А вот повыше худо. В голове, в мозгу что-то не так. Особенно в передней части и в височных долях. Тяжело и пусто, как после сильного похмелья. Что-то не получилось, а?
Приподнимаю голову из выемки с дыхательными каналами в ложе. И сразу какой там полумрак, покойная тишина! — на меня обрушивается невразумительный рев с колышущимися вспышками света. Где я? Что здесь происходит, не пожар ли? Непохоже, не ощущаю тепла. Разве что в смысле переносном: меня тормошат, похлопывают по спине, кто-то обнимает. Постойте, не нужно это сейчас!.. Мне надо разобраться.
Сажусь, опершись руками: меня как будто водит. Поднимаюсь на ноги — не могу стоять, теряю равновесие. Упасть не дают, подхватывают… значит, они здесь? По мускулам рук узнаю: Борюня, мой сменщик-дублер — Борис, сын Геракла, потомок осетинских князей и лучший друг. Полнокровный такой, жизнелюбивый амикошон.
Что за черт: они здесь, а я никого не вижу, не слышу! Воспринимаю огненную феерию, скрежет, рев, голоса джунглей. Я что, не полностью вошел? Чепуха, машина не отключилась бы… и ведь не в первый же раз.
В голове что-то не так… что? Если бы всерьез нарушилось распределение биопотенциалов, я был бы уже мертв. Значит, не всерьез, мелкая недоработка со зрением и слухом. Ну-ка, попытаюсь сам. Снова ложусь ниц, лицом в выемку, закрываю уши. Тишина, темнота — отсчетный нуль. Сосредоточение: я весь под черепом, освещаю изнутри мыслью-волей мозг, кости лица, глаза, уши — от мозжечка, от гипоталамуса. Ну?! Увидеть, услышать, увидеть, услышать… вот он мир, за тонкой перегородкой, рядом! Увидеть, услышать… молодцы, поняли, не тревожат меня… увидеть, услышать, увидеть, услышать!
Боль и пустота в голове слабеют. Возникает легкая ясность. Значит, в мозгу уже все определилось (а что было-то?..). Поднимаюсь, раскрываю глаза — и опять световая свистопляска, рев и вьюжные завывания. Да что такое?!
На этот раз я легко держусь на ногах. Хоть чувство равновесия восстановил, и то. А в остальном некоммуникабелен.
— Дайте мне одеться.
И голос не мой. У меня приятный баритон, а этот утробный какой-то, как из бочки. И эти вспышки в глазах. Суют в руки целлофановый пакет. В нем моя пижама. Нет, я не в джунглях… Сажусь, одеваюсь.
(Наверно, они спрашивают меня наперебой, не могут не спрашивать: «Что с тобой? Как ты себя чувствуешь? Идти можешь?»-и все такое. Но почему, почему я ничего не воспринимаю?! Где та, мир, в который я так стремился?)
— Идти могу. Отведите меня в мою комнату. (Ну и голосок!)
Ведут. Борюня ведет, сын Геракла, чувствую по рукам: левой держит за плечи, правой под локоть. И вспышки, блики, взревывания… что они? Чем так видеть, лучше ничего не видеть. Пульс у Гераклыча тоже частит, ай-ай, психонавт!
Комната моя — предстартовая и рабочий кабинет — на этом же этаже. Добрались, уф-ф! Нащупываю кресло, сажусь.
— А теперь оставьте меня одного. (Вспышки, шумы — их реакция?..) Очень прошу! Я должен разобраться. Потом позвоню сам.
Кажется, послушались, ушли: тишина, сумрак… нуль восприятия. Хоть это-то совпадает.
Вот тебе и «дома».
II
Здесь мне, как зверьку в норе, ни глаза, ни уши не нужны. Знаю и так, где что. Слева от кресла на расстоянии вытянутой руки широкий подоконник (протягиваю — есть; что сейчас за окном? Если я точно выполнил график полета, должна быть глухая ночь, второй час; вот только точно ли?..). Передо мной письменный стол (наличествует!), справа вдоль стены два шкафа с книгами, микрофильмами, магнитными кассетами, обоймами пластинок; наверху их (привычка громоздить все наверх) стереопроигрыватель, магнитофон, электрическая пишмашина «Эпсилон», портативная вычислительная машина — все нужное мне для работы, размышлений и отдыха. На противоположной стене акварельки моего исполнения — очень так себе, для души: на левой Камила, на средней бор у Волги и на правой восход солнца, видимый из моего окна. Под акварелями широкая тахта, белье в ящике под изголовьем. Справа дверь в прихожую (через которую меня ввели), там же ванная комната и все такое. (Не принять ли ванну поплескаться, понежиться? Погоди, не время спешить с плотскими радостями разберись сначала.)
