– Мы этот вариант предусмотрели тоже, – заверил полковник. – Кардашева ваши люди ведут. – Розум кивнул. – Сейчас опера проверяют записи камер слежения гостиницы и ресторана. Что-то конкретное, я думаю, смогу доложить к вечеру.

В десять пятнадцать Кардашев позвонил Ройбаху в гостиницу. Его соединили с оперативником.

– Ройбах сейчас подойти не может, Павел Николаевич. Он просил вас приехать к нему как можно скорее.

– А что, появилась новая информация?

– Это не телефонный разговор.

– Понимаю, я сейчас еду, – забеспокоился Кардашев.

В десять двадцать пять зазвонил мобильник Розума:

– Алексей Викторович, Володя говорит. Он выехал на своей машине в сторону гостиницы.

– Хорошо. После гостиницы везите его на квартиру, я туда выеду.

Однако Кардашев до гостиницы не доехал. Он запарковал машину на Брестской и пошел по Большой Грузинской, по противоположной от гостиницы стороне улицы. Потом подошел ко входу в ресторан на Тверской и спросил у швейцара:

– А что это у вас, отец, столько милиции понагнали?

– Дак жильца убили сегодня ночью, бельгийца.

Кардашев прошел дальше по Тверской, свернул на Васильевскую и вернулся по Брестской к своей машине.

В одиннадцать пятнадцать Розуму опять позвонили:

– Алексей Викторович, это Кардашев. Я согласен вернуть вам архив Каратаевых.

– А что так, Павел Николаевич? Отчего такая быстрая перемена?

– Да жизнь мне пока еще дорога, Алексей Викторович, а вы, как я посмотрю, шутить не любите.

– Хорошо. Вы где сейчас?

– На Брестской.

– Никуда не уходите. К вам сейчас подойдут мои люди. Вы сядете к ним в машину, и они вас отвезут к вам домой, а я подъеду туда через час. И без фокусов, Павел Николаевич.

– Я надеюсь, моей безопасности ничего не угрожает?

– Абсолютно ничего, если будете себя правильно вести.

– Я правильно буду себя вести, Алексей Викторович.

– Вот и отлично. До встречи.

– Что там? – спросил Суровцев.

Розум рассмеялся:

– Звонил Кардашев. Он думает, что это я убил Ройбаха. Предлагает отдать архив.

– Испугался?

– Испугаешься тут.

– Ну, нет худа без добра, – буркнул Суровцев.

Розум сидел в квартире Кардашева и просматривал архив Каратаевых.

– Здесь все, ничего не пропало?

– Ничего, Алексей Викторович, все тут.

– Хорошо, а теперь расскажите мне подробно о ваших делах с Ройбахом.

– Так что, значит, кто-то изъял ценности до вас? – задумчиво спросил Розум после того, как Кардашев подробно описал свою с Ройбахом поездку в Нелюдово.

– Выходит, так.

– А что искали-то?

– Этого я не знаю. Ройбах не рассказывал. Он только сказал, что у Самариных в доме была коллекция старинного оружия. Я хочу официально заявить, Алексей Викторович, что в моих действиях никакого криминального замысла не было. Все мои действия осуществлялись по согласованию и прямому соглашению с наследниками Каратаева, о чем есть официальный документ, зарегистрированный в нотариальной конторе.

– Вот что, Павел Николаевич, вы постарайтесь из своей квартиры без необходимости пока не отлучаться. Люди, которые убили Ройбаха, могут выйти на вас. И нотариальная контора их, боюсь, не испугает. Мы вас подстрахуем, но вы должны нам помочь и вести себя благоразумно.

– В общем, на живца решили ловить, – грустно усмехнулся Кардашев. – Да нет, я прекрасно понимаю свое положение, Алексей Викторович, и готов выполнять все ваши инструкции.

Весь вечер Лена с Розумом изучали архив.

