Дженни старалась не нервничать. Правда, в понедельник она все равно три раза проверила холодильник, чтобы удостовериться, что Дарденовы четыре упаковки «Сэма Адамса» на месте, постоянно возвращалась к аптечке, чтобы убедиться, что производитель и концентрация лекарств, которые она купила, соответствуют списку Дардена, а также стащила с кровати шелковое белье, попрыгала на нем, покаталась, а затем постелила его заново – и так дважды, – чтобы оно выглядело так, будто она спала на нем всю неделю.

Она до сих пор так и не вытащила вещи матери из шкафа. Она пообещала себе сделать это завтра утром – без всяких «если», «а» и «но».

Тем не менее сейчас ей больше всего хотелось проводить время с Питом, что она и делала. Они снова валялись на чердаке, в своей постели из подушек и одеял, иногда обнаженными, иногда – нет, и опять и опять занимались любовью. Оказалось, что у Дженни это хорошо получается. Она знала позы, о которых Пит даже не догадывался. Но он быстро все схватывал. Его тело обладало естественной гибкостью, он с легкостью подстраивался под нее, откликался на каждое ее движение и возносил ее все выше и выше. Она и не представляла, что мужчина может обладать такой силой и мощью, какой обладал он.

И это было только первым из сделанных ею открытий. Она узнала о том, каким прекрасным может быть мужское тело, каким нежным и отдающим, и о том, что то удовольствие, которое она получает от него, делает ее саму другой. Она узнала, что поцелуи могут сглаживать шрамы. Она узнала, что значит быть любимой той самой глубокой и истинной любовью, которая смывает всю грязь прошлого и наполняет будущее обещаниями.

То, что осталось меньше суток, не имело значения. Не имели значения те краткие, острые приступы ужаса, которые охватывали ее при мысли о том, что будет, когда Дарден вернется и заговорит с ней, и что тогда может сделать Пит. Не имела значения вина, которая все-таки – навсегда – оставалась.

С Питом она была счастлива – первый раз за всю свою взрослую жизнь.

Во вторник, в середине дня, Дженни отправилась в город. Она надела свою обычную рубашку, джинсы и тапочки, но бейсболку оставила дома. Она устала скрываться. Ее волосы завивались в колечки, но были чистыми и блестящими, отражая отвагу и надежду, которые, несмотря на утренние звонки, жили в ней.

Дарден пытался дозвониться три раза. Три раза она делала вид, что не слышит звонков. О, она знала, что это он. Она нисколько в этом не сомневалась. Никто больше ей не звонил. Но она не хотела слышать его голос. К тому же он не мог сказать ничего такого, что не терпело бы отлагательства.

Поэтому сейчас она шагала по направлению к центру города, держась прямо и уверенно, как женщина, у которой есть важное задание. Дженни Клайд была готова улететь. И хотела, чтобы Литтл-Фоллз знал об этом.

Бостон

Конечно, это был Джордан. Кто же еще мог бродить по ее дому посреди ночи. Он поймал ее за руки, чтобы успокоить, и взглянул на то, что в них было.

– Я ходила к Ангусу, – объяснила она. – И взяла там кое-что почитать. – Она не стала уточнять, а он не стал спрашивать. Он вообще не сказал ни слова, просто взял ее за руку и повел обратно в постель. Они больше не занимались любовью, просто лежали друг у друга в объятиях, пока не заснули оба, – а Кэйси именно этого и хотелось. Если она покидала комнату Конни с тревогой за Дженни, в присутствии Джордана она успокоилась. Точно так же, как созданный им сад, сам он дышал покоем. Решив доставить себе удовольствие и зная, что ей отпущено совсем мало времени на это, она в полной мере наслаждалась этим покоем. Как она и ожидала, лишь только рассвело, он встал и собрался уходить.

Она оставалась в постели еще несколько минут, чтобы напоследок насладиться оставшимся его запахом. Но вместе с исчезавшим теплом исчезал и покой. Когда Кэйси почувствовала, что в ее голове уже все бурлит, как в кипящем чайнике, она вскочила, приняла душ, сварила себе кофе и спустилась с ним вниз.

