В 1937 году в результате произвола, порожденного культом личности Сталина, были оклеветаны и погибли многие преданные делу партии работники, коммунисты и беспартийные. Большие потери в кадрах командного состава понесла и наша артиллерия. Много опытнейших командиров было дискредитировано, опорочено, уволено из рядов армии и репрессировано.

В середине декабря я послал личное письмо Народному комиссару обороны, в котором взял под сомнение огульные обвинения комсостава артиллерии и привел для примера десять фамилий хорошо мне известных командиров, которые подлежали увольнению из армии. За них я ручался головой, просил вмешаться и оказать помощь. По моему настоянию все десять артиллеристов были оставлены в армии. Впоследствии, в годы Великой Отечественной войны, они зарекомендовали себя отличными боевыми командирами.

Излишняя подозрительность доходила до нелепостей. Из одного военного округа пришло, например, донесение, что штыки у пехотных винтовок стали гнуться, они явно "вредительские" и для боя не пригодны. Специальная комиссия из Москвы на месте установила, что шум о негодных штыках поднял какой-то оружейный техник. Однажды ему взбрело в голову зажать конец штыка в больших стационарных тисках и попытаться, опираясь всем телом на ложе винтовки, погнуть штык. Это ему удалось. Вот и поднялась тревога. После тщательной проверки комиссия установила, что штыки имели большой запас прочности и были вполне пригодны для боя.

В одном из отдаленных военных округов получили рабочие чертежи деревоземляных блиндажей для полигонов. Начальник артиллерии округа заявил, что эти чертежи, поступившие из инженерного ведомства, являются вредительскими. Я затребовал их. Блиндажи для размещения полигонных команд, наблюдающих за ходом стрельб, должны были надежно выдерживать одно прямое попадание 152-миллиметрового снаряда. По документам же было установлено, что блиндажи разрушались лишь при третьем, четвертом и пятом прямых попаданиях. Таким образом, их прочность оказалась выше возможных ожиданий. Пришлось разъяснить всю нелепость и вздорность обвинений. Как виновато и неловко себя чувствовали потом эти "искатели вредительства"!

Артиллерийские училища нуждались в добротных стабильных учебниках. Было решено создать учебник "Артиллерия" в 10-12 книгах. Коллектив авторов возглавил отличный знаток артиллерии, один из старейших военных педагогов А. Д. Блинов. В процессе работы над учебником я предложил, прежде всего, издать первый, вводный том, в котором собрать все важнейшие сведения об артиллерии. Расчет был такой: в случае надобности в ускоренной подготовке командиров-артиллеристов этот том должен обеспечить прохождение курса обучения по сокращенной программе.

Все издание несколько затянулось, но хорошо уже то, что первый том вышел из печати накануне Великой Отечественной войны. Он сыграл большую роль в подготовке молодых артиллерийских командиров для фронта.

На Дальнем Востоке

В конце июля 1938 года японцы начали провокации у озера Хасан. С началом военных действий в этом районе нарком обороны предложил мне вместе с группой офицеров выехать на Дальний Восток, чтобы оказать необходимую помощь артиллерийским частям. Может случиться, что к нашему приезду боевые действия уже закончатся (нарком приказал ехать поездом). Тогда мы должны будем провести проверку боевой подготовки войск Дальнего Востока вдоль всей границы от Благовещенска до острова Русского на Тихом океане. Одновременно с теми же задачами туда направлялась группа общевойсковых командиров во главе с начальником управления боевой подготовки В. Н. Курдюмовым. Мы решили объединиться и работать совместно.

Прибыв в Хабаровск, мы узнали об успешном окончании боев в районе озера Хасан. Командующий войсками Дальнего Востока Маршал Советского Союза В. К. Блюхер рассказал нам, как развивались события.

