– Запри дверь, – приказал американец.

Нуреддин подчинился с ненавистью во взгляде и с перекошенным от страха лицом.

– Я останусь пока в этой комнате, – сказал Гордон. – Если ты обманул меня... если кто-нибудь пересечет этот порог, первый удар будет Абдулле в сердце.

– Что вы хотите? – взволнованно спросил Нуреддин.

– Дай мне ключ от двери. Нет, положи его на стол. А сейчас иди на улицу и узнай, жив ли феринги и кто-нибудь из вазиров. Потом возвратись ко мне. И держи язык за зубами, если любишь своего сына.

Купец молча покинул комнату. Американец связал Абдулле кисти рук и лодыжки узкими полосами ткани, оторванной от занавески. Юноша, побелевший от страха, не сопротивлялся. Гордон, толкнув его на диван, перезарядил свой револьвер, затем сбросил с себя халат, превратившийся в лохмотья, белая шелковая рубашка под ним была разорвана, штаны запачканы кровью.

Вскоре вернулся Нуреддин. Он постучал и назвал себя. Гордон открыл дверь и отступил назад, держа револьвер в нескольких дюймах от уха Абдуллы. Но старик был один. Поспешно шагнув внутрь, он вздохнул с облегчением, увидев сына невредимым.

– Люди прочесывают город. Али Шах сам себя объявил князем Черных тигров. Имамы его утвердили. Толпа разграбила дом Алафдаль Хана и убила всех вазиров, которых нашла. Но феринги жив, а также Алафдаль Хан и еще три человека. Они сидят в общей тюрьме. Этой ночью они умрут.

– Твоих людей удивило, что я у тебя?

– Нет. Никто не видел, как вы вошли.

– Хорошо. Принеси вина и еды. Имей в виду, что Абдулла все попробует, прежде чем я стану есть.

– Моим рабам покажется странным, если они увидят, что я сам несу еду.

– Иди на лестницу и прикажи им сверху. Пусть поставят еду у двери, а потом вернутся вниз.

Когда все было сделано, Гордон с удовольствием пообедал, не переставая держать револьвер у головы Абдуллы.

Время шло. Эль Борак сидел без движения; ни один мускул не дрогнул у него на лице. Афганцы наблюдали за ним с ненавистью и страхом. Наступил вечер. После многочасового молчания Эль Борак обратился к Нуреддину:

– Иди достань мне халат и плащ из черного шелка, а также черный шлем, как у Черных тигров. Еще принеси сапоги с низкими каблуками и маску, какую члены клана надевают на свои тайные сборища.

Старик посмотрел на него косо и нахмурился:

– Одежду я могу принести из своей лавки. Но как мне раздобыть шлем и маску?

– Это твое дело. Говорят, золото может открыть любую дверь. Ступай!

Как только Нуреддин ушел, Гордон сбрил усы, используя острый кинжал вместо бритвы. Вместе с усами исчез и последний след курда Ширкуха.

Сумерки опустились на Руб эль Харами. Комната, казалось, наполнилась синим туманом, размывшим очертания предметов. Гордон зажег бронзовую лампу, когда Нуреддин вернулся с вещами.

– Положи все это на стол и сядь на диван, – скомандовал он. Когда купец выполнил приказание, американец связал ему запястья рук и лодыжки. Потом надел сапоги и халат, водрузил черный блестящий шлем на голову и запахнулся в черный плащ. Сунув маску за пазуху, он повернулся и спросил у Нуреддина:

– Похож я на Черного тигра?

– Сохрани нас Аллах! Вы как капля воды похожи на Дхира Азраила, палача Черных тигров, когда он идет казнить по приказу эмира.

– Хорошо. Я много слышал об этом человеке, который убивает тайно и движется в ночи, как черный джинн. Говорят, немногие видели его лицо.

– Упаси Аллах его увидеть! – воскликнул Нуреддин.

Гордон взглянул в окно. Звезды мерцали на темном небе.

– Я ухожу из твоего дома, Нуреддин, – сказал он. – Но, чтобы ты не перебудил домочадцев после моего ухода, я заткну рот тебе и Абдулле.

– Мы задохнемся, – жалобно простонал Нуреддин. – Мы умрем от голода в этой комнате.

– Ничего с вами не случится, – заверил его Гордон. – Ни один человек не задохнулся от того, что ему заткнули рот. Разве Аллах не дал тебе нос, что бы дышать? Слуги найдут вас утром и освободят.

