Началом этой мрачной истории послужил револьверный выстрел.

Один человек рухнул с пулей в груди, другой – стрелявший – обратился в бегство, выкрикнув на прощание несколько грязных, угрожающих слов.

Пока девушка стояла ни жива ни мертва от страха и горя, спина негодяя, широкая и сутулая, как у гигантской обезьяны, замелькала среда деревьев на краю лагеря. И часа не прошло, а хмурые и решительные люди с ружьями уже отправились прочесывать сосновый лес, и грозная эта охота затянулась до ночи. Тем временем жертва беглеца металась в бреду.

– Сейчас он по притих; надеюсь, выживет, – сказала Джоан, когда наконец вышла из комнаты, где лежал ее младший брат. Она устало опустилась на стул и дала волю слезам.

Я сидел рядом и успокаивал ее, как ребенка. Я любил ее, и она отвечала взаимностью. Повинуясь голосу любви, я променял ранчо в Техасе на лагерь лесорубов, где ее брат вел дела своей компании.

В лагерь я вернулся через час после выстрела и уже не застал отряда мстителей.

– Расскажи обо всем подробно, – попросил я. – Я ведь почти не знаю, что стряслось.

– Что тут рассказывать? – апатично произнесла Джоан. – Этого человека зовут Джо Кэгль, он плохой в любом смысле этого слова. Я дважды замечала, как он подглядывал в мое окно, а нынче утром он выскочил из-за штабеля бревен и схватил меня за руку. Я подняла крик, Гарри прибежал и огрел его дубиной. Кэгль выстрелил в моего брата, а перед тем, как убежал, пообещал отомстить и мне. Он как дикий зверь, ей-богу!

– Что он тебе сказал? – Я невольно сжал кулаки.

– Что доберется до меня, когда ночь потемнее выдастся. – С фатализмом в голосе, который и удивил, и огорчил меня, она добавила: – И он это сделает. Когда такой мерзавец добивается девушки, его ничем не остановить. Разве что пулей.

– Пулей так пулей, – хрипло пробормотал я и встал. – Пойду разыщу ребят. А ты до нашего возвращения не выходи из дому. Утром Джо Кэгль будет не опасен девушкам.

Оставив Джоан у ложа брата, я вышел за порог и встретил одного из наших парней. Он споткнулся в потемках о корень и подвернул ногу – пришлось вернуться в лагерь на одолженном коне.

– Пока – ни единого следа, – ответил он мне. – Мы обыскали сосняк вокруг лагеря, и теперь ребята цепью движутся к болоту. У Джо нет ни коня, ни харчей, – далеко он уйти не мог, а наши почти все верхом. Он ведь хитрый, что твоя зверюга, даже с виду – настоящая горилла. Как пить дать, на болоте схоронился, там ведь неделями отсиживаться можно. Да и где ж ему еще быть, ведь мы тут кругом все обшарили, я тебе уже говорил. Не в Гиблой же усадьбе...

– А почему бы и не там? И где она, усадьба эта?

– Старый тракт знаешь? Ну, тот, по которому раньше лес вывозили? Это на нем, милях в четырех отсюда. Но Кэгля там искать – только время терять. Никто из наших и близко не подойдет к усадьбе, хоть ты режь его. Бона, лет пять назад один парень десятника прикончил, а потом дал деру по Старому тракту. Целая толпа за ним гналась, и что ты думаешь? Как добежал до Гиблой усадьбы, поворотил назад и сдался. Нет, голуба моя, хоть на что поспорю, Джо Кэгль к усадьбе на выстрел не приблизится.

– Почему у этой усадьбы такая худая слава? – поинтересовался я.

– В ней вот уже лет двадцать никто не живет. Последний, кто там селился, как-то ночью вылетел из верхнего окна и сломал себе шею. Потом один путешественник, совсем еще мальчишка, побился об заклад, что переночует в усадьбе, а утром друзья нашли возле дома его труп с разбитым черепом. Как раз в ту ночь проезжал там один местный мужичок, так он клянется, что слыхал жуткий вопль и видел, как мальчишка летел со второго этажа. А что там дальше было, мужичок не знает, потому как задерживаться ему не захотелось. Но вообще-то Гиблой усадьбой этот дом прозвали еще раньше...

Но мне уже наскучила байка о привидениях. Такой уж я человек – не люблю сказки, особенно длинные и глупые. На Юге почти в любом городке или его окрестностях обязательно найдется своя “гиблая усадьба”, а уж легенд, с нею связанных, и не счесть.

