Жика. В другой раз, если не хочешь, чтобы кто-нибудь пропустил срок подачи кассационной жалобы, не клади бумаг на мой стол. Не клади мне на стол ничего, что имеет срок, понял? Я сроков не люблю, запомни! А теперь, марш!
Таса с собранными бумагами уходит.
VIII
Миладин, те же.
Жика (начинает работать, потом ударяет папкой по столу). А ну ее к дьяволу, эту Каю! Какое мне дело до чужих детей! У меня и без того голова трещит!
Миладин (вносит выжатую тряпку). Вот, господин Жика!
Жика. Э, да ты вроде как к Атлантическому океану ходил выжимать тряпку? Я уж про тебя забыл. Давай сюда! (Берет тряпку и обматывает вокруг головы.)
Миладин (продолжает свое объяснение). Так вот, этот Иосиф из деревни Трбушницы частенько захаживал в мою лавку…
IX
Еротие, те же.
Еротие (входит с улицы, в фуражке). Господин Вича здесь?
Милисав. Никак нет!
Еротие. Конечно, нет, раз он вбил себе в голову, что надо найти соучастников. А спросите, на что ему соучастники? Ищут личность и документы, а не… (Замечает Миладина.) Что, у купца Миладина какое-нибудь важное дело к тебе, господин Жика?
Жика. Да нет, может и подождать. (Миладину.) Выйди-ка, купец Миладин, а как господин начальник уйдет, придешь, и мы с тобой продолжим.
Миладин. Слушаюсь, господин Жика! (Уходит.)
X
Те же, без Миладина.
Еротие (Милисаву). А что, документы, изъятые у того человека, здесь, в ящике?
Милисав. Здесь.
Еротие. Хорошенько их береги, смотри в оба. А книга для записи секретных протоколов здесь?
Милисав. Здесь, господин начальник.
Еротие. Ну так достань ее!
Милисав достает из ящика книгу.
Записывай!
Милисав обмакивает перо и ждет.
«Начальник данного уезда извещает господина министра внутренних дел депешей о том, что он обнаружил во вверенном ему уезде и взял под стражу личность, о которой сообщалось в секретной депеше от седьмого числа сего месяца. Документы, найденные при ней, изъяты и вместе с указанной личностью под усиленной стражей будут направлены в Белград. Секр. Вн. Д. № 4742». Записал?
Милисав. Так точно.
Еротие. Какой там у тебя номер?
Милисав. Секр. 117.
Жика. Так вы еще не телеграфировали господину министру?
Еротие. Да нет, конечно, этот господин Вича пристал: подождите, посмотрим, нет ли у него соучастников, а тогда и сообщим. И вот уже целых два часа прошло, как тот сидит под стражей, целых два часа прошло, как мы спасли государство, а я не извещаю о том министра. Я немедленно иду на телеграф, беру с собой шифры и прямо там напишу. Приходится самому это делать, так как новый телеграфист, если он трезвый, стучит, будто зингеровская швейная машина, а если проведет ночь вместе с господином Жикой, то, как завидит шифрованную депешу, плюется, словно ты ему, прости господи, невесть какую погань показал. И уж тогда он, разумеется, вместо шестерки отбивает девятку, вместо четверки – семерку и вообще устраивает такую путаницу, что в ней до самой смерти не разобраться. Я скоро вернусь. (Идет, у дверей о чем-то вспоминает и возвращается.) Да, бог ты мой! Скажите господину Виче, как только он придет, пусть заберет этого из кутузки и начнет допрос. К моему приходу чтоб закончил, знаешь, это: как звать, откуда родом, был ли под судом и тому подобные вещи. А когда я приду, продолжу…
Милисав. Как, неужели не вы лично будете этим заниматься, господин начальник?
Еротие. Конечно, буду, но все же начнет пусть он.
Жика. Да зачем, можем и вас подождать.
Еротие. Подождать можете, но пусть лучше он начнет. Ведь знаешь этих нигилистов, они очень искусно умеют прятать бомбы. Обыщешь его, как говорится, догола, ничего нет, приведешь на допрос, спросишь учтиво: «Как вас зовут», – а он в ответ на это бомбу – б-ууу!.. И взлетят на воздух и уездный начальник, и весь его персонал. Кто-нибудь же должен остаться, чтобы продолжить следствие и сообщить господину министру о происшествии. Поэтому, знаешь, начните вы, а если я увижу, что он ничего не бросает, я буду тут как тут.
Жика. А мы… значит! (Показывает жестол. как кувыркаются в воздухе.)
