По его настоянию они вместе поехали вперед, чтобы произвести смотр войскам, объезжая один за другим нестройные ряды всадников, восседавших на своих боевых клячах с таким гордым видом, словно под ними были жеребцы самых чистых кровей. Адель все это казалось каким-то нелепым сном, и она чуть было не ущипнула себя, совершенно уверенная в том, что этот чудовищный фарс не мог происходить наяву. Словно король в сопровождении королевы, Лоркин Йейтс время от времени любезно наклонял голову, делая ей знак следовать его примеру. Он обменивался рукопожатиями с некоторыми из оборванцев и выслушивал их короткие рассказы о битвах, как настоящих, так и воображаемых. Все это время Адель в своем изысканном седле с трудом удерживалась от смеха – до такой степени несуразной выглядела вся картина.

Наконец, когда «парад» подошел к концу, Лоркин Йейтс обернулся к ней со злорадной улыбкой на губах и жестом приказал следовать за ним туда, где их никто не мог подслушать.

– Ну, что еще? – осторожно осведомилась она.

– Я приберег самые лучшие новости напоследок, – он протянул руку и погладил ее волосы. – Теперь ты сама сможешь убедиться, кто из двоих настоящий мужчина – славный саксонский йомен или какой-то безмозглый норманнский выродок.

– О чем это ты? – Адель постаралась отодвинуться от него подальше.

– Мы собираемся на прогулку верхом, леди Адель. Там, за холмами, в тумане прячутся вооруженные солдаты. Мы спустимся вниз, чтобы застать их врасплох.

– Да, но при чем тут я? – спросила она устало, желая поскорее покончить с этой глупой комедией. Туман уже рассеялся, однако в низинах между покрытыми травой холмами плотной массой залегли кучевые облака, в которых целая армия могла спрятаться, оставаясь не замеченной врагами. В глубине души Адель надеялась, что там действительно скрывалась армия – тогда, быть может, Лоркин Йейтс в первый и последний раз в жизни столкнется с достойным противником. Она обернулась к нему с улыбкой на губах:

– Что ж, король нищих, давай поскорее покончим с той игрой, которую ты затеял, а то здесь слишком холодно. Декабрь – не самое подходящее время для увеселительных прогулок, в особенности на пустой желудок.

Йейтс поджал губы, как видно, приняв близко к сердцу замечание насчет его неспособности достать еду.

– Черт побери, женщина, скоро я покажу тебе, что значит быть настоящим королем! Я здесь для того, чтобы убить твоего любовника!

Из груди Адель вырвался крик ужаса, эхом разнесшийся среди покрытых туманом ложбин. Позади на фоне окутанного дымкой леса стояла толпа черни, ожидая приказа своего предводителя.

Йейтс злорадно улыбнулся ей, после чего обернулся и поднял вверх руку, давая сигнал к атаке.

Адель тут же ринулась вперед, что было силы подгоняя коня в стремлении поскорее предупредить Рейфа об опасности. По настоянию Йейтса они двигались без своего обычного боевого клича. Будь в этом хоть какой-то смысл, Адель наверняка закричала бы во весь голос, чтобы привлечь внимание ни о чем не подозревающих жертв, однако она знала, что ее слова будут унесены ветром.

Даже теперь, мчась во весь опор в сторону предполагаемого противника, Лоркин Йейтс вносил все новые и новые изменения в свой план, принимая и отвергая их с ходу. Каким бы досадным это ему ни казалось, он пришел к выводу, что куда выгоднее будет захватить всемогущего барона и его людей в плен для последующего выкупа, чем убить их прямо на месте. Его пальцы крепче вцепились в поводья, едва он представил себе, с каким удовольствием вонзил бы кинжал по самую рукоятку прямо в сердце де Монфора. Если ему удастся убрать этого человека с дороги, Адель уже не будет с ним так холодна и высокомерна. Как только деньги попадут к нему в карман, он все равно убьет ее любовника. Люди вроде де Монфора всегда считали простолюдина Йейтса грубым, неотесанным животным, годным лишь на то, чтобы рисковать жизнью в сражениях, и потому едва ли они будут удивлены, если он нарушит слово и отдаст им только голову их хозяина.

