– Буду, – подтвердил Розум.
– А где деньги возьмешь? – притворно удивился Николай.
– У Ленки, – засмеялся Розум. – Она у нас богатая наследница.
– Ну пошли, Андрей, в дом, потолкуем, – пригласил Сазонова Роман Платонович.
После ухода старого генерала Николай наполнил опустевшие стаканы и сказал Розуму:
– Ничего мы не нашли, Алексей. Я уж солдат привел, они прочесали дачу, как вражескую территорию. Ничего нет.
– Пустое дело, только время потратим, – подтвердила Лида. – Это все мамины фантазии. Вот и Павел Николаевич мне говорил.
– Какой Павел Николаевич? – спросил Розум.
– Сосед мамин, Кардашев Павел Николаевич, – пояснила Лида.
– Викин отец? – переспросила Лена.
– Ну да, отец Виктории, – подтвердила Лидия. – Я его встретила перед самой смертью мамы. Он сказал, что бабушка советовалась с ним о наследстве Каратаевых. Он же юрист.
Павел Николаевич встретил Лидию в подъезде маминой квартиры и поделился своими опасениями по поводу психического здоровья бабушки:
– Вы знаете, что она вполне серьезно просит меня помочь отсудить наследство Каратаевых?
– А что, есть наследство? – заинтересовалась Лида.
– Ну какое наследство, Лида? Мы же с вами взрослые люди. Вы хоть раз слышали, чтобы кто-то из наследников, а в России их пруд пруди, хоть что-нибудь получил? Да если бы можно было что-то отсудить, были бы поданы тысячи исков. Но их же нет. Я изучил бумаги, никаких шансов.
– Ну да, конечно. А что мама хотела?
– Только между нами, Лида. Я с вами делюсь, потому что вы дочь и должны знать.
– Ну какие разговоры, Павел Николаевич?
– Она попросила меня найти ее родственников и узнать, что стало с сокровищем, якобы оставленным Архипом Каратаевым. Какие-то семейные ценности. Типичный старческий бред.
– А вы?
– Я не стал возражать старому человеку, Лида. Но даже если бы я верил хоть в какой-то успех, это расследование стоит кучу денег. Только на запросы я должен выложить тысячи долларов. Кто же мне оплатит эти расходы, вы?
– Нет, – испуганно ответила Лидия.
– Ну вот, видите. Давайте сделаем так. Мы не будем ее расстраивать, мне кажется, она это воспринимает излишне болезненно, но я буду вас держать в курсе.
– Да, конечно, спасибо вам.
– А после смерти Софьи Ивановны вы с ним встречались? – спросил Розум.
– Только на похоронах.
– Он вам что-нибудь передавал?
– Нет, ничего. Только принес соболезнования, и все.
К концу разговора генерал с гостем уже вышли из дома, и Сазонов внимательно слушал Лиду, прислонившись к большому дереву, служившему столу второй опорой. По дороге домой Сазонов не мог отвязаться от назойливой мысли, что он уже где-то слышал про Каратаевых, причем совсем недавно.
Попрощавшись, Розум с Леной сели в машину и порулили в город. На выезде с дачной дороги Лена повернулась к Розуму и спросила:
– Думаешь, Кардашев?
– Проверим, – задумчиво произнес Розум.
Розум позвонил Кардашеву во вторник вечером.
– Павел Николаевич?
– Он. С кем имею честь?
– Меня зовут Алексей Розум. Я муж Елены Усольцевой, внучки Софьи Ивановны Турпановой.
– Ну как же, Лена! Она же подружка моей Вики. А что, она замуж вышла? Не знал. Рад за нее. Так что же вас ко мне привело? Нужна юридическая консультация?
– В каком-то смысле да.
– Всегда рад помочь Леночке и ее семье.
– Павел Николаевич, вы незадолго до смерти Софьи Ивановны консультировали ее по поводу наследства.
– Ну какого наследства? Я надеюсь, вы серьезный человек. Старуха в конце жизни была немного не в себе. Да я и ее дочери Лидии докладывал. Можете спросить.
– Да, я знаю. Речь идет не о наследстве. Софья Ивановна ничего вам не оставляла? Я имею в виду документы или письма. Бумаги из семейного архива Каратаевых?
– Нет, ничего. Да я ничего и не взял бы у нее.
