— Да! — выдержав очередной изучающий взгляд собеседника, ответил Джокт. — Меня держат в неведении, а это, мне кажется, большая ошибка!
— Продолжай, — поощрил особист.
— Тут нечего продолжать! Кто-то до меня видел эти же самые звездолеты, слышал такой же звук или зов, как угодно, потом с ними происходили таинственные исчезновения, потом...
— Они появлялись и тут же оказывались «под колпаком», — прервал особист, теперь уже заканчивая до конца, — И больше никто в штабе их не видел. Даже моя контора. Мне кажется, ты слишком хорошо информирован. Не поделишься секретом — откуда?
Ну вот. Влезть в душу, поговорить о том о сем, а после врубить в лоб — откуда? Кто? С какой целью? Извлечь все, чего не смог вытащить из Джокта командующий.
— Мы уже перешли к официальному допросу?
— Пока нет, но...
В этом «но» было и обещание, и угроза, и все, что угодно, кроме понимания.
— Я все уже сообщил заместителю командующего ВКО, гелиокомандору Бисмару. Честно и правдиво. Разве вам неизвестно?
— Странно. — Особист усмехнулся. — Он так не считает... Насчет честности и правдивости. Кстати, это одно и то же, с чего бы тебе повторяться?
У Джокта чуть было не вырвалось, что ему плевать, кто и что считает, и плевать на филологические находки особиста. К счастью, он смог удержаться и промолчал.
— Ладно. Раз ты и так знаешь много, я тоже кое-что расскажу... Активизация «Летучих голландцев» происходит почему-то именно тогда, когда штаб ВКО планирует какую-нибудь крупную операцию.
— И что? Каким боком это касается меня?
— Через одиннадцать, — особист взглянул на часы, — нет, уже через десять дней будет проведена Самая Крупная Операция. И «Летучие голландцы» — тут как тут. Улавливаешь?
Джокт улавливал. Еще бы! Офицер-особист, верный своему делу, так натурально взглянул на часы и так проникновенно сказал про десять дней, что неинформированный поверил бы на раз!
— Ха! Первый контакт произошел давно, да и второй — за одиннадцать дней. А флот всегда проводит какие-нибудь операции. И вместо того чтобы разбираться с загадками Прилива, вы начинаете искать вражеских лазутчиков.
— Это не я! Ты сам так сказал! — довольно хохотнул особист.
— Сам, согласен. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, к чему все идет. Ведь если я не ошибаюсь, ваша служба не занимается изыскательской деятельностью? Нет?
— Не занимается. Тут ты прав. А насчет лазутчика — не угадал. Если бы мне что-то показалось странным даже в твоей улыбке, не говоря о более веских подозрениях, то... Тебя немедленно бы изолировали, нилот Джокт! И наше дальнейшее общение происходило бы в другом месте, независимо, кстати, от пожеланий коменданта «Австралии».
А ведь это уже угроза, понял Джокт! Это уже прямой намек на то, чтобы я стал посговорчивей! И еще... Почему здесь все так не любят Старика?
— Завтра с подъема тебя подвергнут медсканированию, и если что-нибудь...
— Я знаю. Вот когда подвергнут, тогда и поговорим. А сейчас извините, но если это не официальный допрос, мне бы хотелось выспаться. Вдруг снова придется спасать Землю? — сказал Джокт, намекая на результаты предыдущего медсканирования, которое он прошел, будучи еще курсантом.
Особист щелкнул пальцами и неожиданно легко согласился.
— Ты прав. Сначала дождемся результатов, а потом вместе их обсудим. Спокойных снов, пилот!
Офицер ушел. Джокт, не снимая формы, рухнул на широкую гравикойку. И оказалось, что спокойных снов как раз-то и не будет!
В памяти вертелся и вертелся весь этот разговор. Разговор ни о чем, глупые, притянутые за уши подозрения, Альварес, «Хванг», какие-то политические партии, позиции и оппозиции... И можно смело делать вывод, что после Старика особист был вторым человеком, который подтвердил, что в Джокте видят чужого лазутчика. Пусть сделал он это косвенно, не говорил ничего такого в глаза, но этот визит, полуночные разговоры, верчение вокруг да около — они говорили сами за себя. Опять же, что случится, если медицинские приборы найдут что-то необычное? Малейшее отклонение от нормы...
