– Вы поедете со мной, – заявил он, глядя на нее с пылким восхищением.

Ольга была очень красива – высокая, хрупкая, гибкая, с копной непокорных золотистых волос. Она выглядела так женственно, что даже широкая арабская одежда не могла этого скрыть.

– Вы слышите эти крики? Мои люди запасаются женами, которые нарожают солдат для новой империи. Вам оказана особая честь быть первой в серале султана Османа!

До этого она полностью полагалась на Ахмеда, который взялся провести ее в целости и сохранности через пустыню, но теперь решительно выхватила пистолет из-под блузы.

– Вы не посмеете!

Прежде чем она успела прицелиться, турок вырвал оружие у нее из рук.

– Не посмею? – Он засмеялся над ее тщетными попытками освободиться. – Что я не посмею?

Говорю вам, сегодня рождается новая империя! Идемте! У меня нет времени на уговоры. Утром мы должны быть на пути к Сулейманову укреплению. Восходит звезда Белого волка!

Солнце совсем недавно поднялось над зубчатыми скалами на востоке, а жара уже окрасила безоблачное небо в цвет раскаленной стали. По туманной дороге, рассекавшей необъятную пустынную равнину, двигалась одинокая фигура. В жарком мареве она постепенно приняла очертания всадника на верблюде.

Это был не араб. Одежда цвета хаки, сапоги, а также винтовка, болтающаяся у колена, указывали на то, что этот человек прибыл с Запада. Однако смуглое лицо и черные глаза делали его похожим на жителя Востока. В это жаркое утро по пустынной дороге ехал Френсис Ксавье Гордон Эль Борак, которого люди в разных странах от Золотого Рога до истоков Ганга любили, боялись или ненавидели в зависимости от своих политических пристрастий.

Он провел в седле почти всю ночь, но его тело, закаленное во многих скитаниях по свету, не ощущало усталости. Проехав еще милю, Гордон увидел неясные следы, тянувшиеся от горной гряды на восток.

Кто-то шел по этой дороге... вернее, полз, потому что на горячих камнях оставались темные смазанные пятна. Через некоторое время Гордон соскочил с верблюда и склонился над человеком, который, тяжело дыша, лежал на земле. Это был молодой араб. Аба[4] на его груди пропиталась кровью.

– Юсеф!

Гордон распахнул мокрый плащ, взглянул на голую грудь и снова закрыл ее. Кровь струилась из голубоватой пулевой раны. Здесь он уже ничего не мог сделать. Глаза араба начали стекленеть. Американец оглядел дорогу, но нигде не увидел ни лошади, ни верблюда – только темные пятна на камнях.

– Господи, дружище, и долго ты так полз?

– Час... много часов... не знаю, – выдохнул Юсеф. – Я потерял сознание и упал с седла. Очнулся уже на дороге, а лошади не было. Но я знал, что вы приедете с юга, поэтому полз... полз. Аллах, какие твердые эти камни!

Гордон поднес флягу к его губам. Юсеф припал к ней и стал шумно пить, потом вцепился в его рукав негнущимися пальцами.

– Эль Борак, я умираю, но это не так важно. Дело касается мести... не за меня, йя сиди,[5] а за невинных. Я приехал на побывку в свою деревню Эль Авад. Вы знаете – я единственный из Эль Авада воюю за арабов. Все остальные на стороне турков. Но этой ночью турки сожгли мою деревню! Они пришли вечером, люди приветствовали их... в это время я прятался в сарае.

Турки стали стрелять без предупреждения. Люди в Эль Аваде были безоружны и беспомощны. Я убил одного солдата, потом они подстрелили меня... Мне удалось оттуда сбежать – я нашел свою лошадь и ускакал, чтобы рассказать об этом прежде, чем умру. О Аллах, этой ночью я узнал, что такое смерть!

– Ты знаешь их офицера? – спросил Гордон.

– Я его никогда раньше не видел. Турки называли своего вождя Осман Паша. На их флаге изображена голова Белого волка. Я видел его в свете горящих домов. Жители деревни напрасно кричали, что они друзья... Там еще были женщина-немка и мужчина из Хаурана. Они приехали в Эль Авад с востока. Мне кажется, они шпионы. Турки его убили, а женщину взяли в плен. Повсюду лилась кровь. Это было какое-то безумие.