Пока Йейтс ехал вперед, он усовершенствовал свой план, вдохновленный смутно припомнившейся ему библейской легендой, в которой женщина потребовала в награду за танец голову мужчины. На сей раз прелестной Адель не придется прилагать никаких усилий, чтобы получить свой трофей: он сам охотно преподнесет ей на блюде голову де Монфора. Последняя мысль до того пришлась ему по вкусу, что он запрокинул голову и расхохотался. Его люди, пораженные внезапной переменой в поведении своего предводителя, тоже отбросили всякую осторожность и ринулись в атаку, издавая боевые кличи. Звук этот врывался в узкие, окутанные туманом расщелины между холмами, нарастая с каждым мгновением подобно урагану.

По лицу Адель заструились слезы. Как жаль, что с ней нет Лунного Света, – ее коню не составило бы труда обогнать старую, со впалым носом клячу, на которой ехал Йейтс. Тогда она, вырвавшись вперед, смогла бы вовремя предупредить Рейфа об опасности. Затем ее вдруг осенила неожиданная мысль, настолько ободряющая, что Адель вздохнула с облегчением. В конце концов, в тумане могло и не быть людей Рейфа – она судила об этом лишь по словам Лоркина Йейтса, явно не заслуживавшим доверия.

Утешая себя этой мыслью, Адель осушила слезы и выпрямилась в седле, прикидывая в уме план бегства.

Звук, неожиданно пронзивший тишину декабрьского утра, был таким жутким, что даже у бывалых солдат волосы на затылке встали дыбом.

– Клянусь Распятием! Это что еще за адский шум? – спросил Монсорель, и лицо его побледнело.

– Похоже на язычников, – услужливо подсказал кто-то за его спиной.

Де Монфор уже успел добраться до самого въезда в долину и теперь галопом возвращался обратно.

– Приготовиться к атаке! – крикнул он, разбудив солдат, спавших возле бивачного костра. – Я не знаю, кто эти люди, но их очень много.

По примеру Роланда,[4] удерживавшего перевал при Ронсевалле, они выбрали себе позицию в самом узком месте дороги, выстроившись в ряд по двое. Рейф прищурился, вглядываясь в колыхавшуюся белую пелену тумана, который, казалось, рассеивался прямо у него на глазах. Было ли причиной тому чудо, поднявшийся ветер или просто приток воздуха от приближающейся орды, но, так или иначе, клочья тумана медленно поднимались по спирали вверх, к покрытому травой плоскогорью, и уносились вдаль, открывая место их засады, где отряд из двадцати вооруженных людей во главе с двумя рыцарями готовился дать отпор армии численностью по меньшей мере в сто человек. Они решили провести ночь здесь, на берегу извилистого ручья, вопреки мнению Рейфа, который не желал прерывать их погоню за Лоркином Йейтсом. Чья армия явилась сюда, чтобы сражаться с ними, он не знал, и теперь ему оставалось только ждать, держась за рукоятку своего меча и упершись коленями в бока своего верного коня.

Звук нарастал, подобно урагану, и теперь в нем можно было различить отдельные крики и вопли, а также стук лошадиных копыт по каменистой земле. Затем живая масса хлынула на открытое пространство, и Рейф услышал, как позади него кто-то из солдат выругался, сравнив их нынешних противников с ордой неверных, с которыми ему уже приходилось сталкиваться в Святой земле. Однако сейчас перед ними были отнюдь не хорошо обученные и вооруженные войска сарацинов. Рейф несколько раз моргнул, не в состоянии поверить тому, что предстало его взору, после чего снова приложил ладонь ребром ко лбу, чтобы защитить глаза от поднявшегося облака пыли. Из-за деревьев вдруг показался целый отряд потешного вида воинов, тощих, как скелеты, которые бросились бежать вниз по холму, угрожающе размахивая палками и дубинками, широко разинув рты и вопя во весь голос. Бородатые и оборванные, они представляли собой совершенный образчик армии нищих.

Как только передние ряды нападавших увидели впереди отряд вооруженных до зубов людей, охранявших дорогу, они остановились так резко, что бежавшие за ними не успели вовремя сделать то же самое и попадали прямо на них. Они рассчитывали напасть на мирно спящих людей, которых можно было без труда убить или забрать в плен, и никак не ожидали натолкнуться на рыцарей в доспехах.