Галина покатила коляску к выходу.

Чуть позже сделал то же самое и Акимов.

В 16.40 он уже находился у себя дома, решив использовать время, оставшееся до встречи с генералом и полковником, для отдыха. Не раздеваясь, лег на кровать, постель до сих пор хранила непередаваемый и волнующий запах желанного тела любимой женщины. Лег и, запрограммировав время отдыха, тут же крепко уснул.

Полковник Ромашин, получив доклад своего подчиненного капитана Кошкина о ликвидации Литвинова, задумался. Не раскололся старый пень, для чего назначил встречу агенту, сегодня же убывавшему в тайную командировку, откуда обратной дороги ему не было. Но вызывал капитана по какой причине? Чтобы предупредить о грозящей опасности? Скорее всего. Но откуда у Литвинова номер телефона Акимова? Впрочем, теперь это не важно. Важно то, что старик не встретился с Акимовым, а следовательно, ни о чем не предупредил. Капитан, естественно, побывал на квартире отставного полковника, но что он мог там найти после обыска хаты Кошкиным и Гришко? Ничего. Кроме тела убитого Литвинова. Мертвые не говорят. А убийство могло быть совершено и на бытовой почве, лицами, к Службе отношения не имеющими. Конечно, смерть Степаныча перед встречей вызовет у Акимова сильные подозрения, но не более того. Никаких доказательств причастности Службы к смерти отставника у капитана быть не может. И он как специалист, способный просчитать ситуацию, вариант устранения Литвинова людьми Данилевского и Ромашина просчитает. Но все же у капитана будут сомнения в правильности сделанных выводов. У Акимова нет ни единой зацепки, чтобы укрепиться в убеждении, что старика убрали только из-за того, что он хотел встретиться с капитаном. Все встанет на свои места, когда вечером состоится встреча генерала и полковника с Акимовым. Будет очень интересно, как поведет себя капитан. Скроет ли, что знает о гибели Литвинова, чем совершит ошибку, или откроется и признает, что должен был встретиться со стариком? Поведение капитана может сказать о многом или не сказать ни о чем. Но посмотрим. Плохо, что Данилевский недоволен. А что хотел генерал? Чтобы Кошкин смог отработать старика за какие-то десять-пятнадцать минут? Это глупо, учитывая, что жертва в недалеком прошлом сам старший офицер спецотдела КГБ. А в Комитет кого ни попадя не брали, там работали ребята стойкие и серьезные. Не то что сейчас. Уровень профессионализма сотрудников падает. Все большую роль играют не идеи, а деньги. Не платил бы Ромашин из казны Данилевского хорошие бабки тем же Цакуре, Кошкину, Гришко, водителям, Ухову из следственного изолятора, хрен бы они работали на них. Скорее сдали бы вышестоящему руководству с потрохами. И опять-таки за вознаграждение. Наступили времена, что даже на Службе ты без денег никто, пустышка, которую в любую минуту могут выбросить из органов, заменив другой фигурой.

В 13.30, после обеда, Ромашин, помня о том, что должен до встречи решить вопрос по теме «двойник», вызвал служебную «Волгу». Приказал прапорщику Краснову ехать в следственный изолятор спецслужбы, замаскированный под отдельную закрытую войсковую часть почти в центре Москвы.

Майор Ухов, начальник изолятора, предупрежденный Ромашиным звонком с мобильника из салона машины, уже ждал полковника.

Встретил начальство радостно:

– Эдуард Николаевич! Здравия желаю!

– Где у нас бомж, что взяли по ошибке при проведении антитеррористической акции?

– Где ж ему быть, товарищ полковник? В подвале, в камере-одиночке бедолага обретается.

– Как ведет себя?

– Возмущался поначалу, но вы наши методы знаете – пасть закрыл, только как душ принял!

Полковник взглянул на майора:

– Знаю я ваши методы. Дело на него у тебя?

– Так точно!

– Провел, как положено?

– Обижаете, Эдуард Николаевич, у меня с бумагами полнейший порядок.

– Веди к себе и прикажи конвою туда же доставить бомжа.

Начальник изолятора указал на одноэтажное здание управления специзолятором:

– Прошу!

Они вошли в скромно обставленный, пропахший перегаром кабинет начальника изолятора.

