— Не вижу странности, — заметил Талызин. — Мне представляется естественным, Мариночка, что, раз уж вы ко мне обратились, так расскажете мне всю правду, а не ее обрывки. Я, как никак, тоже профессионал.

Марина покраснела, а Вика поспешила уточнить:

— Конечно, профессионал, и Марина тебе целиком и полностью доверяет. Просто ей жалко девочку, вот и все.

— Да успокойтесь вы обе! — не выдержав, засмеялся следователь. — Если девочка не виновата, так ничего ей не будет. Может, у нее вообще алиби? Завтра воскресенье, а вот в понедельник посажу на это кого-нибудь из своих ребят. Как говорится, не в службу, а в дружбу. Это называется использованием служебного положения в личных целях. Вот до чего вы меня довели!

— На что посадишь ребят? — жадно осведомилась Вика.

— На алиби. Некипелов якобы вел занятия — это надо выяснить у студентов. Андрей Петренко не покидал читального зала — пускай подтвердит библиотекарь. Татьяна Ивановна была на работе — тоже для порядку не мешает подтвердить, хотя в данном случае я уверен. Панин сидел дома, Лидия Петровна тоже. Надо проверить, не видел ли кто, как они выходили. Это же относится к Анне Николаевне, которая была на квартире у матери — причем одна. Так, Гуревич гулял, Кристина должна была сидеть в лаборатории… В общем, работы хватает. А основное — расспросить соседей Бекетова. К сожалению, дом без консьержки, но чем черт не шутит? Вдруг кто видел, как к Бекетову заходили? Вдруг кто узнает кого-то из наших фигурантов?

Марина улыбнулась:

— Значит, Таня вам понравилась? Я недостаточно хорошо ее знаю, но тоже думаю, что она не могла бы… как христианка, и вообще… — Она потеряла сознание, когда я намекнул, что Бекетова могли убить, зато вцепилась в эту мысль мертвой хваткой. Уж больно ей не хочется, чтобы он страдал в аду. Кстати, Марина, а вы знаете, каким образом она за него вышла?

— Я не понимаю… познакомилась с ним и вышла. Она, по-моему, родственница Лидии Петровны. А что?

— Нет, ничего.

Талызину стало приятно, что его догадка подтвердилась. Бекетов способен бросить женщину, но не предать ее. И тут Игорь Витальевич с удивлением поймал себя на мысли, что и сам, подобно большинству, думает об этом человеке в настоящем времени.

— А как вам Лидия Петровна? — неуверенно поинтересовалась Марина. — Вальяжная дама. Очень и очень обеспеченная. На редкость высокого о себе мнения. Вела себя так, будто все мы для нее ничто. Не всегда в это верится. При ее страсти к сплетням трудно представить, что она забыла ваше имя.

— А она его и не забыла, — сообщила Марина. — Она на том дне рождения явно поставила целью меня довести, и, если б Володя постоянно за ней не следил, добилась бы своего. Я ее тоже терпеть не могу, но предпочла бы просто не иметь с ней дела, а не скандалить. В умении скандалить мне с нею соревноваться глупо, все равно проиграю.

— Значит, дамочка мне врала. Любопытный факт! И, кстати, очень настойчиво пыталась обеспечить свое алиби. Убежден, что куда-то она в среду обязательно выходила — хотя, возможно, с Бекетовым это никак и не связано. Еще один любопытный факт — тайком от ее мужа они с Бекетовым перезванивались. По ее словам, он давал ей коммерческие советы. Он что-нибудь понимал в коммерции, Марина?

— Он понимал в жизни. Я вот все думаю — как он мог не догадаться, что его хотят убить? Значит, был слишком занят чем-то другим, а все остальное напрочь выкинул из головы. Иначе не мог не догадаться!

«Был занят тем, что искал способ вернуть тебя», — подумала Вика, в глубине души весьма склонная к романтизму, а вслух произнесла:

— Ну, о чем вы болтаете? Кому сейчас нужна ваша Лидия Петровна? Игорь, надеюсь, ты с Анной-то Николаевной наконец поговорил? Поглядел на нее? Она — убийца?

— Ты, Вика, многого от меня хочешь. Я такие вещи не определяю на взгляд.

