Она стояла в квадратном парадном площадью примерно в шесть футов, перед красивой, двустворчатой дверью, наглухо закрашенной черным, без замочной скважины, ручки или задвижки. Надавила рукой на створку, и та, осевшая в петлях, тяжело двинулась, скребя по полу. Не торопясь переступать порог, Марта подождала, пока погаснут в глазах яркие острия слепоты, вызванные переходом из света в тьму, но сразу, даже еще не привыкнув к сумраку, поняла, что в этой распахнувшейся перед ней ледяной высоте что-то не так.

Когда она наконец вошла внутрь, это первое впечатление подтвердилось: с церковью произошло нечто чрезвычайно странное. Где характерные особенности стиля, пусть даже поврежденные временем? Где цветное стекло витражей, позолота и роскошные украшения? Где геральдика, бархат и бахрома, где орнаменты и резьба на передних скамьях? Просторное овальное помещение все, включая своды, было выкрашено в землистый цвет, унылый до невозможности; казалось, ты находишься в каком-то гигантском склепе. Здесь должен быть расписной потолок и позолоченные трубы органа. Но где орган и где сам алтарь? И где же крест? Пристальный взгляд не находил ни единого символа христианства. Церковь была ободрана донага, ее росписи замазаны, и не недавно, а века назад. Кто же так постарался уничтожить всю прелесть и привнести угрюмость взамен?

Перед Мартой простирались два ряда простых скамей в мохнатом покрове пыли, разделенные каменным проходом. В глубине, по обеим сторонам алтарного места высились два простых надгробия, увенчанных скульптурными группами меньше, чем в человеческий рост. В более ранние времена усопших; как правило, ваяли в лежачем положении, эти же стояли. Наугад она прошла к одной из гробниц и оказалась перед сиятельной парой: мужчиной ростом около пяти футов, с левой рукой на эфесе шпаги, и женщиной. Скульптура была из бронзы, а не из мрамора, с любопытством отметила Марта, и в чудесной сохранности. В ногах каждой статуи располагалась небольшая колонна с эпитафией, выбитой по мрамору. И хотя Марту интересовала в первую очередь принцесса, лицо мужчины было таким поразительно отталкивающим, что не отпускало ее. Он был хорошо сложен, строен, одет в панцирь с орденской лентой и поясом, но в целом его облик производил очень суровое впечатление, усугублявшееся широким отложным, по пуританской моде, воротником. Жестокое, сухое лицо с острыми скулами, впалыми щеками и выпяченным подбородком; поджатые узкие губы, небольшие, близко поставленные к тонкому хрящеватому носу глаза. Волосы длиной всего лишь по уши, прямая челка. Марта хорошо знала, что в условия заказа на изготовление надгробных статуй обязательно входил пункт, согласно которому известный живописец должен был удостоверить сходство скульптуры с оригиналом, прежде чем семья примет законченное надгробие. Поэтому вряд ли стоило сомневаться в том, что живший двести лет назад герцог был очень похож на свое изваяние — то самое, перед которым сейчас стояла Марта, исполненное такой свирепой жестокости, такого фанатизма, что мурашки по коже. С этим человеком, несомненно, было опасно ссориться, и не дай Бог было его обидеть. Она взглянула на эпитафию и прочла то, что уже ожидала прочесть:

Итак, это был тот самый принц Виктор, пожилой муж юной принцессы, уже после ее смерти унаследовавший трон отца. Вид его объяснял многое в трагедии, которую была призвана проследить Марта. Человек холодный, не способный прощать, он не остановился бы ни перед чем, лишь бы отомстить за уязвленную гордость.

Марта принялась разбирать эпитафию и сразу же поразилась неуклюжей латыни. В те дни любой мало-мальски образованный человек мог накропать вполне сносную надгробную надпись себе или своему приятелю; можно было также попросить об этом священника или пастора. Но кто бы ни оказался автором этого опуса, он исковеркал звонкий язык так, что только руками развести.

