Действительно, на балкон вышел Владимир Ильич. Мы с отцом не смогли пробиться поближе. Как ни напрягал я слух, многое из речи Ленина услышать не удалось. Помнится, Ленин закончил свою речь словами "Да здравствует социалистическая революция!" под аплодисменты и одобрительные возгласы всех собравшихся. Уходя, отец очень жалел, что мы опоздали занять место поближе к балкону.
С содержанием ленинских Апрельских тезисов меня познакомил А. И. Архаров. Через несколько дней он дал мне номер "Правды", где подробно рассказывалось о задачах пролетариата в революции.
События нарастали. Я был свидетелем демонстрации под лозунгом "Долой десять министров-капиталистов!" и расстрела демонстрантов на Невском проспекте в июле. Реакция стремилась покончить с революцией. Но трудовой люд шел за большевиками, накапливал силы.
Тем временем у меня прибавилось хлопот. Я остался без работы. В бесконечных поисках заработка целые дни бродил по городу. В конце концов, простудился и заболел воспалением легких.
Лежал с высокой температурой и прислушивался к шуму, доносившемуся с улицы. Там шел бой. Слышалась пулеметная стрельба, орудийные выстрелы. Вечером на минуту заглянул отец, радостный, взволнованный.
- Социалистическая революция свершилась! Понимаешь, что это значит? Новой жизнью теперь заживем! - Лицо отца стало серьезным.- Но бороться нам еще придется. Теперь задача - удержать завоеванное, сделать все, чтобы не повторился девятьсот пятый год.
Народ был готов с оружием в руках защищать революцию. В Петрограде продолжали создаваться красногвардейские отряды. Как только я выздоровел, мне тоже захотелось вступить в Красную гвардию. Посоветовался с отцом. Он одобрил мое решение и тут же дал совет: сначала подучиться военному делу.
- Ты сдал на аттестат зрелости. Республике нужны грамотные люди. Если станешь красным командиром, уверяю тебя, сумеешь принести больше пользы Советской власти.
Отец дал мне газету, в которой было напечатано объявление об открытии в Петрограде командных артиллерийских курсов в здании бывшего Константиновского артиллерийского училища.
- Попробуй поступить туда, - сказал отец.
Далеко за полночь затянулась наша беседа. Впоследствии отец любил напоминать о том, что именно он указал мне путь в артиллерию.
Утром с замирающим сердцем открыл я большую дубовую дверь старинного училища. Дежурный направил меня к комиссару Джикия. Тот встретил приветливо, подробно расспросил и сказал:
- Такие, как ты, нам нужны. Будешь принят. Но прежде принеси рекомендации от двух членов партии. Можно и так: одна рекомендация от члена партии, вторая - от организации, стоящей на платформе Советской власти.
Я выбежал на улицу с желанием как можно скорей добыть требующиеся документы. Но А. Н. Плаксина в Петрограде не оказалось. На счастье, быстро разыскал А. И. Архарова, и он охотно написал рекомендацию.
- Но этого мало. Нужно две,- смущенно сказал я и объяснил условия, выдвинутые комиссаром курсов.
- Тогда пойдем на Обводный канал и там все устроим,- ответил Архаров.
На Обводном канале в клубе имени Карла Маркса меня по предложению Архарова приняли в члены клуба и выдали рекомендацию для поступления на курсы.
Во второй половине того же дня я вручил тов. Джикия рекомендации и свое заявление, а он немедленно написал резолюцию: "Принять, выдать обмундирование и зачислить на котловое довольствие".
Итак, я стал курсантом. Форма у нас была старая, юнкерская, но без погон. На фуражке с традиционным черным околышем старая солдатская кокарда была тщательно замазана красной краской. Новые шинели до каблуков, шпоры с хорошим звоном, четкая строевая выправка курсантов - все это дало повод горожанам называть нас "ленинскими юнкерами".
"Ленинские" - это было приятно, но юнкерами мы себя не признавали.
На одном из первых занятий преподаватель два часа стоял у доски и с помощью чертежей пояснял, что такое прицельные приспособления и их главная часть - панорама. Я ничего не понял и сразу приуныл: сумею ли постигнуть все эти артиллерийские премудрости? Может, лучше было бы определиться в кавалерию?