– Действительно, безумие, – пробормотал Гордон.

Юсеф приподнялся на локте, вцепился в него и прошептал с отчаянной надеждой в слабеющем голосе:

– Эль Борак, я хорошо воевал за эмира Фейсаля, и за Лоренса-эфенди, и за вас. Я сражался в Йенбо и Воджхе, и у Акоба. И никогда не просил награды! А теперь прошу только справедливости и мести! Выполните мою просьбу, убейте турецких собак... которые вырезали мой народ!

– Они умрут, – ответил Гордон, не колеблясь.

Юсеф сурово улыбнулся, простонал: "Аллах акбар!" – и умер.

Через час Гордон отправился на восток. Стервятники, страшные предвестники смерти, показались в небе и стали кружить над грудой камней, которую он сложил над умершим Юсефом.

Дела на севере могли подождать. Одной из причин влияния Гордона на жителей Востока было сходство с ними в некоторых чертах характера. Он не только понял просьбу Юсефа, но считал, что месть необходима. И он всегда держал свое слово.

Однако Гордон был удивлен. Разгром дружественной деревни не такое уж обычное дело даже для турок, которые, конечно, не стали бы плохо обращаться со своими собственными шпионами. Если это дезертиры, то они действуют более чем странно, ведь большинство из них переходило к Фейсалю. И что означает голова волка?

Гордон знал, что некоторые фанатики из младотурков пытались вытравить все арабское из тюркской культуры, но это было непосильной задачей, потому что их корни восходили к арабам. Еще он слышал, что в Стамбуле радикалы призывали турок отречься от ислама и вернуться к язычеству своих предков. Но он не верил этим россказням.

Солнце опускалось к горам, когда Гордон приехал в разрушенный Эль Авад – селение, окруженное со всех сторон голыми холмами. Он определил его местонахождение по черным точкам, падающим с неба вниз. Они не поднимались снова, и этот зловещий признак означал, что деревня пуста, если не считать мертвых.

Когда он проезжал по пыльной улице, несколько стервятников тяжело поднялись в воздух. Горячее солнце высушило темные, свернувшиеся в пыли лужи крови.

Гордон был хорошо знаком с повадками турок, поскольку видел много подобных сцен в битвах от Красного моря до Джеддо. Но сейчас даже его затошнило. Тела лежали на улице – обезглавленные, выпотрошенные, разрубленные на куски... тела детей, старых женщин и мужчин. Красный туман плыл у него перед глазами, и на какой-то момент ему все показалось плавающим в крови. Убийцы ушли, но оставили за собой отчетливые следы, по которым он мог их найти.

Он догадался и о том, чего не показали следы: турки погрузили пленных женщин на верблюдов и ушли на восток, глубже в горы. Почему они отправились именно туда, он не мог понять, но знал, куда ведет эта дорога, – мимо источника Ахмета к заброшенному Сулейманову укреплению.

Гордон без колебания двинулся в том же направлении. Проехав много миль, он снова обнаружил следы их работы – тело младенца с разбитой головой. Вероятно, похищенная женщина прятала ребенка под покрывалом, пока его не вырвали у нее из рук и не ударили головой о камни.

Местность становилась все пустыннее. Гордон не стал останавливаться на привал, а только на ходу пожевал сушеных фиников. Он не тратил время и на обдумывание своего безрассудного поступка – в одиночку преследовать по кровавому следу отряд турок.

Он не имел определенного плана; его последующие действия будут зависеть от того, как сложатся обстоятельства. Но Гордон знал, что ступил на смертельно опасный путь и обратной дороги нет. Впрочем, он был не безрассуднее своего деда, который несколько дней один преследовал отряд апачей через Гваделупу и вернулся в Пекос с висящими на поясе скальпами.

Солнце село, и сумерки сгустились, когда Гордон взошел на вершину холма и взглянул на равнину – там находился источник Ахмета в окружении нескольких пальм. Справа от рощицы тянулись ряды палаток, коновязи лошадей и верблюдов, принадлежавших, по-видимому, хорошо организованному отряду. Слева была хижина, в которой обычно отдыхали путники. Перед ее дверью стоял часовой. Из одной палатки вышел человек с блюдом в руках и, подойдя к хижине, отдал блюдо часовому.