Сенька по оттяжке добрался до перекладины и, зацепившись за нее правой ногой, дважды провернул «колесо». Кимка попробовал повторить этот фокус, но неудачно.

— Корма тяжела, — констатировал Сенька.

— Я больше балуюсь гирями, — Кимка схватился рукой за двухпудовик и, оттопырив нижнюю губу, дернул. Гиря слегка покачнулась, но с места не сдвинулась. А Соколиный Глаз, ойкнув, пояснил:

— Растяжение. А так я ее правой запросто...

Кончик утиного носа Мстителя дрогнул, словно его владелец силился удержать смех. Кимка подозрительно посмотрел на приятеля: «Нет, вроде не смеется...»

— Кимка, давай забаррикадируем «кумовьям» дверь.

— Давай. А чем?

— Гирей.

Соколиный Глаз опасливо покосился на двухпудовик, но Сенька успокоил:

— Я же понимаю, что у тебя растяжение... А мы ее вдвоем, а?

— Вдвоем, конечно, можно. А то рука...

Приятели, потихоньку прикрыв дверь пожарки,

широко распахнутую из-за жары, привалили гирю.

— Сладких снов, лежебоки! — пожелали мальчишки на прощание и бодро зашагали к заводским корпусам.

Вот и проходная. Но ребята на нее даже глазом не повели. Они еще не настолько «пали» в собственных глазах, чтобы, как все, ходить и выходить в ворота. У них существовали свои тайные лазейки, через которые на территорию завода могли проскальзывать лишь ящерицы да их собратья-мальчишки.

Вот и лаз. Отодвинули доску. В неширокую щель сначала протиснулся Соколиный Глаз, потом Мститель. Доске возвратили первоначальное положение. Никто этой проделки не заметил, а если бы и заметил, махнул бы рукой — все равно от этих проклятых мальчишек не отгородишься ни забором, ни колючей проволокой!

Заводской двор напоминал оазис из арабских сказок. Каких только сокровищ тут не было! Но Кимку с Сенькой они сейчас не интересовали. Глаза ребят слипались от сна.

Возле механического цеха шумел листвой молодой зеленый садик. Тут были и белоствольные раскидистые тополя, и коричневые кружевные акации, и грациозные плакучие ивушки, и сладковато-приторный тутовник. Корневища деревьев утопали в роскошном клевере.

Мальчики, жмурясь от счастья, растянулись под топольком и мгновенно захрапели.

Заливистый гудок разбудил их ровно за десять минут до начала работы. Сладко потянувшись и протерев глаза рукавом, Сенька нехотя поплелся в цех, строго наказав Кимке:

— Побудь здесь, никуда ни шагу! К обеду вернусь. — И с гордостью закончил. — Гаечный ключ завершать буду. Работа ой-ой какая точная!

— Здорово! — позавидовал Кимка. — А пистолет ты выточить можешь?

— Могу. Только сталь особую надо и чертежи... — Сенька присел на корточки и начал на земле палочкой вычерчивать детали пистолета. Проплыла красивая белокурая девушка в красной косынке.

— Сенечка, поторапливайся! — бросила она.

— Видал-миндал? — подмигнул Мститель. — Это Лена. Работает вместе со мной. Красивая?

Кимка даже бровью не повел.

— Комсомолка. Член заводского комитета, — продолжал Сенька, — отчаянная!

Кимка сморщился, будто разгрыз гнилой орех, всем своим видом показывая, что «отчаянная» к девчонке относиться не может. Но вслух перечить не стал, даже поддакнул:

— Рахат-лукум, а не девка! — И он закатил хитрющие глаза.

Сенька расхохотался и легонько ткнул приятеля кулаком в бок.

Снова запел гудок, и Сенька улепетнул в цех.

Из открытых окон полилась вдохновенная песня труда: зажужжали токарные станки, защелкали длинными ременными языками трансмиссии, зашуршали, тоненько позвякивая, металлические стружки...

— Хорошо жить на свете! — Кимка вдохнул полной грудью ароматный утренний воздух. И надо же: в таком вот расчудесном мире обретаются всякие Степки Могилы и Чемодан Чемодановичи! — Вспомнился фильм «Болотные солдаты». Концлагерь. Арестованные германские коммунисты. Злобствующая охрана в черных мундирах. Сейчас эти палачи воюют в Испании с испанским народом. И до чего же обидно, что им с Санькой было категорически отказано в поездке добровольцами на фронт, уж они бы там показали фашистскому отродью! Да, поздновато родились они на свет. Северный полюс и тот завоеван старшими. Ну где же тут проявишь свое геройство!