Ловко заткнув им рты, Гордон сказал купцу:

– Смотри, я не прикоснулся к твоему мешку с деньгами и будь благодарен!

Закрыв за собой дверь на замок, он покинул комнату, рассчитывая, что пройдет несколько часов, прежде чем его пленники смогут выплюнуть кляпы и поднять домочадцев своими криками.

Двигаясь по слабо освещенным коридорам, как черное привидение, Гордон спустился по лестнице и вышел в прихожую. Чернокожий раб, свесив голову на широкую грудь, сидел на полу у последней ступеньки; его храп разносился по всему дому. Он не видел и не слышал, как мимо него промелькнула черная тень. Гордон осторожно снял задвижку на двери и выскользнул в сад. Широкие листья деревьев и нежные лепестки цветов недвижно застыли под светом звезд. В городе стояла тишина. Люди рано скрылись за закрытыми на запоры дверьми. Лишь немногие бродили по улицам, да рыскали патрули, продолжавшие искать Эль Борака.

Гордон перелез через стену и спрыгнул в узкий переулок.

Он знал, где находилась тюрьма, так как еще в роли Ширкуха познакомился с общим планом города, и уверенно шел, держась ближе к стене, но не крадучись: его поведение должно было показать случайному наблюдателю, что у него нет причин скрываться, но он предпочитает оставаться неузнанным.

Улица казалась пустынной. Из какого-то сада слышались поющие голоса и бренчание зурны. Где-то раздавались сдавленные стоны и звуки ударов по голому телу.

Однажды Гордон услышал перед собой звон стали и быстро нырнул в темный переулок, чтобы пропустить патруль. Это были солдаты в черных кольчугах, шагавшие строем с винтовками в руках.

Воины внимательно всматривались в темноту и держались близко друг к другу; на их лицах читался страх перед добычей, за которой они охотились. Когда Черные тигры свернули за угол, Гордон вышел из своего укрытия и поспешно пошел дальше.

Он должен был полагаться на свою маскировку, пока не достигнет тюрьмы. Впереди недалеко от него из-за угла снова показался отряд вооруженных людей. Прятаться было поздно. Замедлив шаг, Гордон пошел размеренно и величественно. Плащ закрывал его полностью. Голова оставалась слегка опущенной, будто он пребывал в мрачной задумчивости, Он двигался, не обращая внимания на солдат, и они отпрянули, перешептываясь:

– Аллах сохрани нас! Это Дхира Азраил. Рука ангела смерти! Приказ уже дан!

И поспешно двинулись дальше, боясь оглянуться назад.

Вскоре Гордон достиг низкой арки тюремной двери. Под ней толпилось около десятка стражников. Стволы их винтовок поблескивали синевой в свете факела, закрепленного в нише стены. Винтовки мгновенно повернулись в сторону человека, вынырнувшего из темноты. Затем стражники заколебались, глядя расширенными от страха глазами на мрачную черную фигуру, молча остановившуюся перед ними.

– Простите! – виноватым голосом сказал начальник стражи. – Мы вас сразу не узнали в темноте... Не знали, что приказ уже отдан.

Рука черного призрака, наполовину укрытая плащом, указала на дверь. Стражники открыли створки, спотыкаясь второпях и низко кланяясь. Когда черная фигура прошла мимо них, они закрыли дверь и стали в ряд.

– Их казнят в тюрьме. Никто ничего не увидит, – шепнул один из них другому на ухо.

В камере, где сидели Брент и вазиры, время тянулось медленно. Хасан стонал от боли в сломанной руке, Сулейман проклинал монотонным голосом Али Шаха. Ахмет не прочь был поговорить, но его разговоры не проливали свет надежды. Алафдаль Хан сидел молча, подавленный всем случившимся.

Еды им не дали, только тухлую вонючую воду, большую часть которой они использовали, обмывая раны. Брент предложил вправить и перевязать Хасану руку, но остальные не проявили к этому никакого интереса. Ведь у Хасана оставался лишь один день жизни. Зачем беспокоиться? К тому же не из чего было сделать лубки.

Брент сидел, прислонясь спиной к стене, и смотрел через зарешеченное окно на маленький клочок голубого гималайского неба. К концу дня тот поблек, затем порозовел от заката, а в наступивших сумерках стал темно-красным. Вскоре на квадрате темно-синего бархата появился рой белых звезд. Снаружи, в коридоре, который тянулся между камерами, зажгли бронзовые лампы, и он безотчетно подумал о том, из какой дали было привезено масло, питавшее горящие фитили.