Робер написал Полю письмо, но тот поостерегся заявляться на почту. Слежка ни к чему не привела: письмо так и осталось невостребованным.

«Известия о сверхъестественном'', которые Поль снабжал умопомрачительными предсказаниями, стали выходить ежедневно. Двадцать четвертого произошло событие, которое, несмотря на предсказание Поля, никто не попытался предотвратить: после несчастного случая с крайне тяжелыми последствиями Стерлинга Мосса пришлось отправить в больницу. Двадцать седьмого снова произошло то, о чем Поль объявил заранее: в 5.45 утра землетрясение силой в 7 баллов имело место в Корансон-ан-Изере.

Вместе с тиражом газеты увеличивалось и доверие к прогнозам Хабакука в обществе и даже в высших сферах. Образовывались секты, по улицам расхаживали люди, облаченные в разноцветные лохмотья и распевающие благодарственные гимны или читающие хором молитвы.

Для славы Хабакука стали узки границы одной страны. Объемистая почта, приходившая со всех концов света, заваливала редакцию, но никто ее не забирал. Так что приходилось отсылать письма обратно отправителям.

Естественно, Поль и Изабелла ничего не стали менять в своей привычной жизни: еда, работа в лаборатории, прогулки по Парижу. Дармон, Мариетта и Жинесте были заинтригованы не меньше других. В лаборатории то и дело возникали разговоры по этому поводу.

– Должен признаться, ума не приложу,– начал Дармон.– Нострадамус, тот часто заговаривался, но этот…

– И еще в такой газетенке,– поддержал Жинесте.– Пока неизвестно, кто это?

– Нет,– не моргнув глазом ответила Изабелла.

– Необъяснимо,– с невинным видом сказал Поль.– Не может быть столько подтасовок. Строго говоря, в случае Салана, возможно, была утечка информации, а со Стерлингом Моссом могли и нарочно расправиться. Но обвал нельзя устроить, топая ногами по снегу, а уж тем более нельзя устроить землетрясение без подземного ядерного взрыва.

В эту минуту в лабораторию вошел Карлен.

– Если хотите знать мое мнение,– сказал он,– вся эта история заставляет пересмотреть наши представления о времени. Оно вовсе не линейно и не направлено в одну сторону, скорее это что-то вроде плоскости, по которой можно перемещаться куда угодно. И тогда человек с обостренной чувствительностью к времени благодаря особому психическому состоянию сможет предсказывать будущие события.

– Это, наверно, под силу лишь сумасшедшему,– вставил Поль.

– Вероятнее всего.

Поль напустил на себя равнодушный вид.

– Хорошо было бы вытащить его из норы. Его тогда можно использовать как зонд.

– Ни в коем случае! – воскликнул Карлен.– Его следовало бы вылечить.

– То есть лишить его дара предвидения? – спросил Дармон.

Карлен обвел взглядом присутствующих.

– Это самая опасная вещь из всего, что только может быть. Скоро все порочные люди объединятся и начнут совершать грабежи, а затем все сваливать на судьбу, раз уж Хабакук предсказал. А вы видите, какая волна религиозного безумия поднялась вокруг его пророчеств. Представьте себе, что Хабакук вдруг раскроет инкогнито, предварительно, конечно, обеспечив свою безопасность. Он окажется в положении зрячего в толпе слепых. И тут же этим воспользуется.

– А если у него другие планы? – спросил Поль.

– Это еще хуже,– пробормотал Карлен.

За обедом Поль сказал Изабелле:

– Я думаю, общественное мнение уже сложилось. Газеты всего мира пестрят комментариями по этому поводу. После ликера приглашаю тебя попутешествовать.

19 июля 1980 года газеты вышли с огромными заголовками:

«Прорыв германской линии обороны русскими бронетранспортерами. НАТО угрожает запуском межконтинентальных ракет».

Поль и Изабелла в машине покидают Париж. Слепящий белый свет озаряет небо за их спиной. Словно новый исход – кругом плотная масса машин, через которую Поль пытается пробиться на своем автомобиле. Катастрофа придает всему какой-то неестественный оттенок. Все словно вышло из берегов…

Переводы «Дельфийской колонки» циркулировали в государственных канцеляриях. Там, под заголовком «Мир по Хабакуку», была помещена обнадеживающая заметка. Речь шла о всеобщем мире в течение последующих пятидесяти лет.

