Мохнатиков я не увидел. Напротив, ближе к Мысу деревья красноречиво свидетельствовали о лазерной пальбе; кусты были порушены пересекающимися ожогами. Похоже, бронтомех-отшельник прочесывал территорию, истребляя все живое. С помощью своих чувствительных к теплу детекторов он, вероятно, уже очистил район от животных и готов счесть приемлемой добычей человека. Я ступал осторожно, прислушиваясь, не послышится ли лязг.

Добравшись до места, с которого виден новый глубоководный причал, и с удивлением обнаружил, что морской комбайн стоит в доке; я-то предполагал, что он должен большую часть путины проводить в море, встречаясь там с грузовыми кораблями, которые перевозили замороженную белковую массу в Старую Гавань. Я спустился по дороге, чтобы рассмотреть все поближе. На причале стоял флиппер-антиграв; люди грузили в него плоские прямоугольные предметы.

— Эй, вы!

Один помахал мне. Я поспешил к нему. Прямоугольные предметы оказались носилками, на которых лежали люди…

— Ба, никак Монкриф? Я вас видел в телегазете. — Он был в простой темно-синей рабочей одежде, какую носили моряки Организации. Ткань была разорвана; я увидел темные пятна. — У вас в поселке есть врач?

— Сожалею. У нас есть санитар, но он не справится с серьезными случаями. Вы, наверно, слышали, что Ральф Стренг совершает кругосветный вояж.

— Черт… — Человек рассеянно огляделся. Флиппер поднимался с жалобным завыванием. Двое раненых остались на причале. — Внутри еще шесть, — сказал моряк.

— Что случилось?

Он вдруг сморщился и отвел взгляд.

— Несчастный случай, — произнес он отсутствующим тоном. — Это бывает иногда.

— Скоро думаете опять выйти в морс? — небрежно спросил я.

— Заткнись, — беззлобно бросил он.

— Морские существа на Аркадии умеют постоять за себя.

— Неисправность в измельчающем механизме.

— Конечно… Стренг-то уже, наверно, той четверти планеты обогнул.

Он встретился со мной взглядом.

— Ему везет. Ему дьявольски везет.

Время тянулось бесконечно. Я не знал этого человека, а он помнил меня только по случайному кадру в какой-то передаче. Но каждый из нас знал, о чем думает другой, пока мы стояли вот так средь бела дня и у наших ног лежали раненые. Я помню, как заметил неуклюжий нырок юнкера, промелькнувшего с маленькой серебряной рыбкой в зубах, и подумал: своим Аркадия разрешает питаться.

Я сказал:

— Вряд ли Стренг представляет угрозу для морских существ.

Больше говорить было нечего. Я отвернулся.

— Увидимся, — машинально бросил моряк.

Но мы никогда не увиделись.

Два дня спустя телегазета сообщила о потере морского комбайна. Им пришлось что-то сказать, иначе люди начали бы задавать вопросы. Сообщили, что сломался механизм ориентации и судно врезалось в подводный риф. Оно затонуло вместе со всей командой. Ближайших родственников известили.

На следующий день я прошелся по дороге к глубоководному причалу, но морской комбайн исчез.

Бывали моменты, когда нас тянуло к общему веселью. Допустим, сидим мы на хребте над поселком, и летний ветер становится прохладным, а тепло недавней любви улетучивается из наших тел. И Сюзанна, к примеру, встает и тянет меня за собой, говоря:

— Пора снова повернуться лицом к действительности, Монкриф.

Я целую ее, и мы в обнимку идем в поселок. Внизу между куполами, добродушно кивая друг другу, ходят счастливые люди; и вскоре мы присоединяемся к ним и тоже киваем и улыбаемся…

Много лет назад я смотрел сериал по трехмерному телевидению; кажется, он назывался «Чужие среди нас». Эти чужие были инопланетянами со способностями к перевоплощению — примерно, как у аморфов — только они неизменно оказывались злодеями. В последнем эпизоде они представали без маскировки: корчась и извергая дым из лазерных ран, они возвращались к своей естественной — и малосимпатичной — форме, ужасая зрителей.

Потом приняли Галактический правовой акт, который положил конец подобному неприязненному изображению наших братьев со щупальцами.

Это я к тому, что ситуация никогда не изображалась с точки зрения инопланетян. Никогда не пытались показать чувства инопланетянина, окруженного враждебными людьми. Наверно, спонсоры считали, что публика не сможет этого оценить.