Кимка достал из бездонных карманов галифе газету с портретом Чкалова. Эту реликвию Соколиный Глаз выменял у соседского мальчишки на самопал и берег теперь особенно свято. Разгладив портрет ладошкой, полюбовался им. Прищурился. Отвел газетный лист на вытянутую руку и... чудо! С газетной страницы на него глянули знакомые ребячьи рожицы.

— А что, мы смогли бы! — прошептал Кимка. Неожиданно припомнился разговор бандитов. «Ленка? Комсомолка? Постой, а не та ли это девушка, что окликнула Сеньку! Комсомолка. Даже член заводской ячейки! Неужели это ей грозит смертельная опасность? Не может быть, — постарался он успокоить себя, — откуда подонки могут знать эту девушку?»

Появился Сенька, с ним об руку шла давешняя белокурая красавица.

— Кимка, дуй сюда!

Соколиный Глаз сделал два неуверенных шага и застыл как столб — до того его поразила мягкая, лучистая красота девушки. У нее была ладная спортивная фигурка, лицо большеглазое, с тонким, слегка вздернутым носиком. Кимка невольно потрогал свою «кнопку» и вздохнул. Сейчас бы ему тоже хотелось быть ладным и красивым, как Санька Подзоров.

— Ты чего? — похожий на грачонка Сенька ехидно хихикнул: — Уж не влюбился ли? Точно!.. Лена, в тебя.

Девушка рассмеялась. Не только круглые щеки, но и длинная гусиная шея у Соколиного Глаза стали малиновыми.

— Да ты не стесняйся, чудачина, — ободрила девушка. — Давай знакомиться. У меня брательник в деревне вроде тебя. — И Лена ласково дернула Кимку за выгоревший соломенный вихор. — А завтра приходите с Сенечкой в гости, чай с медом пить будем. Мама прислала... Живу я в общежии. Сенечка знает. — И, кивнув Кимке на прощание, заторопилась куда-то по своим делам.

— Страсть башковитая! — изрек Гамбург. — На рабфаке учится. Может, великой педагогиней будет.

— А что, и будет! — согласился Кимка. — Сень, ну ты иди, а то нагорит еще... А я подожду.

— Жди! — И Гамбург твердым шагом рабочего, знающего себе цену, направился в инструменталку.

В целом мире вряд ли сыщется место, равное по богатствам заводскому двору. Кимка огляделся. Всюду сверкали невероятные сокровища: обрезки трубок, винты и фланцы, гайки и обрывки цепей. Из этих штук можно смастерить любую машину — хоть самолет, хоть подводную лодку. И — жми на моря-океаны, открывай неоткрытые острова и материки, воюй до победного конца с несправедливостью.

Каждый мальчишка, окажись на месте Кимки, со всех ног кинулся бы к наваленным огромными кучами сокровищам и стал бы запихивать в карманы все без разбора. Урляев же от соблазна воздержался. Он чувствовал себя почти взрослым и вел себя по-взрослому. В данный момент он нуждался в холодном оружии, вот он и будет искать это оружие. Кимка приблизился к горе металлолома: уж здесь-то он непременно разживется мечом-кладенцом или еще чем-то.

Засосало под ложечкой. «Мы же не завтракали», — вспомнил Кимка. Достал из кармана горбушку ржаного хлеба, густо посыпанную солью, разломил пополам. Большую половину спрятал в карман для Сеньки, меньшую взял себе. Расправившись с горбушкой, подошел к водопроводному крану, напился. Заглянул в бочонок с дождевой водой. Состроил рожицу своему отражению. Скуластое лицо, с узкими плутоватыми глазами и с крупным квадратным лбом ему не понравилось.

«М-да, — вздохнул Кимка, — на конкурсе красоты последнее место обеспечено! — И тут же успокоил себя: — А что красота? Она мальчишке как рыбе зонтик. Голова бы работала». А на голову он не жалуется, котелок у него варит, почти как у академика. Это признают не только Кимкины дружки, но и Подзоров-старший. А уж он-то в людях разбирается!

На душе просветлело. Кимка запел: