– Во всяком случае, ночью, наверное.

– Ясно, что ночью, но я спрашиваю, во сколько часов.

– Чтобы точно сказать, надо хорошенько подумать, – продолжала твердить хозяйка.

Полицейский задавал вопросы исключительно ради формальности, его совершенно не интересовало, когда вор забрался в дом. «Говорите все, что придет вам в голову», – думал он, но хозяева продолжали свой бесполезный диалог, и он, вконец раздосадованный, сказал:

– Значит, время кражи неизвестно.

– Да, конечно, – как всегда, неопределенно ответил хозяин.

Полицейский даже не улыбнулся.

– Тогда подайте жалобу: «Такого-то дня, такого-то месяца тридцать восьмого года Мэйдзи [124] вор там-то и там-то открыл ставни, пробрался туда-то и туда-то и похитил из вещей то-то и то-то, о чем и подаю настоящую жалобу». Не заявление, а жалобу. Адрес можно не указывать.

– Вещи описывать подробно?

– Да. Например: кимоно столько-то, цена – такая-то… Нет, нет, заходить в дом не буду. После кражи мне там нечего делать, – заявил полицейский тоном, не терпящим возражений, и удалился.

Хозяин поставил посреди гостиной письменный прибор, подозвал жену и объявил ей:

– Сейчас я буду писать жалобу об ограблении, перечисляй по порядку украденные вещи. Ну, давай.

– Фу, как нехорошо. Что значит «давай»? Будете так командовать, вам никто ничего не скажет, – проворчала хозяйка, тяжело опускаясь на циновку. Она была одета в кимоно, подвязанное узким пояском.

– Что у тебя за вид? Ты выглядишь, как самая последняя проститутка с постоялого двора. Почему не надела оби? [125]

– Если не нравится, купите новый. Называйте меня как угодно, но я не виновата в том, что у меня украли оби.

– Даже оби украл?! Вот прохвост. Тогда начнем прямо с оби. Который?

– Который? Вы говорите так, словно у меня их несколько. Двойной оби, с одной стороны атласный, с другой крепдешиновый.

– Так… «Двойной оби, с одной стороны атласный, с другой крепдешиновый, один»… Сколько он примерно стоит?

– Йен шесть.

– И ты имеешь нахальство носить такие дорогие оби? Теперь будешь покупать по полторы йены, не дороже.

– Попробуйте найдите за такую цену. Вы просто бесчеловечны. Лишь бы вам было хорошо, а жена пусть ходит как самое последнее чучело.

– Ну, ладно, ладно. Что там дальше?

– Шелковое хаори. Я его получила в память о своей покойной тетушке Коно. Шелковое-то оно шелковое, но только этот шелк не такой, как сейчас.

– Обойдусь и без твоих разъяснений. Цена какая?

– Пятнадцать йен.

– Хаори по пятнадцать йен нам не по карману.

– А вам-то не все ли равно, ведь не вы же покупали.

– Что еще?

– Черные носки, одна пара.

– Твои?

– Ваши. Двадцать семь сэн.

– Дальше.

– Ящик дикого батата.

– Даже батат унес? Что он с ним будет делать, сварит или приготовит суп?

– Не знаю, что будет делать. Сходите к вору и спросите его.

– Сколько он стоит?

– Цены на дикий батат я не знаю.

– Тогда напишем двенадцать с половиной йен.

– Вы с ума сошли. Дикий батат, пусть он даже привезен из Карацу, не может стоить двенадцать с половиной йен.

– Но ты же сама сказала, что не знаешь.

– Не знаю. Правильно, не знаю, но двенадцать йен пятьдесят сэн не может быть.

– Вот и пойми: «Не знаю, но двенадцать йен пятьдесят сэн – не может быть». Никакой логики. Ты самый настоящий Константин Палеолог [126].

– Что, что?

– Константин Палеолог.

– А что это такое – Константин Палеолог?

– Не важно. Что там у нас дальше… Ты еще из моих вещей ничего не назвала.

– Не важно, что дальше. Скажите-ка лучше, что значит Константин Палеолог.

– Ничего не значит.

– Как будто уж нельзя объяснить. Зачем вы морочите мне голову? Знаете ведь, что человек не понимает по-английски, и говорите всякие нехорошие слова.