– Не понимаю, – недоуменно признался Розум. – Вот лист, который я нашел в ящике. Архип сообщает, что передал «наследство бригадира» Станиславу. И тот его отправил в Швецию через шведского посланника. А Ройбах – зять Станислава. Почему же он приезжает искать наследство в Россию? Смотрим на лист, который мы нашли. Здесь ясно сказано: «передал». Что же, он в последний момент передумал, забрал передачу у шведа и поехал перепрятывать ее из Санкт-Петербурга в Нелюдово? Летом восемнадцатого года! Через территорию, полную бандитов, дезертиров и революционной солдатни. С ценностями на руках? Даже если бы переправка ценностей по каким-то причинам сорвалась, то Станислав и тем более Архип Каратаев об этом бы знали, не могли не знать. Но он пишет о передаче как о свершившемся факте. Не понимаю я ничего.

– Может быть, связаться с родственниками? – тихо спросила Лена.

– С ними сейчас без нас свяжутся. Да и не знают они ничего, это же ясно. Если б знали, так сюда бы за архивом не ездили.

Утром следующего дня Розума на службе ждал сюрприз.

– Алексей Викторович, звонил Володя и велел передать, что ценности нашлись, – сообщила секретарша.

– Что, так и сказал? Срочно соедините меня с ним.

– Сегодня в восемь тридцать нам позвонил Доминик Перье из бельгийского посольства, – докладывал Володя. – Он сообщил, что у него находятся вещи, принадлежащие семье Каратаевых, и попросил о встрече. Мы договорились, что подъедем в посольство к часу дня.

Корень сидел в кабинете своего банка, куда обычно приезжал с утра. Сегодня он назначил две деловые встречи и просматривал бумаги, подготовленные финансистами.

– Вячеслав Львович, вам Извольский звонит из Парижа.

– Соединяй.

– Доброе утро, Слава.

– Доброе утро. Что, нарыл что-нибудь?

– Нарыл. Докладываю. Во-первых. «Сотбис» провел повторную экспертизу. Параллельно в нескольких экспертных центрах. Результаты идентичны. Сабля – подлинная, из коллекции Уваровых.

– Так это же отлично, – обрадовался Корень.

– Неплохо, – согласился Извольский.

– Кроме того, от «Сотбис» был послан запрос ведущим экспертам-историкам по поводу сабли Чингизидов. На прошлой неделе пришла информация от профессора католического университета кардинала Аугусто Пандолфо. Первое упоминание о сабле Чингизидов относится ко времени войн Джучидов (наследников улуса Джучиева) и Хулагуидов (монгольских правителей Ирана). В первый год царствования хана Менгу-Тимура генуэзцы получают от него ярлык на владение Кафой. Это была важная политическая победа Генуи, позволившая ей закрепиться в черноморских колониях.

В генуэзских хрониках того времени есть упоминание о сабле Чингизидов, которую генуэзцы подарили хану в благодарность за пожалованный им ханский ярлык на Кафу. Есть краткое описание подарка. Это сабля дамасской стали. На обеих сторонах клинка золотая тамга – родовой знак дома Бату. Тамга также выгравирована на серебряной рукояти эфеса сабли. Но главное – торец рукояти украшал бриллиант. Один из самых крупных камней, известных в то время. Есть сведения, что алмаз был вывезен из Персии, и таким образом подарок символизировал подчиненное отношение Хулагуидов к Золотой Орде.

В дальнейшем сабля переходила по наследству к правящим ханам Золотой Орды и считалась символом непобедимости наследников улуса Джучи. После падения Орды сабля перешла к правителям Крымского ханства Гиреям, которые после XVI века остаются единственными правящими потомками дома Бату.

– Ты что, лекцию мне читаешь? Ты скажи, та или не та? – нетерпеливо прервал Извольского Корень.

– Нет, не та. На сабле Уваровых нет отличительных признаков сабли Чингизидов. В первую очередь отсутствует тамга на клинке. Но клинок за семьсот лет могли заменить. Далее, рукоять не соответствует данному описанию. Опять же на ней отсутствует тамга. И самое главное, на торце рукояти нет алмаза. А алмаз, по описанию, должен быть уникальным.

– Но сабля не подделка? – продолжал недоумевать Корень.

– Нет. Сабля подлинная, относится предположительно к XV–XVI векам. Согласно заключению экспертов, скорее всего принадлежала какому-то знатному турецкому паше-сераскиру. Представляет безусловную историческую ценность. Но уникальной реликвией, подобной сабле Чингизидов, считаться не может.

– Значит, подлинная, но не Чингизидов?

– Именно так. Сабля подлинная, но считалась саблей Чингизидов ошибочно.