Советские воины проявили беспримерный массовый героизм. Оказались на высоте и наши командиры. И все же в ходе боев вскрылись существенные недостатки в обучении войск. Прежде всего, мобилизационная готовность частей была недостаточно высокой. Как отмечал позднее нарком обороны, действия войск не были молниеносными и четкими, в особенности в организации взаимодействия и нанесения концентрированного удара. В боевой подготовке допускалось много условностей. Недостаточно четко работали штабы.

Я спросил Василия Константиновича:

- Что нового было обнаружено в действиях японской артиллерии?

Он ответил, что противник прибег к новинке: стрельбой отдельными орудиями вводил в заблуждение наших командиров, и потому мы посчитали, что у него больше артиллерии, чем было на самом деле... Я взял со стола командующего наш новый боевой устав артиллерии и прочел статьи, в которых говорилось о действиях кочующих орудий. Это оказалось для него не меньшей новостью. В том была и моя вина: я не принял мер, чтобы в достаточной мере познакомить общевойсковых командиров с нашими новыми артиллерийскими уставами.

Работали мы напряженно. На автомашинах, поездах, верхом на лошадях, на полуглиссерах, лодках, пешком добирались до самых отдаленных гарнизонов. Проверяли строго и сразу же оказывали помощь в устранении недочетов.

В ряде частей и подразделений процветали условности и упрощенчество в боевой подготовке. Например, артиллерия одной из стрелковых дивизий проводила учебные стрельбы прямо из своего лагеря, занимая огневые позиции возле передней линейки. Наблюдательные пункты располагались на небольшом удалении впереди. Стрельбы велись в район полигона, где была установлена постоянная мишенная обстановка.

Когда мне стало известно об этом, я поставил начальнику полигона задачу: выбрать в тайге удобный район для создания новой мишенной обстановки, а места для огневых позиций вынести на 20-25 км от лагеря, причем всю эту работу провести в строгой секретности.

Когда новый район для стрельбы был подготовлен, за три часа до рассвета раздался сигнал боевой тревоги. Артиллерийские части и подразделения двинулись; маршем в тайгу. В заданном районе они развернулись, командиры доложили о готовности к открытию огня. Я дал указание начать пристрелку реперов. Через 15-20 минут посыпались доклады о том, что пристрелка произведена. Однако за это время не раздалось ни одного выстрела, никто не видел ни одного разрыва: все производилось "условно". Я отдал приказ провести пристрелку боевыми выстрелами. До сих пор помню растерянность командиров. Стрельба шла медленно, общепринятые нормы не соблюдались.

К концу учения начался сильный дальневосточный ливень. Дороги стали ужасными. Ночной марш в таких условиях был нелегок. Артиллеристы на опыте убедились, что учиться, как раньше, нельзя.

Надо все же отдать должное дальневосточникам: в большинстве частей и подразделений учеба была поставлена по-настоящему, уставные требования и инструкции выполнялись строго.

Тщательная проверка боевой подготовки, а затем повторный контроль встряхнули всех. А мы, возвратившись в Москву, доложили о том, с чем встретились в дальневосточных войсках. В армии развернулась борьба с упрощенчеством в боевой подготовке. Занятия и учения стали все чаще проводиться в условиях, близких к боевым.

В эти годы все более широкое хождение приобретали взгляды о том, что мы будем вести наступательные бои на территории врага с "малой кровью". Поэтому мало внимания уделялось отработке оборонительного боя. Были сильны тенденции к линейному построению обороны, недооценивалось создание глубоко эшелонированных оборонительных полос и опорных пунктов. Все эти недостатки обнаружились, к сожалению, поздно,- когда устранение их потребовало огромного напряжения и жертв.

Халхин-Гол

В июне 1939 года империалистическая Япония внезапно напала на дружественную нам Монгольскую Народную Республику. Монгольские и советские войска вступили в бой с агрессором. Группа ответственных работников наркомата обороны во главе с заместителем наркома Г. И. Куликом была направлена в район Халхин-Гола. В состав этой группы вошел и я.