Теперь мы с Сюзанной испытали это на собственной шкуре. Мы в корне отличались ото всех окружающих и должны были скрывать это. Приходилось нелегко, но мы надеялись, что когда-нибудь, как-нибудь найдем способ известить Галактику о том, что происходит в Риверсайде, и тогда станем героями.

Подходящий момент мог представиться во время репортажа о возвращении Стренга, а пока мы вынуждены были сливаться с толпой и притворяться счастливыми.

Алтея Гант все больше заботил график Стренга. Катамаран отставал от расчетов, и прибытие ожидалось на три недели позже срока.

— Дело плохо, — заметила она однажды, когда мы наблюдали, как Стренг стряпает в каюте. — Я уже подготовила отсрочку встречи.

Стренг вышел из каюты с тарелкой, полной какой-то бурды, и принялся проповедовать радости простой жизни. Он проглотил полную ложку, изображая удовольствие.

— Богат белком, — сказал он, как в рекламе завтрака из овсяных хлопьев. — Прямо из океана в кастрюлю. Лучше любого кулинарного месива, которым вы питаетесь, и вдобавок вкусно…

Некоторое время он превозносил достоинства своей трапезы, затем стал рассказывать, как додумался до нее.

— Это вариант моей страховочной сети за кормой. Я сделал маленькие карманчики с частыми ячейками и теперь выуживаю планктон. Вы не поверите, как его много… — Ральф съел еще несколько ложек. — У Аркадии, скажу я вам, большое будущее.

Ральф удовлетворенно улыбнулся, порассуждал на тему своей гениальности, потянул за веревки и продемонстрировал рыболовную снасть. Он запустил руку в один из мелкоячеистых карманов, зачерпнул искрящуюся массу и размазал на ладони.

— Здесь их сотни — маленьких существ, похожих на крошечных креветок с рудиментарными клешнями. Я рассмотрел их под микроскопом и должен согласиться с наблюдениями профессора Марка Суиндона с Риверсайдской Опытной Станции. При таких малых размерах у этих животных необыкновенно медленный обмен веществ…

Мортимор Баркер заерзал в кресле.

— Осторожнее, парень, — пробормотал он.

— По-видимому, есть два разных типа, — продолжал Стренг. — Один склонен к устойчивому медленному росту, в то время как другой пребывает чуть ли не в спячке. Насколько я могу судить, это не разные виды, но и не особи разного пола…

— Любопытно, — сказала Алтея Гант. — Это интересный материал, Морт…

— У меня есть теория, — делился Стренг с аудиторией. — Тип, находящийся в спячке, живет долго — все пятьдесят лет, если его не успевают съесть хищники. Я уподобил бы его пчелиной матке в улье. Это то маленькое существо, которое соединяется со своими товарищами и образует печально известные Разумы, доставившие столько хлопот пару лет назад — как вы, возможно, помните…

— СТРЕНГ, СМЕНИ ТЕМУ! — прошипел Баркер, пытаясь передать свои яростные мысли через четыре тысячи километров…

— …в то время как активный тип играет роль защитника и постоянно растет. Он не нападает на рачков, находящихся в спячке, хотя и постоянно голодает. Он питается и растет… — Стренг смотрел в камеру невинным взглядом, — …пока, в конце концов, не вырастает в такое же огромное чудовище, как…

— ОТБОЙ! — завопил Баркер.

Техник щелкнул выключателем.

Я пристально посмотрел на Баркера. Его реакции показывали, что он не пребывает в иммунольной эйфории. То же относилось и к технику. Выходит, кое-кому в поселке, кроме Алтеи Гант, разрешили вести нормальную жизнь…

После этого эпизода я счел возможным пить все, что пил Баркер, и от этого жить стало немного легче.

В тот раз Стренг впервые проговорился на публике, и Баркер отреагировал так быстро, что едва ли кто-нибудь в Секторе это засек. Однако последовали другие случаи. Проскальзывали мелкие упоминания о Передающем Эффекте, а однажды камера ни с того ни с сего переехала на пустую часть моря, словно у нее ослаб кронштейн и она просто развернулась от накатившейся волны. Прозвучало дружное «ох» и уже знакомый вопль Баркера «Отбой!» — но никаких монстров в море мы не заметили.