Ее прикосновение лишило Клифа последней крупицы самообладания. Одним движением он стянул джинсы, отшвырнул в сторону трусы – и вот он уже на кровати вместе с Эди, обуреваемый одним желанием – обладать ею, сделать ее до конца своей.

Кожа Эди пылала, и чем ниже опускалась рука Клифа – гладила грудь, плоский живот, все ближе подбираясь к лону, – тем жарче становилось пламя; оно пронизывало Клифа, сжигало его. Рот его нашел грудь Эди, губы льнули к соскам, захватывали их и вновь отпускали. Она была мила ему и на вкус, и на ощупь. Клифом владело одно всепоглощающее чувство, время исчезло, осталось лишь это мгновение. Когда наконец он погрузился в ее шелковистое лоно, он понял, что мгновение это было неизбежно, что они шли к нему с того самого дня, когда он впервые увидел Эди.

Эди тесней прижала Клифа к себе, все ее существо нуждалось в нем, она упивалась силой его объятий, пульсирующим пламенем у себя внутри. Они двигались в одном ритме, словно им было не впервой заниматься любовью и их тела научились одновременно давать то, к чему оба стремились.

Эди вновь и вновь шептала его имя, чувствуя, как она приближается… вот-вот достигнет… жгучей вспышки наслаждения, ждавшего ее. Когда наконец Эди поднялась на пик блаженства, затопившего ее потоками огня, Клиф выкрикнул ее имя и расслабился, окутывая ее своим теплом.

Они лежали молча, тела их были по-прежнему вместе, но Эди чувствовала, что Клиф отдаляется, ускользает от нее.

– Клиф, – позвала она еле слышно. Клиф скатился с кровати, протянул руку за трусами, надел их и, не глядя на Эди, быстро натянул джинсы. Только надев рубашку, он наконец посмотрел на нее своими черными бездонными глазами.

– Это была ошибка, Эди. – Поднял руку, чтобы пресечь ее возражения. – Это была серьезная ошибка, и больше она не повторится. Лучшее, что мы можем сделать, – считать, будто ничего не произошло. – Он не стал дожидаться ее ответа, повернулся и вышел из комнаты. Прежде чем Эди успела встать с постели, она услышала стук захлопнувшейся входной двери и поняла, что Клиф ушел.

– Вы не хотите остаться к завтраку?

Клиф удивленно взглянул на Эди. Она удивила его еще несколькими минутами раньше, когда вышла из спальни одетая, сна ни в одном глазу. Прошло два дня после ее свидания с Маркусом… две ночи после… после… Клиф почти не видел ее с тех пор, ни разу не заговорил. Эди ускользала к себе в спальню, когда он заступал на свою вахту, а по утрам он убегал до того, как она успевала встать.

Клиф колебался, раздираемый желанием остаться и подспудным страхом, что его связь с семейством Тернер становится чересчур тесной.

– Оладьи на пахте и настоящий кленовый сироп, – соблазняла его Эди с улыбкой.

Клиф и сам не знал, что подействовало: оладьи или ее улыбка, но его страхи вдруг показались ему пустыми. Судя по всему, Эди сумела выкинуть из головы то, что между ними произошло. Что ж, он тоже сумеет.

– Спасибо. Звучит заманчиво. – Клиф взял свой стул от окна и, поставив его у стола, стал смотреть, как она готовит. Эди двигалась с такой грацией, так проворно выставляла на кухонный стол все нужные продукты, что напоминала молодую ведьму, готовящую чудотворное зелье. Клиф улыбнулся, глядя, как, смешав составные части, она принялась взбивать веничком тесто. В такт движению руки на спине заплясала коса и соблазнительно запрыгали туда-сюда ягодицы. Внезапно Клиф почувствовал, что оладьями его аппетит не утолить.

Он вскочил со стула.

– Я не могу чем-нибудь помочь?

– Можете накрыть на стол, – Эди указала на шкафчик, где стояла посуда. Наливая тесто на сковороду, она украдкой наблюдала за Клифом.

Он двигался с неустанной энергией зверя в клетке, полностью уйдя в свою задачу – как положено накрыть на стол. Эди улыбнулась, увидев, как, закусив нижнюю губу, он тщательно складывает бумажные салфетки и кладет их под вилки. Он казался трогательным, как маленький мальчик, устремивший все внимание на то, чтобы правильно собрать модель самолета.

