Если бы вы побеседовали с ней... Но я не хочу проводить ее через это снова. Она настрадалась достаточно за все эти годы.
– Ну, иногда такие вопросы решаются достаточно быстро, в частности если все обстоит именно так, как описал ребенок. Родители, чувствующие за собой вину, возможно, не захотят открытого судебного разбирательства. В таком случае вы должны обратиться в суд первыми. Позвоните мне завтра, – попросил мистер Сименгтон.
Я поблагодарила и повесила трубку. Позже пересказала наш разговор с мистером Сименгтоном Джимми.
Умывшись и выпив стакан воды, Ферн рассматривала журналы мод, сидя на диване. Мне показалось, что она не выглядит человеком, прошедшим через такие испытания, и я поделилась этой мыслью с Джимми.
– Дети разные, вспомни, какими были мы в ее возрасте, через что мы проходили и как легко это переносили. Дети очень податливы; судьба их терзает, бросает из стороны в сторону, бьет, но они не ломаются.
– Ты не прав, Джимми, это только внешне, внутри они разлетаются на кусочки.
– Я знаю, поэтому хочу, чтобы это закончилось как можно скорее. Естественно, не затягивалось на долгие месяцы.
– Так что же мы будем делать?
Он подошел к Ферн и присел рядом. Она подняла глаза от журнала.
– Сможешь ли ты пойти с нами обратно и побеседовать кое с кем еще один разок?
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, переводя взгляд с него на меня. – Зачем?
– Сказать ему в лицо то, что ты сообщила нам. Она закусила нижнюю губу и опустила глаза снова в журнал.
– Тебе нужно это сделать, – подтвердила я.
– Почему мы не можем просто покинуть Нью-Йорк и жить в нашем отеле? – закричала она.
– Я объясняю тебе. Они официально считаются твоими родителями, – вздохнула я.
– Но Джимми – мой настоящий брат, а ты – его жена! – воскликнула она.
– Это не означает, что у нас есть право забрать тебя с собой, Кэлли.