Через несколько дней эти сомнения отпали. Однажды нас выстроили в манеже. Напротив стояли коноводы с верховыми лошадьми. Преподаватель после краткого вступления подошел к правофланговому вороному коню, лихо сел в седло и стал показывать элементарные приемы управления лошадью. Конь оказался очень беспокойным, горячим и все время стремился сбросить всадника. Преподаватель был опытный кавалерист и заставил животное слушаться повода. Когда показ был завершен, раздались команды: "Смирно!" и "По коням!".
Каждый курсант получил коня, мне, как правофланговому, пришлось подойти к тому, с которого только что ловко соскочил преподаватель. И надо же было так случиться, что этот упрямец достался мне! Много пришлось проявить самообладания и упорства, чтобы усидеть в седле. Хотя я впервые в жизни сел на оседланную лошадь, у меня получалось не хуже, чем у других. Это ободрило меня.
Занятия по прицельным приспособлениям возобновились уже не на доске преподаватель принес в класс настоящую панораму. Все сразу стало ясно и понятно. Устройство панорамы и правила пользования ею были усвоены на всю жизнь.
Наши курсы принимали участие в первомайской демонстрации 1918 года на Марсовом поле (ныне Площадь жертв революции). Меня назначили командиром орудия. С какой гордостью и уверенностью я провел свое орудие по Троицкому (ныне Кировскому) мосту и Марсовому полю! Подо мной был тот же красивый вороной конь, на которого я садился на первом занятии.
Артиллерию изучал с увлечением. Хорошие результаты показывал в стрельбе из боевой винтовки и из револьвера (опыт охотника пригодился!), метко бросал гранаты.
Мы, курсанты, нередко несли караульную службу у важных объектов и участвовали в нарядах по городу. К этим обязанностям относились со всей ответственностью. Мы знали, что наши братья по оружию - бойцы отрядов Красной гвардии и только создававшейся Красной Армии - ведут непрерывные бои с белогвардейцами. Обстановка требовала высокой бдительности и постоянной боевой готовности.
По субботам и воскресеньям нас на несколько часов отпускали в город. Как-то в июле я был в таком отпуску. Неожиданно мне встретились усиленные патрули Красной гвардии. Прохожие говорили об убийстве германского посла. Я решил немедленно вернуться на курсы. Там было неспокойно. В вестибюле у лестницы стоял наряд вооруженных курсантов с двумя пулеметами. Мне сразу выдали винтовку, боевые патроны и две ручные гранаты. В это время на улицах города уже слышалась перестрелка.
Вскоре курсантов выстроили в Белом зале училища. Перед ними выступил секретарь райкома партии с краткой и взволнованной речью. Он рассказал, что в Киеве левые эсеры с провокационной целью убили германского посла Мирбаха, а в Петрограде начали восстание.
- Вы слышите стрельбу? Это идет бой у здания бывшего Пажеского корпуса на Садовой улице, где засели эсеры,- сказал секретарь райкома.- Нам нужен небольшой, но смелый и решительный отряд курсантов-добровольцев в пятьдесят человек.
- Для выполнения боевого задания, добровольцы, пять шагов вперед! раздалась команда.
Из строя вышли десятки курсантов. Мы без промедления направились на Литовку, к дому Перцова, где находился штаб левых эсеров. Разделившись на два отряда, курсанты по двум переулкам вышли на Лиговку. В те минуты улица показалась нам очень широкой и открытой, а дом Перцова - настоящей крепостью. Из открытых окон торчали стволы пулеметов, все входы были наглухо закрыты.
Оба наших отряда без выстрелов, с громким криком "ура" бросились в атаку. Мы мгновенно пересекли улицу, разбили двери прикладами винтовок и ворвались в здание. Восставшие, видимо, не ожидали таких решительных действий, растерялись и почти не оказали сопротивления. Мы захватили пулеметы, много винтовок, ручных гранат, большие запасы патронов. Утром нам объявили благодарность, и каждому курсанту, участвовавшему в разгроме штаба левых эсеров, выдали по полфунта хлеба, четыре золотника сахару и банку мясных консервов на четверых. Мы очень гордились этим первым своим успешно выполненным заданием.