Внезапно Эди переполнила радость: Клиф с ней. С ней, но не маленький мальчик, а желанный мужчина. Фланелевая рубашка туго обтягивает его, подчеркивая широкие плечи и тонкую талию, узкие джинсы облегают длинные ноги. Когда он повернулся к ней спиной, Эди вспомнила прикосновение его кожи, вспомнила, как идеально сочетались их тела. Эди перевернула оладьи и дала волю воображению. Зажмурилась, наслаждаясь картинами, которые мысленно рисовала себе. Вот Клиф подходит к ней сзади, покрывает поцелуями шею, и она тщетно пытается закончить завтрак. Вот просит забыть про оладьи и, подхватив на руки, несет в спальню, и она тонет в темном пламени его глаз. Эди кинуло в жар от воспоминаний и предвкушения того, что ее ждет.

– Вы всегда доводите оладьи до такого оригинального цвета?

– Ой! – Голос Клифа вернул Эди к действительности. Когда его слова дошли до ее сознания, она взглянула на сковородку и увидела, что от оладий идет дым, а края их почернели. – Черт! – пробурчала Эди и быстро выкинула оладьи в помойное ведро. Ее фантазии чуть не оставили их без завтрака. – Я… я, видимо, отключилась на минуту, – сказала Эди, вспыхнув, и быстро налила новое тесто на раскаленную сковороду.

– Сказать по правде, я удивился, увидев вас в такую рань одетой и бодрой, – сказал Клиф, располагаясь на стуле перед идеально сервированным столом. – Обычно вы выходите из спальни, как робот, у которого разомкнулась цепь.

Эди решила не обращать внимания на последние слова и просто объяснила:

– По субботам я всегда встаю рано. Роза заходит посидеть с бабушкой, а я иду на городской рынок за покупками. Пойдете со мной? – предложила Эди, поддавшись внезапному порыву. – Впрочем, наверно, это глупости, ведь вы устали. – Она виновато улыбнулась. – Я забыла, что, пока я сплю, вы сидите здесь, не смыкая глаз. – Эди хотелось захватить его врасплох, вынудить говорить о той ночи, которую они провели вместе, но она знала: ничто не заставит Клифа продвигаться вперед быстрей, поэтому решила принять его правила игры и делать вид, будто между ними ничего не было.

– Я бы не прочь с вами пойти, если вы не раздумали. – Ответ Клифа был такой же непроизвольный, как предложение Эди. – Я ни разу не был на городском рынке, – добавил он, словно его желание пойти туда объяснялось лишь этой причиной и дело было вовсе не в том, что ему хочется побыть с ней вдвоем, провести в ее обществе еще несколько часов.

– О, это замечательное место. Нигде не достанешь таких свежих овощей и фруктов. Но там продают не только это. Одежда, животные, домашние растения… настоящий супермаркет на открытом воздухе.

– Звучит соблазнительно.

Но думал Клиф совсем о другом, о том, как соблазнительно выглядит сама Эди: глаза сверкают, как топазы, а на щеке – родинка из теста. Поношенные и вылинявшие джинсы сидят как влитые. Можно завидовать джинсам? – спросил себя Клиф. Красновато-коричневый свитер оттеняет бронзовый отлив волос. Клиф оторвал от нее глаза и стал методично складывать заново одну из салфеток, лежащих на столе. Он не хотел думать о том, как привлекательна Эди. Он не хотел задерживаться на мысли о ее разгоряченном теле, о нежной женской плоти, поглотившей его.

– Ну ладно, сейчас я приведу бабушку и мы поедим, – сказала Эди, скидывая со сковороды на большое деревянное блюдо последние оладьи.

Через несколько минут все трое уже сидели за столом, залитым яркими лучами раннего осеннего солнца. Эди не умолкала ни на минуту, хотя болтовня ее была ни о чем. Ела она, как делала все в жизни, со смаком. Бабушка отказалась от еды, утверждая, будто уже завтракала рано утром, однако милостиво им улыбалась и время от времени похлопывала то Эди, то Клифа по руке.

Чарующая сценка, прямо с картины Нормана Рокуэлла, подумал Клиф. Муж, жена, бабушка… не хватает только пухлого малыша в высоком креслице, который размазывал бы сироп по лицу. Да, сцена эта всколыхнула то, что было погребено в самой глубине его души, – тоску по близким, горячее желание делить с кем-нибудь жизнь. Она говорила о любви, о заботах, обещала постоянство. Но его не обманешь. Он знает, что постоянства нет, что это мираж, как привидевшийся в пустыне колодец, и, если он попробует напиться оттуда, колодец тут же исчезнет.