— Возможно, уклонялся, — репортер вспомнил, как один ответчик уклонялся, а потом попал в фельетон и выплатил сполна.

Начальник времен тихо и как-то осуждающе посмотрел на репортера. Веки начальника набежали на глаза. Он впал как бы в сомнамбулическое состояние, и только костяшки пальцев, как метроном, отстукивали по столу.

— Нет, не уклонялся, — наконец отозвался начальник. — Есть запись ходатайства Архимеда насчет яслей. Да, хлопотал.

И глаза начальника открылись до полного размера.

— Ну, как постигаете? — спросил командир.

Человек в хитоне продолжал что-то чертить на песке, насыпанном в специальный ящик. Он не услышал вопроса, не заметил подошедших космонавтов.

— Неладно, — сказал существовед, — как только понял, о чем речь, все на свете позабыл. Лепит схему за схемой. Встряхнет ящик и снова за свое. Ничего не замечает. Хоть из пушки стреляй.

— Что же его убедило?

— Теоретическим предпосылкам отказывался верить, — объяснил существовед, — пришлось демонстрировать действие. Помните, уносил аппаратуру? Результат налицо.

Архимед по-прежнему сидел, согнувшись над ящиком.

— До самой смерти просидит. Хоть убивай, не встанет.

— Отлет назначен? — спросил существовед, отрывая взгляд от чертежа.

— Через два часа. Больше тянуть нельзя. Все ясно. Выяснено. — Командир кивнул на ящик со схемой.

— Не хочется мне улетать. Клад для экспериментов. — Существовед вздохнул, и легкие его зашумели, как мехи.

— Прощайте, Архимед. — Атлет положил руку на плечо человека в хитоне. — Прощайте.

— А! — Архимед очнулся. — Вот не знаю, как заземлить…

— Улетаем, — сказал командир, и Архимед все понял.

— продекламировал Архимед. — Правду говорите. Не боги ли вы посланные? — Он переводил взгляд с одного на другого.

— Увы, нет, — улыбнулся атлет, — мы — это вы, только потом, не скоро. И тебя с собой не возьмем. Здесь, в своем времени, ты нужнее.

— Да, я нужен им, — задумчиво согласился Архимед.

— И вот что. Обязательно обзаведись детьми. Говорю как друг.

Космонавты переглянулись.

— Дети? Для чего размышляющему наследники? Примут ли они от меня мое? Река впадает в море, река не разливается на ручейки.

— Это нужно. Нужно для будущего, — торопливо произнес специалист по поиску разумных.

— Вам верю. Обещаю. — Архимед сумрачно кивнул.

— Ну пора. — Командир бросил последний взгляд на ящик.

Космонавты медленно побрели прочь. Только штурман задержался на какое-то мгновение.

— Слушай, говорю не как друг, а как бог, — шепотом сказал он, — обзаведись. Обзаведись потомством.

— Уже обещано, — Архимед презрительно усмехнулся, — не я, тиран Гиерон изрек: «Архимед сказал — достоверно для всех».

Он выхватил ее, можно сказать, из объятий спруторобота. Еще мгновение — присоски спрута сработали бы, как всегда, намертво. Но он все-таки выхватил ее и впоследствии долго жалел об этом.

Спруторобот, конечно, ни в чем виноват не был. Глупый спрут! Его послали, врубили код, задали порядок вакуума под присосками — выполняй! Теперь вот лежит, блок к блоку, на мешковине.

Да, он отдал команду поломать спрута. Распаять и пустить на комплекты детских конструкторов. Этого требовала инструкция: «…нападение на мужчину… карается… нападение на женщину… карается…»

Теперь он нес ее на руках, подальше от догорающей схватки.

— Где я? — спросила она, когда все уже давно кончилось, а он сидел на пеньке и потягивал сигаретку «Контакт».

— Да там же, — ответил он односложно и мрачно, — у кофейни «Три кванта».

