Вернувшись в дом на Бикон-Хилл, Кэйси проспала крепким сном с полуночи до пяти, но когда проснулась, у нее не возникло и мысли заснуть снова. Она не могла даже оставаться в постели. Ее мысли бешено скакали одновременно в самых разных направлениях.
Первым делом она надела спортивный костюм, стянула в хвостик и пропустила через отверстие в бейсболке волосы и под ровным дождем отправилась проведать маму. Она знала, что если Кэролайн станет хуже, ей позвонят. Она могла и сама позвонить в клинику и спросить, нет ли изменений, а не тратить время и силы на дорогу. Но ей было тревожно, а это чувство было для нее необычным. Она хотела лично убедиться в том, что с Кэролайн все в порядке. Тем более что пробежку до Фенвей и обратно можно было рассматривать в качестве утренней зарядки, что делало ее осмысленной.
Кэролайн выглядела хорошо. Она лежала не в той позе, что накануне вечером, и хотя Кэйси очень бы хотелось думать, что она повернулась сама, она прекрасно знала правду. Сиделки поворачивали ее каждые несколько часов. Сейчас она лежала на спине и получала свой завтрак. Со стойки свисала трубка, по которой питательный раствор под действием силы тяжести поступал прямо в желудок.
Но что-то все-таки было не так. Врач полагал, что Кэролайн пытается умереть, и Кэйси никак не могла перестать об этом думать. Это рождало в душе ощущение пустоты и одиночества, а в голове – мысли о большей близости, которая могла бы возникнуть между ними как уже между двумя взрослыми людьми, и в конечном итоге – невыразимую печаль. Кэйси отчаянно нуждалась в том, чтобы мать открыла свои светящиеся умом глаза, заговорила, улыбнулась.
Она не стала задерживаться надолго. Она была слишком мокрой и слишком напуганной. Постояв всего минуту у кровати Кэролайн, она повернула обратно и снова выбежала под дождь.
Гнетущая, теплая атмосфера соответствовала ее настроению. Она бежала быстро, позволяя дождевым каплям смешиваться с потом и слезами, пока ее ноги не устали. Только тогда она перешла на более разумный темп, в котором пересекла Публичный сад, пробежала вдоль аллеи, ведущей к парковке.
Ее «миата» была не одна. Рядом с ней стоял джип Джордана. Пытаясь восстановить дыхание, Кэйси наклонилась, упершись ладонями в колени. Дождевые струи текли с козырька ее бейсболки, с деревьев, с небес. Она выпрямилась, запрокинула голову и подставила лицо дождю. Ее дыхание выровнялось, но пустота внутри оставалась. Голод? Возможно, она и была голодна, но сейчас не могла даже думать о еде. То, что она испытывала, не имело никакого отношения к пище.
Ей не пришлось воспользоваться ключом, чтобы открыть калитку – Джордан оставил ее незапертой. Проскользнув в сад, она закрыла задвижку, но еще раньше успела увидеть его. Он был слева, за сараем, под тсугами, ветви которых защищали его от дождя не хуже настоящей крыши. Однако он выглядел так, словно много времени провел под дождем. Мокрые волосы слиплись и торчали, майка и шорты были изрядно забрызганы грязью.
Он стоял, взявшись одной рукой за противоположное плечо, другую свободно опустив вниз. Темные просторные шорты, длиной до середины бедра, открывали очень стройные, прекрасной формы ноги.
Он выглядел вовсе не так, как обычно. Он не сводил с нее широко раскрытых глаз и выглядел испуганным.
«Нет, – решила Кэйси, – скорее не испуганным, а встревоженным. Нет, – сказала она себе, – скорее не встревоженным, а выжидающим».
Внезапно все двери в доме ее жизни, кроме одной, оказались закрытыми. Оставшаяся была приглашающе распахнута. Джордан излучал мужскую силу. Физиология брала свое. Она почувствовала влечение с самого начала, и оно все продолжало усиливаться.
Он – садовник ее отца. Это должно было останавливать ее, но не тут-то было. На самом деле это только сильнее влекло ее к нему. В эту минуту, повернувшись спиной к беспомощности и печали, она не представляла себе ничего лучше, чем вкусить сладости жизни за счет Конни. Потом она перестала думать и о Конни тоже, потому что глубинное влечение пересилило даже это. Не сводя глаз с Джордана, она пошла к нему.
– Все в порядке? – спросил он, как будто знал, где она была.
