– Она хочет этого? Я так не думаю, – заметил Эдмунд.
– А ты думаешь, Элзбет хочет моего внимания? – спросил Ульрик, глядя вперед на едущую возле Изабель девушку.
– Элзбет не хочет внимания ни одного мужчины, – беззаботно сказал Эдмунд. – Она хочет только молиться в одиночестве и чувствовать свое единение с Богом.
– Ты не прав, – возразил Ульрик, и его голубые глаза на секунду стали серьезными. – Элзбет нужны нежные слова, нужно внимание, как никому другому. Из всех моих знакомых женщин она больше всех нуждается в любви и заботе. Даже больше, чем моя Мери, а, уж поверь мне, она очень ранима и беззащитна.
– Это ты не прав. Элзбет ни в чем не нуждается.
– Она нуждается во мне, – сказал Ульрик, стряхивая с себя серьезность. – Потому что я воплощение жизнерадостности и непринужденности, в то время как она в своей жизни знала только волнение и разочарование. И я исполнен решимости внести радость в ее существование, сделать ее жизнь сладкой, как мед. Несколькими легкими поцелуями я смогу ввести ее во вкус отношений между мужчиной и женщиной.
– Ну конечно, ты сделаешь это для ее же блага, – хихикнул Эдмунд.
– Да, – улыбнулся Ульрик. – А если ты будешь думать о благе Элис, твои ухаживания станут более умелыми. Думай не о том, что говорить, а о том, что она хочет услышать. Дай ей то, чего она хочет, и в ответ ты получишь ее лучезарную улыбку. Это самый простой способ сделать женщине приятное.
– Похоже, он нашел способ сделать ей приятное, – сказал Роланд, глядя на Ричарда и Изабель, которые ехали во главе их небольшого отряда.
– Я в нем и не сомневался, – отозвался Уильям, плотнее запахивая на себе плащ. – Он очень решительный человек.
– И сейчас он решил ехать в Молтон, – продолжал Роланд. – Я только удивляюсь, что манит его туда.
– Только не месть.
– Может быть, гордость? – глубокомысленно произнес Роланд.
– Он убил человека, который покушался на его жену и его гордость.
– Но не того, кто привел этого человека в Дорни.
Уильям искоса взглянул на Роланда.
– Это странно, да? Как Ричард мог допустить такое? Он не хотел впускать Адама в замок, но и пальцем не пошевелил, чтобы остановить его.
– Ведь Хенли воспитывал его.
– И это обязывает его заботиться о выполнении желаний Хенли больше, чем о благополучии собственной жены? Нет, на него это не похоже, – нахмурился Уильям. – Тут что-то не так. Они оба что-то скрывают. Между ними что-то произошло, что-то ужасное.
– И Хенли пользуется этим, когда ему выгодно, – произнес Роланд, глядя, как подлетают комья земли, подброшенные сильными копытами его лошади.
– Согласен, – сказал Уильям. – Весь вопрос в том, сумеет ли Ричард порвать эту связь или лишь затянет крепче узел?
Изабель знала, что за поворотом дороги, скрытый за деревьями, их ждет Молтон. Она жила здесь с того времени, как отец в восемь лет отдал ее на воспитание лорду Хенли и его жене, леди Бертраде. Когда маленькую испуганную и одинокую девочку привезли сюда, стояла поздняя весна. Пели птицы, ласково светило солнышко, дул легкий ветерок. Ее приветствовала Бертрада, протянув навстречу девочке руки. Ее светлое платье трепетало на ветру. Тогда леди Молтона была чуть моложе, чем Изабель сейчас, и мгновенно очаровала свою новую воспитанницу.
А Ричарда?
Изабель бросила взгляд на своего мужа. Казалось, он не испытывает никаких чувств, глядя, как земли Молтона медленно обступают их со всех сторон. Ричард почти всегда казался бесчувственным, за исключением тех моментов, когда ей удавалось рассмешить его. Или разозлить. Но сейчас он был абсолютно спокоен. Сейчас он сосредоточился на том, что они почти уже приехали в Молтон.
Или к Бертраде?
Эти мысли вызвали в Изабель неосознанное беспокойство.
Есть ли в них доля правды?
Ричард признался, что не любит Бертраду. Сам он, бесспорно, именно так и думает.
Ричард признался, что ежеминутно борется со своей похотью, которая и толкнула его совершить грех прелюбодеяния с Бертрадой, но этому его признанию Изабель нисколько не верила.
