— То есть у Даши с Денисом алиби шаткое, — резюмировала Марина, — а у остальных вообще никакого.

— И, к сожалению, это вовсе ничего не значит, — добавил следователь. — Предположим, алиби понадобилось бы мне, и что? Его тоже некому было бы подтвердить. Дочь замужем, живет отдельно, а мой Барсик тоже в свидетели не годится. Барсик — сиамский кот.

«А жена?» — подумала Вика, однако спросить не решилась. Зато решилась Марина.

— Жена умерла восемь лет назад, — вздохнул Талызин, — так что живу бобылем. Короче, отсутствие алиби ничего не значит, равно как и его наличие. Даша и Денис наверняка охотно приврали бы друг ради друга.

— А мама — ради меня, — добавила Марина. — Только я Кирилла все равно не убивала. А что говорит Наташа? Почему у нее свет не горел?

— Говорит, была дома, а подробностей не помнит, поскольку находилась в прострации. И времени тоже не помнит.

— То есть реально вполне могла быстренько вернуться в студию, спихнуть Кирилла и прибежать домой.

— И Галина Николаевна тоже могла! — заявила Вика. — На нее это больше похоже. Не верю я, чтобы Наташа разбиралась во всяких блоках.

Марина подняла голову:

— Да, про это я забыла. Интересно, испугался бы Кирилл Дениса или нет? Возможно, мы все-таки зря набросились на женщин? Ум за разум заходит! Да еще этот нерешенный вопрос с Тамарой Петровной. Что с ней творится что-то неладное, совершенно точно, а причин я не вижу.

Вика с огромным трудом удержалась, чтобы не поделиться сведениями об уходе своей незаменимой помощницы из студии. Обойдутся! Этой парочке скажи, так они навесят на человека все грехи. Хотя Марина права, с Тамарой Петровной творится неладное…

Последняя мысль осталась наиболее сильным впечатлением от беседы, ее страшно хотелось обсудить, но было не с кем. Слава богу, гости скоро удалились, и риск выдать секрет исчез, зато начали терзать сомнения. А вдруг странное заявление Тамары Петровны и впрямь связано с убийством? Разумеется, в любом случае Вика вовсе не хотела, чтобы бедную женщину арестовали. В конце концов, погибших этим не вернешь, а она сделала для студии столько хорошего! Однако проблема в том, что могут арестовать невиновного. Если уж Талызину непременно надо кого-то посадить, так лучше пусть посадит преступника, правда? А ему точно надо, он настроен решительно. Как же ей, бедной Вике, в подобной ситуации разумнее всего поступить?

Тут она бодро тряхнула головой и, опровергая народную мудрость, утверждающую, будто на ошибках учатся, отправилась к Тамаре Петровне домой.

Следователь не соврал — у той действительно жил карликовый пудель, очаровательный и до предела жизнерадостный, чего нельзя было сказать о его хозяйке. Выглядела она ужасно и была мрачна. Удивительно, что смерть несчастного Евгения Борисовича вызвала у нее скорее оживление, даже почти радостное, а вот гибель Кирилла задела всерьез. Казалось, они не особенно благоволили друг другу.

— Вам же нельзя волноваться, у вас давление, — с порога попеняла Вика.

— Не у всех у нас крепкие нервы, — отрезала собеседница и смолкла. Она явно не собиралась поддерживать светский разговор, и Вика решила обойтись без церемоний. В конце концов, они знают друг друга не первый день!

— Тамара Петровна, — сбивчиво начала она, — я, конечно, лезу не в свое дело, но… У вас что-то случилось, да? Вы бы мне объяснили все, как есть. Я никому не скажу, если не будет совершенной необходимости, честное слово! Ну, зачем нам с вами эти недомолвки! Какой от них толк? Это с чужими, я еще понимаю, а нам-то с вами зачем?

— Ну, — растерянно заметила Тамара Петровна, — есть вещи, в которых лучше не быть уверенным до конца.

— Нету таких вещей, — убежденно возразила Вика. — Разве это лучше — не быть уверенным? Не понимаю я этого.

Тамара Петровна вдруг резко подняла голову, глянула гостье в лицо и почти побежала к шкафу. Вынув что-то из стопки белья, она протянула это Вике. Та не без удивления взяла — и вскрикнула от восторга.