Вместо ответа она приблизилась к нему вплотную, сплетя свою руку с той, которую он держал опущенной вдоль тела. Она ни на секунду не сомневалась, что он понимает, что она делает. Она знала. Она просто знала. Когда она подняла лицо, он, словно только этого и ждал, снял с нее бейсболку, длинные пальцы обхватили ее затылок, а его губы нашли ее без всякого намека на стыд.
Кэйси не раздумывала, не анализировала. Она сосредоточилась на чистых ощущениях – жар его рта, когда поцелуй стал глубже, трепет языка. Когда он начал ласкать ее грудь, она почувствовала, как тает все внутри нее, а когда он стащил с нее майку и прикоснулся руками, а потом и губами к ее обнаженной коже, удовлетворение стало еще более глубоким, и она внезапно ощутила, что отчаянно жаждет испытать его во всей возможной полноте. Она прикасалась ко всем доступным участкам его тела, отталкивала мешающую одежду и трогала, гладила его еще и еще.
В какой-то момент она вдруг услышала его голос, низкий и хриплый:
– Есть какие-то причины, по которым мы не должны этого делать – бойфренд, возможная беременность, еще что-нибудь?
Она не могла думать ни о чем, только не сейчас, когда внутри все горело от наслаждения, а его тело, готовое дать ей устойчивость и наполненность, было так близко. Все, что она смогла сделать – стащить с себя промокшие шорты, пока он проделывал то же самое со своими, и поспешность того стоила. Ощущать Джордана внутри себя было высшим блаженством. Да, в этом была устойчивость и наполненность, но была еще и цельность.
Позже она могла лишь смутно припомнить, как они меняли позы, поворачиваясь то так, то этак, то снова возвращаясь в исходное состояние, но в тот момент ощущения не оставляли места мыслям. Это ощущение цельности изменило ее стремление, превратив погоню за действием в желание просто быть. Это заставило ее снизить темп; она хотела как можно дольше ощущать этот праздник обладания им, радость сбивчивого дыхания и дождя в листве, твердость мускулистого тела и шероховатость щетины, запах мокрого тела, земли и деревьев. Она чувствовала, как раскрывается изнутри все больше и больше, раскрывается без всякого стеснения и принуждения, отдавая всю себя его рукам, его бедрам, его рту, языку и самому процессу, пока ее тело не взорвалось в оргазме. Это ощущение оказалось глубже и богаче, чем она могла вообразить.
«Удовлетворенность». Это было первой осознанной мыслью, возникшей у нее. Сидя на коленях у Джордана, прислонившегося к стволу, она была полностью удовлетворена.
Ее руки обвили его за шею. Она приникла лбом к его заросшей щетиной щеке. Ее дыхание постепенно становилось все более размеренным и спокойным. На протяжении этих затянувшихся минут он все еще оставался в ней – уже не возбужденный, но весьма ощутимый.
Когда она, глубоко вздохнув, наконец подняла голову, он смотрел на нее. Эмоции, отражавшиеся в его глазах, были такими же, как и у нее, но сейчас их сила напугала ее. Она совершенно не знала этого мужчину. Ей еще ни разу в жизни не приходилось заниматься сексом, повиновавшись такому внезапному импульсу. Нет, она не жалела о том, что произошло, ей было слишком хорошо. Но он действительно был для нее почти незнакомцем.
Не желая разбираться с этой реальностью, не желая, чтобы что-либо отбрасывало тень на удовольствие, которое она испытала, и чувствуя, что он хочет заговорить, она положила кончики пальцев на его губы. Ей сейчас не нужны были вообще никакие слова. Она постаралась сказать ему об этом взглядом и увидела, что он уступил. Только тогда она убрала руку и освободилась от него. Поднявшись, она начала одеваться, но из-за того, что вещи были насквозь мокрыми, а ее кожа покрыта грязью, ей это удавалось не слишком хорошо.
Его внимательный взгляд не отпускал ее. Она попыталась привести себя в порядок и уже была готова выйти из-под шатра тсуговых ветвей. Но тут же остановилась, повернула обратно и снова оказалась у него на коленях. Зарывшись пальцами в его мокрые волосы, она притянула его голову к себе для финального поцелуя. Она могла бы остаться с ним еще, могла бы даже снова раздеться, просто ради чистого удовольствия быть обнаженной перед ним. Но скоро уже должна была прийти Мег. А Кэйси предстояло встречаться с клиентами. К тому же она не хотела, чтобы он подумал, что теперь она полностью в его власти.