Ромашин поморщился:

– Ты каждый день, что ли, бормоту пьешь?

– Ну почему бормоту? Выпью иногда водочки, перед тем как домой ехать. Работа нервная, а в семью надо возвращаться человеком нормальным. Да и редко употребляю.

– Это заметно! Ладно, давай дело на бомжа!

– Минуту!

Майор достал из сейфа тонкую папку, положил на стол перед Ромашиным:

– Да в этом деле ничего интересного нет. Родился, учился, работал, после известных событий подался в бизнес. Перед дефолтом, придурок, занял под товар кучу бабок. Как рубль рухнул, торговля сдохла, оказался банкротом. Попал под бандитов, которым кредитор продал долг. Те быстро выпотрошили должника. Отняли магазин, квартиру, дачу, машину. Жена сразу свалила. Бабы – они неудачников не любят. Ну а Жариков Семен Игоревич, бывший инженер с двумя высшими образованиями, попал на свалку. Там его своя мафия обработала. Короче, попал в рабы. Опустился. Сбежал. Случайно оказался в подвале дома, который ваши ребята штурмовали. Задержан по подозрению в сообществе с террористами. Вот и все содержание дела.

Полковник пролистал скрепленные листы.

– Да, не повезло мужику!

Майор вздохнул:

– В девяносто восьмом очень многим не повезло. Этот хоть жить остался. Другие травились, вешались. Кого за долги инвалидами сделали, кого завалили. Смутное было время.

Полковник согласился:

– Да, смутное. Оно и сейчас не лучше. Базарят из «ящика» о стабильности, а какая, к черту, может быть стабильность, если те же бандиты рулят всем, пересев в кресла чиновников разных рангов? Но ладно. Бомжа я у тебя забираю. Ты же, Ухов, должен прямо сейчас уничтожить все документы, касающиеся содержания этого Жарикова в изоляторе. Не было здесь такого. Никогда! Понял?

Майор хитро взглянул на начальника:

– Не совсем понимаю, Эдуард Николаевич!

Полковник достал из кармана тонкую пачку стодолларовых купюр, повертел ее в руках:

– Здесь две тысячи долларов! Вроде мало, а с другой стороны – как сказать!

Он бросил пачку на стол:

– Деньги твои. Теперь ты понял меня?

Майор спрятал доллары в ящик стола, улыбнулся:

– Теперь понял все, товарищ полковник! Не беспокойтесь. Сделаю так, что ни одна сука не докажет, что в подчиненном мне учреждении когда-либо содержался господин Жариков!

– Молодец! Но учти! Берешь деньги – вешаешь на себя ответственность, которая и удавить может!

– Я это прекрасно знаю!

В дверях показался прапорщик-конвоир:

– Извините, товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу майору?

Ухов грубо спросил:

– Доставил бомжа?

– Так точно!

– Погоди! Вызову!

Майор повернулся к полковнику:

– Вы сразу заберете Жарикова или побеседуете с ним?

– Поговорю недолго!

– Ясно! Тогда я пошел заниматься документами, прапорщик после разговора выведет вас за пределы учреждения.

– Выведет?

– Пардон! Обеспечит беспрепятственный выход!

– Так лучше. Занимайся своим делом и давай сюда бомжа. Прапор пусть ждет в коридоре. Он у тебя надежный товарищ?

– Других не держу!

– Хорошо! Выполняй приказ!

Майор покинул кабинет. Прапорщик ввел тщедушного с виду, запуганного, опустившегося человека. Хотя внешне он выглядел неплохо. Пострижен, побрит, в дешевеньких, но отглаженных брюках, рубашке с коротким рукавом, в новых носках, это было заметно на фоне туфель под цвет рубашки. Конвоир доложил:

– Задержанный Жариков по вашему приказанию доставлен!

Полковник указал прапорщику на дверь:

– Выйди и жди в коридоре. Вызову!

– Есть!

Кабинет покинул и прапорщик.

Заместитель Данилевского встал, подошел к бомжу:

– Здравствуйте, Семен Игоревич!

– Здравствуйте, не знаю, как звать-величать вас.

– Просто полковник. Этого достаточно.

– Хорошо! Как скажете!