Он думает, что это он, ослепленный своей похотью, набросился не Бертраду, вынудив ее предать своего мужа. Но как такое может быть, если она, Изабель, столько лет подряд добивалась его, предлагая себя, а он не обращал на нее никакого внимания?
Ричард – человек чести, хотя сам он иного мнения. Разве может такой человек завести интрижку с женой своего лорда, если им не руководит какое-то очень сильное чувство? А действительно, было ли между ними что-то большее, чем простая похоть, что держало его так же крепко, как руки Бертрады?
Может быть, он по-своему любил Бертраду?
А хочет ли Изабель это знать?
Мысли в ее голове проносились с необычайной быстротой, путались, выстраивались в цепочки. Она не знала, что и думать, как воспринимать происходящее. Отчаяние. Смятение. Страх.
Она не находила ответов на мучающие ее вопросы, ничто не могло облегчить ее душевные страдания, освободить из ужасного плена ее сердце.
Впереди мрачной громадой вырос Молтон. Его высокие грязно-серые стены грозно нависали над крошечным городишком, который примостился у подножия огромного, наводящего ужас замка. Молтон охраняли высокие стены и сильные руки вассалов, преданных его лорду.
Изабель почувствовала, как на ее руках волоски встали дыбом от накативших на нее страха и тревоги. Пустят ли их в замок? У Хенли мало причин пропускать их внутрь. Не грозит ли их маленькому отряду быть перебитыми в считанные минуты?
Изабель одними губами шептала молитвы Господу. Только бы Ричард остановился. Хоть бы решил вернуться обратно в Дорни, за его безопасные стены.
Но Ричард продолжал решительно ехать вперед, в упор глядя на свою цель. В Молтоне опасности поджидают его на каждом шагу, а Изабель больше всего хотела, чтобы он не пострадал. Ее честь и гордость ушли на второй план. Она забыла даже о чувстве долга.
Только бы он был вне опасности. Только бы остался жив.
Ее сердце бешено колотилось в груди, и ей казалось, что его удары отчетливо слышны всем окружающим.
Лошади бежали к мрачному замку, не отзываясь на ее молитвы. Каждый их шаг острым кинжалом вонзался ей в сердце.
Ричард не попросит Уильяма или Роланда вступить в схватку, по справедливости, у Хенли есть все основания убить Ричарда. Это Ричард совершил грех, и он понесет за него ответственность, если, конечно, пойдет вперед.
Ричард умрет.
Но не один. Она не оставит его одного.
– Разреши мне одной пойти к воротам, – попросила она. – Я постараюсь, чтобы нас пустили с миром. Конечно, он разрешит нам войти. У нас ведь нет плохих намерений.
Говоря эти слова, Изабель все еще удивлялась: зачем все-таки Ричард приехал в Молтон?
Ричард увидел неуверенность в ее глазах.
– У него есть право убить меня. Ты знаешь, что это правда, Изабель.
Она не нашлась что ответить. Изабель, у которой обычно слова слетали с языка с легкостью, не могла говорить.
К ним спокойно подъехали Уильям с Роландом. По их лицам нельзя было догадаться, что они думают обо всем этом.
– Нас пустят или пришло время обдумывать план сражения? – спросил Уильям.
– Не нужно никакого плана. Вы не будете ни с кем сражаться. Если здесь и будет кто-то драться, так это буду я один, – заявил Ричард, ясно давая понять, что возражений он не примет.
– Я уверен, что здесь хватит противников на всех, – проворчал Роланд.
Уильям улыбнулся, обращаясь к своему товарищу:
– Роланд, наконец ты встретил человека, который охраняет свои права на поединок так же ревностно, как ты сам. Видишь, как это раздражает!
Роланд только хмыкнул в ответ.
– Никакого сражения не будет, – повторил Ричард.
– Они откроют нам ворота? – поинтересовался Уильям.
– Они откроют мне ворота, – последовал ответ.
Внезапно подул по-зимнему холодный, пронизывающий до костей ветер. Небо затянуло тяжелыми свинцово-серыми тучами, птицы заторопились в свои гнезда. Сильные порывы раскачивали деревья, скрип которых, похожий на плач и стоны, возвещал о том, что ледяной ветер нарушил их покой. На ветках трепетали только недавно проклюнувшиеся листочки, их ярко-зеленый цвет смотрелся на фоне темного неба как-то неестественно. Стало холодно, как зимней ночью, когда тепло весны кажется лишь несбыточным радужным сном.