– Не болтай глупостей. Скорее говори, что дальше. Надо побыстрее написать жалобу, а то не найдут наших вещей.

– Теперь уже все равно не успеем. Лучше объясните, что такое Константин Палеолог.

– Ох и надоедливая ты! Я же сказал, что ничего это не значит.

– Ах так! Ну, тогда и я ничего не скажу вам.

– Дура упрямая! Делай как знаешь. Жалобу об ограблении я тебе писать не буду.

– А я вам не скажу, какие вещи украли. Вы сами взялись составлять жалобу, я вас не заставляла, можете и не писать, не заплачу.

– Ну и не буду. – И, вспылив, хозяин, по обыкновению, закрылся в кабинете. Хозяйка перешла в столовую и села перед шкатулкой с рукоделием. Оба в течение десяти минут сидели молча и метали злобные взгляды на разделявшие их сёдзи.

Вдруг дверь широко распахнулась, и в комнату бодрым шагом вошел Татара Сампэй-кун, подаривший дикий батат. Татара Сампэй-кун когда-то был в этом доме сёсэем, но несколько лет назад окончил юридический факультет и теперь служит в управлении рудниками при какой-то компании. Он тоже был по натуре дельцом, последователем Судзуки Тодзюро-куна. В память о прежних временах он время от времени навещал жалкую лачугу, где когда-то был сёсэем, и проводил здесь воскресные дни; в этой семье он чувствовал себя легко и свободно.

– Хороша сегодня погодка, хозяюшка, – произнес он с акцентом, не то карацуским, не то еще с каким-то и уселся перед хозяйкой.

– О Татара-сан.

– Сэнсэй ушел куда-нибудь?

– Нет, он в кабинете.

– Сэнсэй все занимается, даже по воскресеньям, подумать только! Ведь это же вредно.

– Вы скажите об этом самому сэнсэю.

– Да, да, конечно… – проговорил Сампэй-кун, а потом, оглянувшись по сторонам, произнес, не то обращаясь к хозяйке, не то к самому себе: – Что-то сегодня девочек не видно.

И в ту же минуту из соседней комнаты прибежали Тонко и Сунко.

– Татара-сан, а суси [127] сегодня ты принес? – требовательно спросила старшая дочь учителя, как только увидела Сампэй-куна, вспомнив об обещании, которое он дал им в прошлый раз.

– Вы не забыли еще? А я сегодня не принес, в следующий раз обязательно принесу, – признался Татара-кун, почесывая голову.

– Фу-у, – разочарованно протянула старшая. Глядя на нее, младшая тоже сказала: «Фу-у». Настроение у хозяйки немного улучшилось, и она даже слегка улыбнулась.

– Суси у меня с собой нет, но вот дикий батат я приносил. Вы кушали его?

– Дикий батат? А что это такое? – спросила старшая.

– Дикий батат? А что это такое? – Младшая сестра не отстала от старшей и на этот раз.

– Еще не пробовали? Попросите маму, чтобы она побыстрей сварила. В Карацу дикий батат не такой, как в Токио, – произнес Сампэй-кун с гордостью за свою родину. Хозяйка только теперь сообразила, что надо поблагодарить за гостинец.

– Спасибо вам, Татара-сан, вы очень любезны. Да еще так много привезли.

– Ну, и как? Пробовали? Я специально заказал ящик, чтобы батат не побился. Наверное, хорошо сохранился.

– Вы старались-старались, а его вчера вор украл.

– Вор? Вот дурак! Неужели он так любит дикий батат! – восторженно воскликнул Сампэй-кун.

– Мама, у нас ночью был вор? – спросила Тонко.

– Да, – коротко ответила мать.

– Вор был… а что дальше… Какой он? – принялась допытываться Сунко.

Хозяйка не знала, как отвечать на столь необычный вопрос.

– Страшный, – сказала она и посмотрела на Татара-куна.

Тонко не унималась:

– Страшный? Такой, как Татара-сан? – спросила она с детской непосредственностью.

– Что такое? Как можно быть такой невежливой.

– Ха-ха-ха, неужели я такой страшный? Ну и ну, – воскликнул Татара-кун и почесал затылок. На затылке была лысина диаметром ровно в один сун. Лысина появилась месяц назад, и Татара-кун лечился у врача, но дело шло на поправку, кажется, не очень быстро. Первой лысину заметила Тонко.