Впрочем, и крайне страстный, и мнимо святой — это лишь душевный человек, лишенный благодати Святого Духа и далекий от нее, о чем ап. Павел говорит: “Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно” (1 Кор. 2,14).
Чье духовное состояние — крайне страстного или мнимо святого — здесь лучше, пусть решит читатель. Я же еще раз замечу, что и то, и другое состояние преодолевается подвижником чрез его церковное покаяние в соучастии: в ритуальном преступлении и чрез совершение дел, противоположных сему преступлению.
Правда, не следует думать, что такое покаяние — это какой-то “философский камень” духовной жизни, немедленно превращающий всякую дрянь в золото, какой-то магический акт, сразу же делающий из закоренелого грешника святого. Дело в том, что оно не устраняет законов духовной жизни, изложенных в Евангелии и подробно раскрытых в “Добротолюбии”. А согласно этим книгам человеку после его первого покаяния должно весьма долго жить по евангельским заповедям, борясь со страстями (вспомним Марию Египетскую), чтобы, если Богу будет угодно, достичь совершенства и святости.
К тому же в наше время у дьявола есть еще много иных хитростей (кроме тех, о коих мы говорили), уводящих человека не только от совершенства, но и от спасения.
Однако есть принципиальная разница между человеком, положившим начало или основание, кроме которого никто не может положить (ср. 1 Кор. 3, 11), чрез свое полное и истинное покаяние, и тем, кто не может положить его, т.к. не кается в соучастии ритуально-цепному злу.
Первый стал пока лишь грешником кающимся, второй — может быть, и праведник, не имеющий нужды в покаянии. Но, как сказал Господь, о первом больше бывает радости на небе, чем о 99 вторых (Лк. 15, 7,). Первому Господь постепенно будет открывать все хитрости дьявола, как старые (особенно если он изучает “Добротолюбие”), так и новые; а второй, хотя бы он и пытался учиться аскезе, останется в бесславном легионе “всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины” (2 Тим. 3, 7).
Первый на своем духовном пути, конечно, будет падать, ибо путь спасения не обходится без падений, они на нем, как говорит прп. Феодор Студит, обычное дело. Но и сам спасающийся, получая удары от врага, будет отвечать ударом на удар. Для такового демоны перестанут быть неуловимыми” и неуязвимыми монстрами, из тьмы неожиданно появляющимися и во тьме также неожиданно исчезающими. Чего нельзя сказать о втором.
Душа первого — молодой орел, преходящий от силы в силу и восходящий в горнее, так что недалеко уже бывает и небо. Душа второго — сонная муха, бьющаяся об оконное стекло и не способная преодолеть эту невидимую преграду, закрывающую для нее дорогу в мир Божий.
Поэтому подвижнику, ищущему спасения и желающему избежать ритуального зла, надо на этом пути миновать две крайности, внушаемые ему врагом. Первая состоит в том, что дьявол наущает, вопреки тому, что было сказано выше, ожидать от покаяния в ритуальном преступлении скорого преуспеяния в духовной жизни и немедленного появления видимых признаков спасения. Например, быстрой победы в аскетической брани над застарелыми духовными язвами — страстями блуда, гнева, чревоугодия и т. п.
Изощренная хитрость и коварство сатаны здесь состоит в том, что, наущая нас подобным образом, он в то же время всячески укрепляет другие свои путы и цепи, продолжающие удерживать душу подвизающегося в дьявольской власти. Причем эти узы могут иметь и, так сказать, классический характер (описаны свв. отцами; см. особенно “Добротолюбие”), а могут быть и новые — опутали наши души по причине последней самой страшной апостасии и долговременного пребывания в атеизме.
Когда же подвижник по причине сих цепей окажется по видимости безуспешным в своем подвиге, хотя бы он и принес раскаяние в ритуальном зле, враг подло, вероломно и коварно начнет внушать ему нечто совершенно противоположное тому, что только что говорил. Начнет внушать ему вторую крайность этого подвига, он заговорит приблизительно так: “Вот, видишь, ты, русский патриот, раскаиваешься в соучастии в убийстве Государя; соответственным образом молишься Богу; радеешь о спасении России, восстановлении монархии, а в духовной жизни тебе нет от этого никакой пользы. Значит, дело это совершенно бесперспективное и для духовной жизни абсолютно бесполезное”.