Я перебил лесоруба, осведомившись, в какой стороне искать отряд, а затем взял с него обещание позаботиться о Джоан до моего возвращения. После чего уехал на его коне.

– Не заблудись, – громко напутствовал меня лесоруб. – В наших соснах чужаку заплутать – раз плюнуть. Ищи огни – у парней факелы. И держись подальше от Старого тракта.

Легким галопом конь вынес меня на обочину дороги, что просекала лес в нужном мне направлении, и я натянул поводья. Под прямым углом от этой дороги уходила другая – знававшая лучшие времена, а ныне едва различимая. Тот самый Старый тракт, пообочь которого стоит Гиблая усадьба.

Я колебался. Ибо, в отличие от других лесорубов из нашего лагеря, вовсе не был уверен, что Джо Кэгль как чумы боится этого местечка. Чем больше я об этом думал, тем чаще задавался вопросом: где, если не в Гиблой усадьбе, укрыться беглому преступнику от суеверных мстителей? Как ни крути, Кэгль – парень необыкновенный, сущий дикарь, бестия в человеческом обличье. По части ума настолько примитивен, что вряд ли способен разделять местные предрассудки. Так отчего бы этому негодяю не спрятаться там, где его будут искать в последнюю очередь? Уж коли он не убоялся нашего возмездия, разве испугается каких-то баек о привидениях? Если и вспомнит их, то со зверской ухмылкой на физиономии.

Решившись наконец, я повернул коня и поскакал по Старому тракту.

Уж не знаю, сыщется ли во всем мире лес мглистее, чем тот ночной сосняк. Надо мною, точно базальтовые утесы, высились безмолвные деревья, затмевали собою звезды. Под стать мраку была и тишина; лишь шелестел в ветвях призрачный ветерок да ухала вдали сова. Могильный покой ночной чащобы камнем давил на плечи; мнилось, будто со всех сторон ко мне подкрадываются духи болот – извечных, непримиримых, первобытных врагов рода человеческого, болот, чья топкая, смрадная, бездонная алчность – по сей день преграда нашей хваленой цивилизации. Тут в любые байки поверишь... Стоит ли удивляться, что по Югу бродят сонмища слухов о черной магии и обрядах вуду, о мистических преступлениях, творимых в этих темных лесах? Так и ждешь, что вот-вот впереди грянет тамтам и глазам откроется поляна с прыгающими, пляшущими вокруг костра нагими дикарями.

Я пожал плечами и тряхнул головой – прочь, нелепые мысли! Если и случаются в этом лесу тайные шабаши поклонников вуду, то уж всяко не сегодня, когда целый отряд злых и решительно настроенных парней прочесывает болото.

Конь мой вырос в лесу и ступал во мраке уверенней дикой кошки; путь он держал отлично и без моей помощи. А я напрягал слух и все остальные чувства – не выдаст ли себя беглец? Но никто не подкрадывался ко мне по кустарнику; тишина стояла поистине гробовая. Я знал, что Джо Кэгль вооружен и терять ему нечего. Вдруг подстерегает в засаде? Что, если через секунду-другую выскочит на дорогу и выпалит? Впрочем, этого я не особо страшился. В такой темноте он видит не лучше моего, так что в перестрелке шансы у нас будут равны. А уж если дойдет до рукопашной... Во мне двести пять фунтов, и это в основном кости и сухожилия. Вдобавок жизнь на техасском ранчо – это вам не малина, что-что, а драка там не редкость. В том числе и со смертельным исходом. По правде говоря, меня так взбесила прощальная угроза Джо Кэгля, что я утратил всякую осторожность, даже мысли не допускал, что эта подлая человекообразная обезьяна способна меня одолеть. Попадись только – в отбивную превращу!

До Гиблой усадьбы, наверное, было уже рукой подать. О времени я мог судить лишь приблизительно. На востоке сквозь кроны сосен просачивался убогий свет – поднималась луна.

И тут вдруг где-то впереди часто захлопало – и снова, как непроглядный туман, сгустилось беззвучие. Я натянул повод, жеребец застыл как вкопанный. Спешить не стоило. По-моему, стрелял лишь один револьвер. Никто не отвечал на огонь. Что же стряслось там, в этой зловещей мгле? Может, эти выстрелы оборвали подлую жизнь Джо Кэгля, или на спусковой крючок давил его палец? Что ж, выяснить можно – но лишь одним способом.