Но как? Почему? Джокт принялся размышлять.
Определенно во всем этом разговоре крылся какой-то смысл. Намеки и еще что-то... Не зря особист поделился с ним дополнительной информацией о предыдущих пилотах, встречавшихся с «Летучими голландцами». Не просто так указал на возможную связь этих встреч с планируемыми операциями. Но почему такое выпало именно ему, Джокту?
Отбросим как уже несущественное. Что случилось, то случилось. Нужно подумать кое о чем другом.
Звездолеты в Приливе были именно такими, какими их мог создать человек. Пусть непохожие на все известные Джокту типы кораблей, пусть превосходящие размерами земные линкоры. Но это явно не техника Бессмертных или каких-нибудь других, пока незнакомых Ино-рас. Очень уж по-человечески выглядела компоновка некоторых блоков и надстроек таинственных «голландцев». В них не угадывалось ни намека на закругленные обводы звездолетов Бессмертных, у которых, кстати, все оружие, раструбы всех излучателей «утоплены» в корпус, поэтому создается впечатление зализанности... Никакой угловатости и геометрического примитивизма. Хотя... Почему бы и нет?
Там, где человечество использовало квадрат и круг, основу геометрии Солнечной, у Бессмертных были ромб и овал. Соответственно все квадратные сечения становились ромбовидными, а круглые — эллиптическими.
Джокт вспоминал, каким прогностическим программам обучали их в Плутонианском институте гравионики...
Представьте себе, — начиналась такая лекция, — что у вас под рукой достаточно мощный вычислительный терминал, содержащий полную базу данных по антропологии и зоологии других земных существ, а также базы данных по механике, архитектуре и всем-всем достижениям человечества.
Первая ступень, первое орудие труда — палка-копалка. Ее можно использовать и в качестве оружия, и как рычаг, и как средство для сбивания высоко расположенных плодов. Потом — веревка. Сначала из каких-нибудь лиан, например из длинной лозы, потом из внутренностей животных. Веревка — это обобщающий термин. Под него подпадает и тетива для лука, и праща для метания, и средство, чтобы прикрепить обтесанный камень к уже имеющейся палке-копалке. Так человек получил топор, копье и молот.
Создание каждого последующего орудия труда напрямую зависит от предыдущего. Появился молот — человек придумал набойки, колья, гвозди и много чего еще. Появился нож, ну или хотя бы каменное скребло, стало возможным качественное ошкуривание убитых на охоте зверей. Шкуры — не только набедренные повязки и накидки, впоследствии это и кузнечные меха для нагнетания жара. И стали возможны изделия из металлов. Естественно, появился молот. Потом прогресс становится лавинообразным. Металлы — это и наконечники для стрел и копий, и кольчуга, и более совершенные орудия труда. Огонь — это приготовление пищи, обогрев и сигнальные костры. А позже — стекло и зеркала.
Чуть раньше было колесо и рыболовная сеть, чуть позже — химия, электричество и фабричное производство мебели.
Выдолбленный древесный ствол, плот с шестом, лодки весельные и лодки парусные, галеры — пароходы — теплоходы — атомоходы. Воздушные змеи на веревочках, фейерверки, воздушные шары — аэропланы — самолеты — звездолеты. Наскальные рисунки углем — и головидение. Шаманские обряды, примитивное мореплавание и караванные переходы — астрономия. Физика и астрофизика. Каменные пещеры, шалаши и небоскребы. Много, много чего! Но!
Основой, первым кирпичиком (забудем пока про веревку, огонь и шкуру убитого животного) остается та же палка-копалка.
А почему? Да очень просто — конечности с развитыми кистями очень замечательно подходили к этой основе. Палку можно было перехватить поудобнее, она хорошо ложилась и ложится в ладонь. Не зря ведь даже обезьяны умеют приспосабливать прутики для поедания муравьев. Втыкают такой прутик в глубь муравейника, а когда достают обратно, на нем полно добычи, и не нужно ловить муравьев поодиночке. Обезьяне остается просто облизнуть свой прутик.