Еротие. Может быть, он ничего и не бросит, но лучше быть осторожным! Так, значит… да, не забудьте сказать господину Виче, чтобы он позвал двух граждан в качестве понятых, дело-то уголовное. и следствие без понятых вести нельзя. Так ему и скажите, пусть немедленно начинает, меня не ждет, а я должен послать депешу. (Уходит.)
XI
Жика, Милисав.
Жика. Эх, ну и перетрусил же начальник.
Милисав. А если бы ты только его утром видел!
Жика. Когда утром?
Милисав. А когда мы «Европу» атаковали.
Жика. Ну? А как это было? Разрази тебя господь! Что ж ты мне ничего не расскажет?
Милисав. Как было? Зря я ему разработал такой прекрасный план, за который, как говорится, меня бы и сам Бисмарк похвалил, раз его не выполнили, как было предусмотрено. Что уж говорить, сам начальник не явился на место. Якобы по дороге заговорился.
Жика. А вы что, все сразу ворвались в комнату?
Милисав. Куда там! Во-первых, начальник на место не явился…
XII
Миладин те же.
Миладин тихо проскальзывает в канцелярию.
Жика (не обращая внимания на Миладина). А Вича?
Милисав. И я, и господин Вича прибыли одновременно.
Миладин (подойдя к Жикинолу столу). Так вот, господин Жика, господин начальник ушел.
Жика. Знаю, что ушел, ну и что же?
Миладин. Да то, господин Жика, что, как я тебе говорил, этот Иосиф из Трбушницы заглядывал, как честный человек, в мою лавку и…
Жика. Эй, послушай, ты самый настоящий невежа! Видишь, два чиновника разговаривают, а ты со своим Иосифом из Трбушницы. Как тебе только в голову не придет: эти чиновники валятся с ног от работы, а будет справедливо, если они отдохнут и по-человечески скажут друг другу пару слов.
Миладин. Да я…
Жика. Что: «Да я»? Жди, братец! Не растает твой Иосиф из Трбушницы за день-другой, да и Трбушница не провалится. Жди! Долго ждал, подожди еще денек-другой.
Миладин. Да я говорю…
Жика. А нечего тебе тут говорить, и выйди-ка вон, а как кончим разговор, я тебя позову и выслушаю наилучшим образом.
Миладин. Я, знаешь, про то и говорю, что из-за этого я уже три месяца хожу.
Жика. Ишь ты, три месяца! Ну и что же? А ты что, хотел небось дело в три дня провернуть. Дитя всего-то с кило весом, а ждешь его девять месяцев, а ты хочеш, чтобы я твоего верзилу из Трбушницы выдал тебе за три дня. Ты думаешь, справедливость – дело простое и ее так же легко добыть, как сорвать спелую грушу. Справедливость – это терпение, запомни; и не наскакивай на правосудие, как годовалый бычок, а жди, братец!
Миладин. Да я и так жду вот уж…
Жика. И еще подождешь. А умрешь и явишься пред врата рая, тебе и там скажут: «Жди!» – если только на небесах существует администрация и есть хоть какой-нибудь порядок. А теперь выйди-ка, а как кончим разговор, я тебя позову.
Миладин. Хорошо! (Уходит.)
XIII
Жика, Милисав, Йоса.
Жика. Ну, а дальше? (Звонит.)
Милисав. Я и господин Вича вошли одни.
Йоса появляется в дверях.
Жика. Больше никого не пускай!
Йоса уходит.
Милисав. Сердце у нас в пятки ушло, знаешь, как в таких случаях бывает! Стоим мы, перешептываемся да договариваемся. Я предлагаю взять с собой мешок, ворваться внезапно в комнату и натянуть ему мешок на голову. Господин Вича предлагает наполнить пригоршни молотым перцем, вбежать в комнату и засыпать ему перцем глаза. Пока мы так договаривались, приходит горничная и говорит: «Да вы не бойтесь, он ручной, как ягненок. Я, – говорит, – его утром погладила по подбородочку, он мягонький, как перчатка, и весь пахнет духами!» А мы все стоим и ломаем голову, ведь человек может иметь кожу мягкую, как перчатка, и пахнуть духами, а тем не менее держать револьвер в кармане. Тогда горничная нам и говорит: «Я на него наброшусь!» Бывают, знаешь, такие храбрые горничные, что так на человека и бросаются! Постучала она в дверь, а он оттуда заворковал, словно голубь: «Войдите!» У нас сердце затрепыхалось…