– Как ты можешь так бессовестно врать? – спросила у Поля Изабелла.– У этих несчастных выработается ложное чувство безопасности, а через какие-нибудь двадцать лет они очнутся, но будет поздно.

– Ничего подобного,– убежденно проговорил Поль – Каждый раз мои предсказания сбывались, и они привыкли верить мне на слово. Если бы я и теперь сказал им правду, борьба военных блоков неминуемо бы продолжалась. А это действительно привело бы к ядерной войне.

– Но ядерная война все равно будет! – воскликнула Изабелла.– Мы же оба это знаем.

– Нет,– не согласился Поль,– то, что мы знаем – это общие контуры будущего, которые прорисовываются на фоне все возрастающей напряженности между державами. Будущее вовсе не предопределено раз и навсегда. Оно строится каждый день, каждый час… Достаточно изменить настоящее, чтобы изменилось и будущее. А чтобы изменить настоящее, надо всего лишь изменить прошлое. Что я и сделал…

Он подумал о «мемо-3», и на память ему пришло то, о чем Изабелла знать не могла. Но она уже готова была затеять спор.

– Как это ты сумел?

– Ну это так просто говорится… Образно. Я хочу сказать, что, если бы я по-другому поступал в прошлом, мое настоящее было бы иным… и, может, не только мое, но и еще многих людей.

– Да…– Изабелла с сомнением покачала головой.

– Впрочем…– Поль вынул из кармана газету и протянул Изабелле.

Ей в глаза сразу бросились крупные заголовки «Разрядка между Востоком и Западом», «Конференция на высшем уровне состоится в середине июня».

– Ну? – спросил Поль.

– Если бы это только была правда.

– Это нетрудно проверить. Надо просто отправиться туда и посмотреть.

Газеты 19 июля 1980 года не упоминали ни о каком военном конфликте. Они лишь восхваляли государственный строй и разражались угрозами в адрес последних членов левацких организаций, находящихся на грани исчезновения.

Поль с Изабеллой возвратились успокоенные, хотя их и не оставляла горечь. Чтобы гвоздь засел поглубже, Поль продолжал посылать статьи, каждый раз все более укрепляя веру читателей в свои предсказания и способствуя разрядке.

Но вот уже несколько дней, как у Поля сложилось такое впечатление, что за ним следят. Какой-то человек ходил за ним по пятам и тут же исчезал, стоило ему оглянуться… или вдруг прохожий замедлял шаг перед его домом и смотрел кругом… Изабелле Поль об этом ничего не сказал, но сам из осторожности решил заглянуть на несколько недель в будущее. Но не смог. Получалось, что ему никак не удавалось выйти из настоящего. Он сократил длительность мысленного прыжка до трех дней.

Поль выходит из дома. Направляется к машине, но тут из подъезда появляется человек. Эта ситуация знакома Полю по предыдущему выходу, поэтому он быстро ныряет за машину. Но уже другой стоит наготове на противоположной стороне улицы и стреляет в Поля. Однако Поль, предвидя и это, откатывается туда, где пуля не может его достать. И тут прямо на него вдруг наезжает машина, и Полю приходится вернуться на прежнее место, иначе она бы его раздавила.

Поль попадает в поле зрения первого убийцы, который тут же в него стреляет. Но Поль знает, что так случится. И одним махом влетает в парадное своего дома. Но там тоже стоит человек с наведенным на него револьвером. Поль, стремясь спастись, вбегает в кабину лифта. Незнакомец всаживает в него одну за другой три пули.

Когда Поль пришел в себя, боль во всем теле напоминала ему о пулях. Приятного было мало.

Войдя к нему, Изабелла увидела, что он лежит, согнувшись и прижимая к груди руки.

– Ты что, заболел? – встревожилась Изабелла.

– Хуже,– ответил Поль.– Я умер. Изабелла молчала. Ждала разъяснений.

– Так вот,– сказал Поль.– Через три дня меня отправят на тот свет. Я знаю, как это произойдет, и даже смогу обвести вокруг пальца двоих убийц. Но после этого я прямехонько угожу в ловушку, так что третьего мне не миновать.