Из сказанного выше читатель я думаю, понял, в чем хитрость лукавого, но чтобы сделать это уж совсем понятным, объясню на очень простом примере.
Господь сказал нам, ищущим спасения: “Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною” (Откр. 3, 20).
Это было в первые века по Р.X., когда люди были простые, дома у них были несложные и, отперев всего одну дверь, подвижник открывал путь Христу.
Но нынешний русский патриот обитает по преимуществу в Москве или других крупных городах России и СНГ. Причем, проживая в многоэтажных зданиях этих городов, он легко может заметить, что люди, а также их дома и квартиры посложнее, чем две тысячи лет назад. В том, например, отношении, что зачастую они не обходятся одной дверью, но в целях безопасности ставят две, три и более дверей в своих жилищах. Очевидно, чтобы впустить гостя в такую квартиру или дом, недостаточно открыть лишь одну дверь, но надобно открыть их все.
Покаявшись в ритуальном зле, мы открыли всего лишь одну из многих дверей. Не будем же ждать, что тотчас войдет к нам Господь, ибо другие двери закрыты. Однако и не вознерадим долгим отсутствием Домовладыки Христа (ср. Мф. 24, 44-51), но на протяжении всего своего подвига, даже если он и покажется нам безуспешным, будем держать эту первую открытую нами дверь отверстой.
Говоря другими словами, покажем в подвиге нашем терпение, “зная, что испытание нашей веры” производит именно его (Иак. 1, 3). И верю, и знаю, что Господь научит нас, как открыть и те, другие двери, чтобы прийти к нам и вечерять с нами (Откр. 3,20).
Думаю, о духовном аспекте наказания за ритуально-цепное зло мы поговорили достаточно. Несколько слов о другой стороне этого наказания, так сказать материальной. Много говорить об этом я не буду, ибо любой объективный исследователь новейшей истории России может гораздо лучше меня на общеизвестных фактам этой истории показать, что это наказание отнюдь не выдумка. Что, собственно, каждому русскому и так хорошо известно из личного опыта.
Естественный вопрос: что же делать нам, православным христианам, народу Божию, всему русскому народу, чтобы этих наказаний избежать?
На протяжении всей этой статьи давались советы, указывались аскетические средства, ведущие именно к этой цели: по возможности избежать соучастия в ритуальных преступлениях, ответственности за них и соответствующего наказания.
Еще раз перечислю эти средства. В отношении к главному нашему греху это: сугубое церковное покаяние в соучастии понуждению Государя к отречению от Престола и его убийству. Совершение дел, противоположных сему греху, т.е. молитвенное обращение за помощью к Государю и его Семье: чтение акафистов им, возгревание в своей душе благоговейного отношения к святой памяти убиенного Царя и его Семьи; участие и содействие всяким делам, способствующим сему: например, богослужениям, собраниям, посвященным соответствующим дням памяти; издание, распространение и чтение книг, газет и т. п. этого направления и неучастие в противоположных делах, например, просмотрах фильмов, телепередач, чтении книг, газет, и т. п., порочащих память Государя, его Семьи, его сподвижников. К должным делам можно отнести и выработку в себе духовного воззрения на монархию и, главное, на Самодержавие как на богоустановленный и богоугодный образ правления. Каждый христианин может продолжить этот список добрых и недобрых дел; я указал лишь направление, дух сего, а буквы каждый может поставить свои, лишь бы они были в том же духе написаны.
Аналогично и в отношении других ритуальных преступлений. Скажем, если мы скорбим об убийстве трех монахов Оптиной на Пасху 1993 года и не желаем быть нравственными соучастниками этого злого дела, то можем молиться о упокоении иеромонаха Василия, иноков Ферапонта и Трофима. А также раба Божия Георгия (Юрия), который был убит ударом иглы в сердце там же на следующую Пасху. Польза душе от этого малого молитвенного подвига очевидна.