Сегодня картины Рут заставили ее остановиться. На первой были изображены подсвеченные солнцем волны, на второй – рыбацкая пристань, на третьей – маленький островок. Кэйси переводила взгляд с одной работы на другую. Почему-то ей казалось, что они полны уверенности. «Более того, они были полны надежды», – подумала она, направляясь через офис в сад. Царившую там тишину нарушали только голоса птиц, сновавших у кормушки. Бостон еще только начинал просыпаться. Солнце едва появилось из-за залива на востоке.

Прихлебывая кофе, Кэйси брела по дорожке. Возле недотрог Джордана она присела, чтобы рассмотреть их получше, и ей показалось, что их развернутые вверх венчики тоже изучают ее. Снова поднявшись на ноги, она пошла дальше, среди белых цветов, обогнула пятно розовых и направилась к голубым. Колокольчики, лилии и разбитое сердце. Она была вполне горда собой. Джордан не упоминал ничего из этого. Это были названия из ее детства, которые сами пришли на память при взгляде на цветы. Все-таки она была дочерью Кэролайн.

Запах? Она не могла различить отдельных запахов, но общий букет все равно был чудесным. Сопровождаемая им, она поднялась на вторую террасу, к азалиям, которые уже приоткрыли свои бутоны.

Пройдя до самого конца сада, она остановилась и вдохнула хвойный запах – один раз, потом другой, еще и еще. Это были такие умиротворяющие мгновения! Однако как только она уселась на стул рядом с домом, чтобы допить кофе, беспокойство вернулось. Положение Дженни Клайд становилось все более безнадежным. В какой-то степени и Кэйси тоже. Ее мать умирала, многое в ее отце оставалось загадкой, и она знала, что история «Флирта с Питом» еще не закончена.

Допив кофе, она пошла обратно в дом. Ради надежды – на удачу – она, проходя мимо, коснулась картин Рут и поднялась по лестнице. Спальню хозяина она уже обследовала и нашла там очередную подсказку на своем причудливом пути по следу. Остались только коробки наверху.

Первым делом Кэйси нашла книги. Некоторые были трудами других психологов, но большинство – трудами самого Конни. В некоторых коробках оказалось по двадцать копий одной и той же книги – эти коробки были присланы из издательства. В других книги лежали вперемешку. В каждой книге, которую она открывала, на первой странице был его автограф.

«Экземпляры с автографом автора, – словно услышала она слова матери. – Ты можешь продать их дороже розничной цены. Зачем тебе столько экземпляров одних и тех же изданий?»

Она могла взять себе по одной каждого названия. Тогда у нее будут копии с автографами. Однако почему-то такое приобретение подписанных книг причиняло боль.

Отвернувшись от этих коробок, она нашла те, которые Джордан переносил сюда из офиса. В них были закрытые истории болезней. Кэйси просмотрела их только затем, чтобы выяснить, нет ли среди них фамилии Клайд. Не найдя ничего, она перешла к другой коробке, а когда ничего не нашлось и в ней – к следующей.

Она остановилась, только когда Мег позвала ее и сказала, что заезжала ее девятичасовая клиентка, но предупредила, что придет в двенадцать. Значит, теперь у нее было два лишних часа на поиски. Она прикидывала, сколько сможет успеть за два часа, когда Мег предложила ей свою помощь. Кэйси согласилась.

Мег открывала и закрывала коробки. Кэйси сортировала содержимое. Она нашла еще книги и архивы. Нашла первый экземпляр докторской диссертации Конни, отпечатанный на машинке, в которой была кривая буква «W». Она нашла рукописи его книг.

– А что вы ищете? – спросила Мег, когда, разочарованно ворча, Кэйси передала ей очередную коробку, чтобы закрыть.

– Что-нибудь личное, – ответила Кэйси, сидя на корточках. Рукописи были важной находкой. В Гарварде их бы взяли с радостью, но ей они были ни к чему. – Рисунки, письма, черновики. – Это она на самом деле хотела найти. – Выпускной альбом. Большой манильский конверт с надписанной буквой «К». Тебе ничего такого не попадалось?