– Вы упоминали Лидии о бумагах, которые вы просмотрели. Что это за бумаги и где они сейчас?
– Ну, там были какие-то письма, в основном ее деда Архипа Каратаева. Распоряжения перед отъездом его из России. Эти письма не имеют никакой юридической силы. И никто, тем более за рубежом, не примет их к рассмотрению по иску. Так что юридическая ценность их ничтожна.
– Нас не интересует юридическая ценность бумаг. Софья Ивановна сказала Лене, что она передала письма вам. Лена хотела бы вернуть эти письма, – сказал Розум, нажимая на слово «вернуть».
– Да что вы, побойтесь бога! Не брал я у нее никаких бумаг. Я прочитал их у нее на квартире и сделал выписки для себя. Правда, она мне их совала, но я категорически отказался брать. Да и незачем было. Я же уже вам сказал, что юридически бумаги ничтожны. Не знаю уж, что она сказала Лене. Говорю вам, старуха была не в себе.
– Значит, вы точно помните, что она вам ничего не передавала?
– Абсолютно.
– Ну хорошо. Если что-нибудь еще вспомните, позвоните мне по телефону. – И Розум продиктовал номер своего мобильного.
– Даже не сомневайтесь, обязательно позвоню.
Розум посмотрел на Лену.
– У него ничего нет.
– Думаешь, врет?
– Похоже.
– Но как же получить бумаги? – обескураженно спросила Лена.
– Никак. Ничего мы ему сделать не можем.
– Но что-то же надо делать?
– Я подумаю, – пообещал Розум.
В четверг Розума вызвал начальник.
– Получил оперативную сводку от соседей. Опять твои Каратаевы всплыли, Алексей.
– Где?
– По убийству Зуба. Это известный реставратор антиквариата с обширными криминальными связями. У них по делу в разработке Корень. Его людей видели с Зубом накануне убийства. А Корень перед этим вывез в Париж какую-то коллекционную татарскую саблю и выставил ее на аукцион «Сотбис». Саблю эту захотел купить известный коллекционер граф Панин. Но граф он номинальный, а отец его Георгий – урожденный Каратаев. В 1938 году Георгию с братом досталось все наследство Архипа Каратаева.
– Зашевелились родственнички, – пробормотал Розум, просматривая сводку.
– А я тебе говорил, трупов недолго ждать будем. Вот первенец.
– Типун тебе…
– Это не суеверие, Розум, а опыт. Но это еще не все. Панин посмотрел лот, но брать не стал. Он признал в нем саблю Зубa.
– Так он и в Париже известен? – удивился подполковник.
– Выходит, так. Пользуемся международным признанием. Не только в области балета. И с Зубом рассчитались.
– А когда Корень был в Париже? – уточнил Розум.
– В апреле.
– И сразу после этого поступил заказ на архив Каратаевых? – Розум вопросительно посмотрел на Суровцева.
– После восьмидесяти лет молчания! Надо найти архив, Леша, а то мы будем только жмуриков собирать.
В пятницу утром, просматривая оперативную сводку, Розум наткнулся на сообщение:
«В российское посольство в Брюсселе обратился за въездной визой Александр фон Ройбах, жена которого Эмилия, урожденная Каратаева, является двоюродной сестрой графа Владимира Георгиевича Панина».
Ройбах прилетел в среду. Никто его не встретил. На такси добрался до гостиницы «Палас», снял там номер. Затем спустился вниз по Тверской, свернул направо к Новому Арбату и дошел до бельгийского посольства на Большой Молчановской. В посольстве Ройбах пробыл недолго, a затем направился в сторону Красной площади. Оставшуюся часть дня провел, осматривая достопримечательности столицы. Вернулся к семи вечера, поужинал в ресторане «Якорь» и больше из гостиницы не выходил.
Утром в четверг Кардашев взял такси и поехал в сторону Тверской. В восемь сорок пять он уже звонил Ройбаху из вестибюля гостиницы. Ройбах спустился вниз, они поздоровались и поднялись в номер.
– А вы моложе, чем я вас представлял, Александр.
– А вы старше, – засмеялся Ройбах.
– Кстати, как вы предпочитаете, чтоб я вас называл? Барон, ваше сиятельство?
– Да будет вам, Павел Николаевич, Александром зовите, а хотите, Сашкой можете называть. – Лицо Ройбаха искрилось доброжелательностью.