Глядя в широкое, неприметное лицо Дарси, на котором застыла жалобная улыбка, Элен вынуждена была признать, что он стал частью ее жизни.

Дарси наклонился, чтобы ее поцеловать, и ткнулся губами в уголок ее рта. Дарси не привык проявлять свои чувства при посторонних. Он взял черную кудрявую прядь ее волос и задумчиво накрутил на палец.

– Я люблю вас, – сказал Дарси. «Заканчивается посадка на рейс 349 компании «Алиталия». Заканчивается посадка на рейс 349 компании «Алиталия».

Ворвавшийся голос диктора вернул их в переполненный аэропорт, в очередь, которая уже подходила к концу.

– Я знаю, – голос Элен звучал еле слышно. Она посмотрела на ловкие, мозолистые руки Дарси, сжимавшие ее руки, и, запрокинув голову, взглянула ему в глаза. – Я знаю.

Он не стал се больше целовать, а ласково подтолкнул вперед, к пассажирам, стоявшим у барьера. Пэнси и Хлоя, отошедшие от Элен и Дарси на приличное расстояние, с улыбкой переглянулись и приблизились к подруге. Когда Элен посмотрела на Дарси из-за барьера, он помахал ей рукой и отвернулся.

На его лице была написана такая нежность, что она чуть было не кинулась к нему, но стоявшие рядом Пэнси и Хлоя подхватили Элен и повели к выходу на аэродром.

Элен влюбилась в Венецию почти тотчас, как самолет пошел на посадку и сделал последний круг над землей. Внизу мерцали жемчужно-серая вода и огромная равнина в точно такой жемчужной дымке, так что границу между землей, водой и небом определить было невозможно.

Аэропорт был стандартным, но Элен он показался волшебно прекрасным, поскольку на всех вывесках было написано «Венеция».

На «мерседесе» Мейсфилда их встречал шофер, этакая итальянская разновидность Хоббса. Только у итальянца были живые черные глаза, сверкавшие из-под фуражки, и он с откровенным восхищением улыбнулся трем девушкам. В том, как он помогал им сесть в машину, была и официальная учтивость, и приглашение к флирту. Пэнси откинулась на спинку сиденья и довольно вздохнула.

– Ах, как здесь здорово! Жаль только, что мы не можем так и остаться втроем.

Элен промолчала. Она неотрывно смотрела на затянутый тучами горизонт. От аэропорта до города было всего несколько миль. Внезапно они оказались на большом мосту, перекинутом через лагуну. Элен так громко ахнула, что подруги улыбнулись, заметив восхищение, написанное на ее лице. Маслоочистительные заводы и трубы Местре выпускали в небо грязный дым, по обе стороны шоссе тянулись безобразные новостройки, однако впереди мерцала, повиснув между небом и водой, Венеция.

Они пересекли лагуну и очутились в самой гуще транспорта. Шофер крутил руль, жал на гудок и извергал потоки звучных итальянских ругательств.

– Это Трончетто, – сказала Пэнси, и перед ними, как по волшебству, возникла площадь. – Машину придется оставить здесь.

Появилась вереница оливково-коричневых парней, они вынырнули из перепачканных машинным маслом гаражей и взяли у путешественников их чемоданы. Выйдя из машины на яркий желто-лимонный свет, Элен сощурилась. Она стояла на набережной, вымощенной булыжниками, а вокруг везде была вода. На ней плясали солнечные блики, то и дело водную гладь разрезали всевозможные лодки, сновавшие взад и вперед. Возле причала, покачиваясь на маленьких волнах, их поджидала нарядная белая моторная лодка.

Водитель Мейсфилда снял фуражку и кинул ее в лодку. Он провел руками по волосам и широко улыбнулся девушкам, сверкнув белыми зубами.

– Это уже лучше, да? – хихикнув, проговорил он по-английски, когда они залезли в покачивающуюся лодку.

Мотор закашлялся, потом пронзительно заверещал, лодка описала широкий полукруг и, взметая веер брызг, отдалилась от причала.

– Это Гранд-Канал, – шепнула Пэнси, сидевшая рядом с Элен. – Его дальний конец.

Элен была так потрясена, что не успевала воспринимать увиденное.