— Ерунда! Конечно, это не для протокола, а для себя, но чтобы ты с твоим опытом не мог определить убийцу — вовек не поверю! Не хочешь признаваться, да? Мы тебе все выкладываем, как на блюдечке, а ты нас за нос хочешь водить? Очень честно, нечего сказать!

Глаза жены смотрели требовательно и строго, глаза ее подруги — менее требовательно, однако не менее выжидающе. Правильно утверждают французы, протяни женщине палец — она вытащит скелет!

— Она вам понравилась? — наконец, прервала молчание Марина. — Нет, не понравилась. Она действительно притворщица, изображающая наивную непосредственность. Причем изображает ее не слишком ловко. Наверное, в данную ловушку за всю ее жизнь попался только один человек.

— Да, вы правы. Панин верит ей безоговорочно. А она на деле — женщина весьма разумная и предусмотрительная.

— Разумнее, чем я, — честно доложил Талызин. — У нее сидел Панин, разбирал научное наследие Бекетова, и, пока я его допрашивал, она все тихонечко слушала из-за стенки. Так что отвечали они с редкостной согласованностью.

Вика открыла было рот, но сумела удержаться от комментария. Не дождавшись упреков, ее муж продолжил:

— Что касается моих личных наблюдений за этой дамой… О смерти мужа она скорбит не слишком. Врет напропалую, лишь бы уверить, что он покончил с собой, при этом сама убеждена, что его убили. Не будь так убеждена, не имела бы причины врать. Алиби у нее нет. Ревнива. Корыстна.

— Ну, — поощрила Вика. — Тебе мало?

— Мне много, — возразил ей муж. — Кстати, Марина, она и впрямь не способна разумно себя вести при резкой перемене ситуации. Когда Панин разбил ей монитор, моментально вышла из роли.

— А Панин разбил монитор? — рассмеялась Марина. — Откровенно говоря, вот основная причина, по которой с трудом верю, что он сумел бы совершить убийство. Он бы разбил пузырек. Фантастический человек! Под ним недавно стул развалился, представляете?

— Вполне. Панин тоже явно темнит — то ли отводит подозрение от Анны Николаевны, то ли от себя. Причем, похоже, сговорился с Некипеловым. Они дружны?

— Я бы не назвала это дружбой. У них взаимовыгодное сотрудничество. Причем больше выгоды обычно извлекает Сережа — так уж он устроен. Значит, Аня не показалась вам вероятной убийцей?

Игорь Витальевич пожал плечами.

— По всем параметрам она подходит, но чувства попадания в десятку у меня нет. Она нервничает, хитрит и что-то скрывает, она предпочитает быть вдовой, а не брошенной женой, но если б она совершила убийство, вела бы себя иначе. Договорилась бы с матерью об алиби, например.

— Не догадалась договориться, — предположила Вика. — И вообще, она думала, все верят в самоубийство.

— Она не могла так думать. Она проговорилась, что знала о моих вчерашних расспросах. Будучи разумной и предусмотрительной, должна была срочно позаботиться об алиби и вообще получше продумать линию поведения. Позволить мне застать у нее бывшего мужа… Конечно, для его появления был предлог, и все же неумно. Хотя преступники часто допускают ляпы. Не знаю. Скорее уж Панин… в тихом омуте черти водятся… Он очень ее любит и уверяет, что совсем не обиделся на ее уход. Это так?

— Не знаю, Игорь Витальевич. Он скрытный человек. Внешне — не обиделся. — А вот на то, что ее бросают, мог и обидеться. Хотя мне показалось, к Бекетову он искренне привязан и даже не завидует ему.

Талызин вспомнил, как спрашивал Панина, действительно ли у Бекетова началась деградация интеллекта, и Николай Павлович не смог заставить себя ответить «да». Некипелов смог, вдова смогла — и даже с легкостью обвинила мужа в импотенции, — а вот у Панина язык не повернулся оскорбить учителя. Хотя, судя по словам Петренко, определенные основания для подобного утверждения имелись. Петренко сказал, Бекетова перестало осенять. Интересно, правда ли это? Хочется верить, что нет, просто парень по приезде из Америки мало общался с руководителем, а тот успел увлечься другой темой. Странно, почему это представляется настолько важным? Почему обидно даже предположить, что ум совершенно чужого и во многом неприятного человека с возрастом ослаб? Может, потому, что и сам не молодеешь?