Она привстала и осмотрелась. Потом бросила взгляд и на него. Нет, он внушал только расположение. Спокойные глаза, прямой взгляд, сигарета не дрожит в пальцах.

— А где спрут? — спросила она так, будто все было в сновидении, и только.

— Разобрали спрута, — он устало махнул рукой, — на части разобрали. Не о чем беспокоиться.

Она сидела на траве как ни в чем не бывало.

— А я не беспокоюсь…

Похоже было, что она и в самом деле ни о чем не беспокоится. Будто только что не лежала без чувств на его руках.

— А о чем вам беспокоиться? — сказал он грубовато, будто она и в самом деле не лежала на его руках.

— Ну уж только не о роботах. Я же человек. — Она уже стояла на ногах и стряхивала с платья прилипшие былинки.

— А если робот послан человеком? Вот как этот спрут. — Теперь в его взгляде заплясала насмешливость, он знал, что заставит ее поволноваться.

— А его послал человек? — Она широко открыла глаза, и волосы ее, уже было собранные в пучок, снова рассыпались по плечам.

Он промолчал.

— Кто этот человек? — нетерпеливо переспросила она, и он отметил про себя, как быстро остатки страха вытеснялись из души ее обычным любопытством. Тогда он почувствовал, что презирает ее и неизвестно почему испытывает к ней что-то вроде вражды.

— Ааюб Жареный Петух послал, — сказал он, чтобы кончить этот разговор, — тот самый, что прошлым летом плясал на потолке гаража. Тогда он и заприметил вас, с потолка. Он приглашал вас сплясать один кувырт, но вы еще не умели ходить вверх ногами.

— А-а… — откликнулась она с неожиданным безразличием и снова принялась за прическу.

И он понял, что не кончил этого разговора, а она его не начинала.

— А что, — сказала она, пронзая последней шпилькой воздушные глубины прически, — неплохая мысль. Несколько кувыртов на потолке. А? Вы умеете? — И она внимательно посмотрела на него, так, будто только теперь и увидела.

Он хотел ответить, что и не подавал такой мысли, что в принципе не мог подать такой мысли, но вдруг внутри его протяжно запела какая-то струна, что-то щелкнуло, и его тяжелые ботинки сами собой дробно ударили по шлифованному срезу пенька.

— Контакт! — рявкнул он и, не веря себе, подмигнул ей.

— Есть контакт! — просияла она и снова бросила на него взгляд.

Он нравился ей все больше и больше. Она вдруг вспомнила, как спокойно вошел он в самую гущу свалки, когда искровые разряды валили с ног одного за другим, вспомнила, как увидела во второй раз — прямая спина, легкие плечи, трепещущие колечки дыма… А теперь эта неожиданная, отработанная чечетка.

— Вы не подумайте, я уже научилась, — неуверенно заявила она.

А он только улыбнулся. И, уже ни о чем не говоря, они отправились туда, где в вечерней синеве мигали едва видные из-за деревьев огоньки, где, наверное, уже кончили вощить паркетные потолки и кабриолеты один за другим как вкопанные замирали у ворот.

— Вся надежда на этот образец, — сказал Конструктор.

— А что, он лучше других? — возразила жена Конструктора. — «Честняга-2», тот тоже был лучше других. До поры, до времени.

— Ах, ты ничего не понимаешь, — слегка закипая, ответил Конструктор. — «Честняга» оказался слишком рефлекторным. Ему везде чудилась неправда. И сразу кулаки в ход.

— Вот, вот, — перебила жена, — а что придумает этот? (Через каждые тридцать секунд пресс выбрасывал отглаженную штуку белья, она складывала его в стопку. Разговор как нельзя кстати скрашивал монотонную работу.)

— «Честняга» вышел из биокамеры идеальным парнем, — стараясь быть невозмутимым, продолжил Конструктор, — по крайней мере, идеально честным. Все ставилось именно на это главное качество. Мы полагали, что гипертрофированная честность убережет его от крайних поступков. Мы полагали, что, впустив его в человеческое общество…