Они стремительно проносились мимо пыхтящих «вапоретти», лавировали между черными гондолами с высокой кормой. По обе стороны Большого Канала тянулись роскошные мраморные дворцы. В жизни они были столь же прекрасны, как и на картинах: изящные фасады со стрельчатыми окнами, балконы, нависавшие над изгибами канала. Однако теперь Элен стало понятно, что реальная Венеция разительно отличается от воображаемой ею. Элен рисовались прелестные видения, безукоризненно правильные, неподвижные и совершенно безлюдные… Но на самом деле в этом городе так бурлила жизнь, что у нее перехватило дыхание. Люди были везде, и, как повсюду в больших городах, они спешили… но здесь они неизменно улыбались! На прекраснейших палаццо пестрели вывески магазинов, на лотках лежали груды овощей и фруктов, а со старинных балконов свисало мокрое белье. И повсюду на воде искрились солнечные блики.

Впереди над живописным каналом нависала изящная арка.

– Я знаю, что это такое, – Элен улыбнулась Пэнси и Хлое, сидевшим по обе стороны от нее. – Это мост Риальто.

Проехав под мостом, моторка свернула направо и поплыла по более узкому тенистому каналу. Мутная прохладная вода была оливково-зеленого цвета. Элен сразу почувствовала запах, который отныне для нее навсегда будет связан с Венецией. Это был запах влажного моха, холодного камня и каких-то таинственных испарений, поднимавшихся от зеленой воды. Лодка замедлила скорость, вода билась о борт и о набережную, по обеим сторонам канала высились стройные ряды зданий. Они проскользнули под арочным мостом и остановились у каменного причала. Запах Венеции был такой густой и сильный, что Элен казалось, будто можно протянуть руку и потрогать его.

Она подняла голову и увидела старинную металлическую табличку, на которой было написано «Палаццо Кроче».

– Вот мы и дома, – усмехнулась Пэнси. – Если можно так выразиться.

Они пришвартовались к частному причалу, и Пэнси взбежала по выщербленным ступенькам, которые вели в глубь палаццо к другой арке, где в сумерках сиял яркий свет. Арка вела во внутренний дворик палаццо. Элен замерла, любуясь прелестным видом: арка обрамляла его, словно рама.

Стены были обложены молочно-белым мрамором, по всем четырем сторонам на фризах были полуистершиеся красновато-коричневые, бронзово-золотистые и серо-зеленые фигуры. Незрячие мраморные головы спокойно смотрели со стен над окнами, внутренний дворик был выложен большими мраморными плитами, украшенными по краям замысловатым мозаичным узором. Весенний день был восхитительно теплым, но не жарким, однако Элен легко могла себе представить, как прохладно и тихо бывает в этом палаццо знойным итальянским летом.

Мейсфилд и Ким на фоне этого мирного прекрасного дворика смотрелись ужасно нелепо. Казалось, они по ошибке попали сюда с рекламной картинки, на которой изображен дорогой отель с бассейном. Ким возлежала на цветастом шезлонге, обложившись журналами с глянцевыми обложками. Рядом с шезлонгом стоял бокал с каким-то тягучим напитком, в котором плавали ломтики фруктов. Ким сосредоточенно красила лаком ногти. Мейсфилд сидел за белым стальным столиком, заваленным бумагами. Он что-то быстро говорил в диктофон, возле его левой руки лежал радиотелефон.

Увидев Пэнси, он вскочил и заключил ее в свои медвежьи объятия, потом обхватил ее лицо своими грубыми ручищами и начал целовать. Тут не могло быть двух мнений: он был горд и счастлив, что видит свою дочь.

– Малышка! – пробормотал Мейсфилд. – Я люблю тебя, моя маленькая. Стоит мне тебя увидеть, и весь этот вонючий мир озаряется светом.

Мейсфилд снова поцеловал ее и посмотрел по сторонам.

– Где же твои подружки? А, вот они! Что ж, познакомь их со своим старым папашей.

Мейсфилд крепко пожал девушкам руки, губы его улыбались, но то была лишь приветливая маска, и прищуренные глаза, казалось, видели всех насквозь. Он мельком взглянул на Элен, а вот на Хлое задержал свой взор чуть подольше. Хлоя холодно посмотрела на него в ответ. Она сочла его импозантным мужчиной, в нем была даже некоторая брутальность, бычья шея и могучие плечи говорили о недюжинной физической силе, а в лице чувствовалась властность.