— Господи, Тамарочка Петровна, где ж вы его нашли? Я без этого блокнота, как без рук. Я ведь сюда выписывала телефоны всяких шишек, которых приглашала на премьеру, а потом взяла и его посеяла. Вы представляете, какой труд был бы все это заново собирать? Да еще удастся ли по второму разу! Вы действительно мой добрый гений.

— Я нашла его в подсобке.

— Сегодня?

Тамара Петровна странно посмотрела и объяснила:

— Нет, не сегодня. Неделю назад.

— Жаль, что вы не вспомнили про него сразу, я, честно говоря, обыскалась. Нет, нет, не подумайте, что я ругаюсь, — спохватилась Вика, — наоборот, я понимаю, нам всем было не до того, и вы забыли. Интересно, как я могла потерять его в подсобке, вот уж не думала…

— Мне тоже интересно, — без малейшего выражения известила собеседница.

Лишь тут до Вики стало что-то доходить.

— Погодите, — произнесла она, — неделю назад… В день премьеры, да?

— Да. Точнее, вечером того дня. Сразу после убийства.

— После убийства? Но… после убийства его взяла бы милиция, они там все осматривали. Вы что-то путаете, Тамара Петровна.

— Я нашла его раньше.

— Раньше убийства?

— Нет, раньше милиции.

— Так вы были там раньше милиции? — осенило, наконец, Вику. — И видели… тело?

— Да. Я зашла в подсобку чуть успокоиться, была очень возбуждена, а там… это. И еще блокнот. Я подобрала его и ушла, и сделала вид, что не заходила. Я всегда восхищалась вами, Виктория Павловна. Вашим характером, вашей энергией, вашим талантом. Я и теперь, несмотря ни на что… Я сегодня постаралась убедить милиционера, что, хотя фонарик числится вашим, пользовались им все подряд. Кажется, он поверил. Это ведь все-таки не блокнот, а вещь более общего плана, на нее можно посмотреть сквозь пальцы… Но работать с вами я больше не стану. Простите. Всему есть предел.

Сперва Вика чуть было не обиделась, даже демонстративно и не слишком воспитанно постучала сама себя пальцем по лбу, а потом вдруг развеселилась. В день смерти хорошего знакомого хихикать вроде бы неуместно, однако сдержаться было невозможно. Тамара Петровна с ужасом за ней наблюдала, пока потенциальная убийца не отсмеялась и не сообщила убежденно и твердо:

— Вот что бывает, когда люди выдумывают всякие сложности там, где их нет.

Вы подозревали меня, я вас, а надо было сразу поговорить по-человечески, да и с плеч долой. Я лично никого не убивала, а вы?

— И я тоже, — растерянно заверила собеседница.

— Вот видите, как хорошо. Вы решили, раз там мой блокнот, так это обязательно сделала я?

— Вы с ним ссорились…

— С ним все ссорились. Ой, Тамара Петровна, — обрадовалась Вика, — какая вы хорошая! Вы решили меня не выдавать, да? Спасибо! Слава богу, этого было не надо, но мне ужасно приятно знать, что вы бы меня не выдали. А как вы думаете, мне рассказывать теперь про блокнот Талызину или нет? Я имею в виду… ну, он может обидеться, что вы сразу ему все не рассказали… Может, мне придумать, что это я была после убийства в подсобке и нашла блокнот, как вы считаете? Нашла и испугалась признаться, а теперь вот признаюсь. Пусть меня и ругает, мне наплевать, а у вас давление. Или вообще все скрыть? Он очень хороший человек, но все-таки следователь, поэтому к нему надо относиться снисходительно. Он не может вести себя, как нормальные люди, понимаете?

Тамара Петровна взяла да заплакала.

— Я так устала за это время, — всхлипывала она. — Все врала, врала, и думала, думала… Вы бы рассказали ему, как есть, Викушка, раз это не вы… Мне будет легче на душе.

— Ну, конечно, — поспешила заверить Вика, обнимая помощницу. — Сейчас же поеду и все расскажу. И пусть только попробует вас обидеть, мало ему не покажется!

Собеседница по-прежнему рыдала, но Вика знала простой способ это прекратить. Уж в подобных делах она имела огромный опыт!

— Тамарочка Петровна, — обратилась она, — вы у нас самая наблюдательная, и только вы можете мне помочь. Никто не знал про Кирилла с Наташей, а вы ведь знали, правда?