…Единственное, чего нет и не предвидится в моей комнате, — это телевизор. Первые опыты по считыванию «радиосутей» для последующей трансляции пытались исполнить методом телевизионной развертки по строкам и кадрам: штука вроде бы проверенная и, главное, своя, земная. На жеребьевке мне выпало идти на считывание третьим. Но первые двое: Патерсен и Гуменюк — погибли, опыт прекратили. Терпеть не могу с той поры телевизоров.
Моя комната на двенадцатом этаже. Днем из нее прекрасный вид на широкий извив Верхней Волги с желтыми песчаными и оранжево-бордовыми глинистыми берегами, с баржами и белыми теплоходами, на луга и хвойные боры за ней, на бетонный мост о восьми пролетах, на институтский городок; видно и синее небо со снующими в нем ласточками, с вереницами уходящих за горизонт облаками… все то, о чем я скучал и к чему стремился.
Я психонавт. Звездолетчик без звездолета. Мы исполняем программу обменных перелетов (более точно: обменной пси-транспортировки разумных существ) с кристаллоидами Проксимы и кремнийорганическими гуманоидами с двух планет быстролетящей звезды Барнарда. Дело еще в начале. Человечество участвует в нем на самом, что ли, ученическом уровне.
Да, так: звездолетчики есть, а звездолетов нет. Не получилось со звездолетами. Человеческие экстраполяции очень прямолинейны. Первые источники света питались от химических батарей — ага, значит, электростанции для освещения городов будущего суть громадные гальванические батареи!.. И так во всем, презирая хрестоматийный закон перехода количества в качество. Даже не говоря о технических трудностях, которые так и не удалось преодолеть (не нашли материала, соответствующего ядерным энергиям и температурам, сверхпроникающим излучениям Большого космоса), — стоило ли того дело? Тащить через парсеки свою протоплазму, свой микроклимат, пищу и выделения — в заведомо чуждый мир?
Альтернативный путь всегда был рядом, по нему человечество с самого начала проникло гораздо дальше во вселенную, чем механическими перемещениями: радиосигналы, радиотехника. Для передачи информации далеко-далеко у них в сравнении с телами есть изъян: рассеивание. Булыжник и в миллиардах километров от места старта останется таким же, а радио- или световой луч, как бы узко он ни был направлен, расширяется, расплывается. Вот если найти способ нерассеивания или самоуплотнения луча!..
Наверно, если бы хорошо искали, если бы вложили в это столько же средств и сил, как в неразрешимую задачу о звездолетах, то нашли бы сами. Но в умах всех господствовала идея о трансзвездных такси (с чаевыми сверх счетчика), о галактических факториях, где наши выменивают у жукоглазых иномирян шило на мыло и рыбий мех, а заодно утверждают человеческие представления о нравственности, справедливости, добре и зле — как универсальные во вселенной.
Словом, если быть кратким, нам утерли нос. Утерли его нам «радиопакеты» миллиметрового диапазона с большим количеством новой информации. Было что посмотреть на экранах телевизоров и послушать в УКВ-диапазонах приемников, когда «радиопакеты» с основательностью и методичностью, исключавшими мысль о розыгрыше, стали выдавать сначала видеоинформацию о себе, самую доступную, а затем и кодированную обобщенную. Это была работа с размахом! В эти пять дней все остальные дела на Земле отступили в тень; сотни миллионов телезрителей и, что куда более важно, сотни тысяч ученых — наблюдали, сопоставляли, расшифровывали, сравнивали результата. Самым богатым был день третий, когда с «радиопакетами» начался многоканальный диалог землян.
Это были прилетевшие сюда в «радиосутях» для проверки на разумность электромагнитного излучения солнечной системы пять существ от тризвездия Альфа Центавра; и не имело, как выяснилось, смысла уточнять, от какой именно из трех звезд, от каких планет: там давно все планеты были ассимилированы, превращены в рои кристаллических существ, омывающих метеорными потоками, кольцами, дисками и сферами три светила, источники их насыщенной электромагнитной жизни. Эти пятеро не могли воплотиться в наши вещественные образы — по той очевидной причине, что мы соответствующей техникой не владели. Но и без того они, убедившись, что радиоизлучение Земли содержит разумную составляющую, чувствовали себя здесь как дома: ретранслировали себя по кольцу спутников связи, отражались от антенн лунных и марсианских радиотелескопов околачивались в солнечной, чтобы нас вразумить, ответить на все вопросы (которые, собственно, только с их появлением четко и оформились).