Дочитав до конца, Марта с изумлением услышала свой собственный смех. Виктор, внешне такой демонстративно смиренный, выдал себя с головой! Так вот кто тот фанатичный вандал, который погубил интерьер церкви, измазал ее грязной краской и возвестил о «содеянном» оскорбительно косноязычной латынью! Он, конечно же, никому не показал свою эпитафию прежде, чем ее выбили в мраморе. С этой мыслью она перевела взгляд на спутницу герцога, несчастную женщину, и на мгновение застыла от удивления. Незначительное маленькое лицо со срезанным подбородком и буклями на висках, смесь воспитанности и покорности в позе, которую придал ей скульптор… Неужели это и есть сильная духом принцесса? Но прежде чем прочитать под маленькой туфелькой незнакомое имя, Марта поняла: эту тихую девочку Виктор выбрал своей второй женой. Первая, в силу трагических обстоятельств, вряд ли могла удостоиться чести стоять рядом с супругом, в его эпитафии она даже не упоминалась. Где же в таком случае Шарлотта? Марта перешла к другому надгробию и увидела еще одну чету в платье много более раннего периода, чем 1732 год.

Значит, Шарлотта захоронена не в церкви, по пустынному пространству которой глаз скользил беспрепятственно. Но едва заметная надпись на рисунке Карса была конкретна: «ее прекрасное надгробие в Рейнолъдс-Тюрме»… Может быть, она в склепе. Если так, то где вход в склеп? А вдруг Марта стоит на нем, и эта широкая мраморная плита перед алтарем скрывает его: при необходимости ее поднимали, затем опускали на место? Говоря по чести, Марта не рассчитывала на то, что придется вскрывать мраморные полы, и сердце ее упало. Или же гробница где-то здесь, поблизости, в специально для нее построенном приделе? Нужно продолжать поиски, без этого не обойтись, а пока следует еще раз обойти церковь, просто любопытства ради…

Она прошлась вдоль одной вытянутой стороны овального помещения, потом поперек, потом вдоль другой и там, в стене, сразу за алтарным местом, неожиданно обнаружился арочный проем, ведущий, видимо, в какую-то пристройку. Вход в нее закрывался не дверью, а металлической кованой решеткой с искусным густым узором из корон, на которых еще сохранились следы позолоты. А по центру решетки был прикреплен, как ни странно, большой крест. Да, металлический, похоже, свинцовый крест, все четыре конца которого украшались декоративными розетками. Но почему же, убрав из церкви все символы веры, оставили этот единственный?

Ей тотчас подумалось, что этот крест исполнен особого смысла. Марта прижалась лицом к решетке, пытаясь хоть что-нибудь высмотреть в полутьме, которая слегка отсвечивала серебром, словно исходившим от невидимого источника света. Сразу от решетки начинались каменные ступени, ведущие вниз. Мощенный камнем пол был примерно на пять футов ниже того, на котором стояла Марта. Больше ничего видно не было. Март; взялась за решетку, потом нерешительно отпустила ее, физически ощущая что-то зловещее, спрятанное от глаз навечно. Даже крест на решетке, и тот, казалось, не пускал, распростертыми руками загораживал путь: «Не заглядывай дальше!»

— Я должна попытаться, — нервно пробормотала Марта и нетерпеливо тряхнула решетку. Та даже не шелохнулась. Тут Марта заметила, что на ней нет ни петель, ни задвижки, ни ручки, ни скважины. И все-таки она должна открываться: Марта видела стык створки. Она еще раз налегла на решетку, сердито потрясла ее, потом, нахмурившись, призадумалась. Подлезть снизу нечего и пытаться: тонкие пики решетки начинались всего в трех дюймах от пола. Где-то должен быть потайной замок, к таким уловкам часто прибегали в старые времена. Поскольку на преграде не было решительно никакой выступающей части, кроме креста, она занялась им. Вертикаль переходила в орнамент кверху и книзу безо всяких швов и соединений, так же и левая сторона горизонтали. Но там, где правая сторона креста присоединялась к розетке, была тончайшая трещина. Марта взялась за розетку и сразу почувствовала некоторую податливость, означавшую, что деталь подвижна. Марта нажала посильней, поворачивая по часовой стрелке. И вот та чуть-чуть стронулась, и где-то внутри механизма раздался ответный металлический скрежет.