Для пущей надежности Поль вышел из лаборатории, перешел больничный двор, заглянул в небольшое кафе, сел за столик, заказал кофе и углубился в чтение журнала.

Оторвался он от журнала, только когда прошло тридцать минут после времени, намеченного им для ввода «мемо-3».

– Где это ты пропадал? – спросил Дармон.

– Да ходил кофе пить.

– Ты оставил шприц и лист, на котором написано: шестнадцать тридцать. Думаю, я правильно сделал, что ввел Миносу то, что было в шприце.

Поль открыл рот, потом снова закрыл.

– Да, хорошо,– только и сказал он.

Ему теперь казалось, что причинность стоит и ухмыляется за его спиной. Он почти не сомневался, что любой опыт подобного рода привел бы к такому же результату.

Поль остался в лаборатории после ухода коллег, отговорившись тем, что ему еще надо кое-что доделать. Потом взял несколько зеленых кристаллов и положил под язык. И стал ждать, без конца повторяя: свитер, а не куртка, свитер, не куртка… И тут наступил глубокий провал.

Куртка присоединилась к другой одежде Изабеллы, которая висела в платяном шкафу. Поль хотел было пришпилить брошку к клетчатой куртке. Но передумал, сам не зная почему. Брошка должна остаться там, где была – на свитере. К куртке она, конечно же, не идет. Вкус у Изабеллы был. Он прикалывает булавку к свитеру и с удовлетворением смотрит на то, что сделал. Потом готовит себе кофе, ставит на проигрыватель Квартет ре минор Шуберта. Но это такая мрачная музыка, что он выключает проигрыватель.

Поль влетел к себе со всех ног. Тут же бросился к гардеробу, рванул дверь. И остановился в замешательстве. Брошка блестела на свитере. Прихрамывая, он дошел до стенного шкафа. Вынул белую скатерть и постелил на стол. Вытащил из кармана пакетик с кристаллическим порошком и положил на скатерть. Потом налил воды в тщательно вымытый стакан и поставил его рядом с пакетиком. Сам сел за стол, словно готовясь к ритуалу. Наконец, собравшись с мыслями, взял щепотку порошка, проглотил и запил водой.

Поль входит в магазин.

– Мне нужны холостые патроны.

– Какого калибра?

– Двадцать второго. Для «лонг райфл».

Продавец дает Полю патроны. Поль выходит из магазина и возвращается к себе. Войдя в комнату, он останавливается в нерешительности, потом идет к комоду, открывает нижний ящик, вынимает лежащую там женскую одежду, находит револьвер, высыпает патроны из барабана и заряжает холостыми. Затем осторожно кладет оружие на место, сверху забрасывает одеждой, закрывает шкаф и идет в гостиную.

В тот самый момент туда входит Изабелла. Они обнимаются. Поль не замечает слез, выступивших на глазах у Изабеллы.

Из сумеречного состояния Поль вынырнул с ощущением полного счастья и безопасности. Он знал, что Изабелла спасена. Поль поднялся с кресла, хромота прошла. Холостые пули не ранят… издалека по крайней мере. Вдруг им овладело некоторое беспокойство, и он позвал:

– Изабелла!

– Да! – ответил голос Изабеллы.

Его жена появилась в проеме двери, ведущей в комнату. В руках она держала журнал. Поль подошел к ней и провел рукой по виску, где был шрам от ожога.

– Я никогда не сумею понять… – сказал он.

– Я тоже, – призналась Изабелла. – Нашло вдруг. Мы оба много работаем.

Но Поль немного слукавил. Он все-таки надеялся когда-нибудь понять, что двигало Изабеллой. В отместку Поль постарался скрыть от нее, как получилось, что она снова жива… при том, что от той действительности, когда она была в могиле, не осталось ровным счетом ничего. Он пока не знал, почему это кажется ему таким важным, но чувствовал, что вот-вот догадается.

Про себя он подозревал, что так или иначе здесь виновато соединение, которое он синтезировал. В не меньшей степени, чем тот способ, которым он предотвратил трагедию. Но как призрак Изабеллы мог знать это вещество и метод его получения – это осталось для него тайной за семью печатями, как и то, почему Изабелла хотела убить себя и его.

– Да, – сказал он. – Я думаю, работа нас доконает.

– Если мы сами друг друга не доконаем, – прижавшись к нему, добавила Изабелла.

Тем временем Мариетта, казалось, совсем и не подозревала, что побывала на том свете. Никто в лаборатории не удивлялся тому, что она жива, как, впрочем, и тому, что жива Изабелла. Поль, радуясь, что все так получилось, снова ушел с головой в работу, намереваясь отыскать пути, которые привели бы его к «мемо-3». Но он помнил лишь, как с невероятной скоростью проделывал опыты, повинуясь чужим указаниям, смысл которых до него не доходил, и в три дня сумел сотворить то, для чего понадобились бы годы целой группе высококвалифицированных специалистов. Тогда он решил ограничиться более скромной целью: возобновить с Изабеллой тщательную отработку «мемо-2». Но ему не давало покоя странное вещество, всю мощь которого он испытал на себе. «Мемо-1» обострял память. «Мемо-2» давал удивительную иллюзию переживания прошлого. Но «мемо-3» – это нечто иное. Это походило на внутренний поток, не только способный, подобно «мемо-2», уносить в прошлое, но и дающий протащить туда решения, принятые в настоящем, которые таким образом начинают влиять на ваши действия в прошлом. Как это можно объяснить с физиологической точки зрения?

Налицо отрицательный во времени метаболизм, немыслимый, противоречащий всем законам физики и физиологии, в котором, однако, эти самые законы не дают усомниться. Достаточно ли влияющего в обратном направлении переноса информации, воздействующей на нейтроны, чтобы склонить волю к изменению поступков? Похоже, что это как раз и имеет место, и в мембранах и передатчиках нервного импульса при получении неосознанно поступившей информации возникает определенный электрический заряд.

Как бы там ни было, Поль не желал мириться с тем, что это соединение уплыло из его рук. Он не мог заниматься одним только улучшением «мемо-2». Он ухитрился выцарапать из памяти некоторые из стадий, которые проделывал по чужому наущению. Может, это что-нибудь и даст? У него было так мало шансов восстановить формулу «мемо-3», что он приобщил к своей работе Изабеллу, не упоминая при этом, что «мемо-3» уже существовал. Было очевидно, что представление о «мемо-3» имел только призрак, и с исчезновением призрака исчезло и представление, а Изабелла была не в состоянии хранить в памяти прошлое, которое стало теперь другим. Но почему сам Поль не забывал ни одно из этих противоречащих друг другу прошлых событий, в то время как все, с кем он имел дело, –собственно говоря, все люди вообще – оставались пленниками одного мира, считая его единственным?

То ли благодаря обрывкам воспоминаний, оставшихся у Поля о стадиях получения «мемо-3», то ли просто ему повезло… но они за неделю смогли синтезировать новое вещество, которое первым довелось испробовать Миносу.

И снова никаких видимых изменений с крысой не произошло, и из ее поведения трудно было вывести какие-либо заключения. Каждый раз, когда Поль пытался взять у нее пробу мочи, крыса забивалась в угол клетки.

При третьем взятии пробы он обратил на это внимание Изабеллы.

– Душно, – предположила Изабелла.

Поль состроил гримасу. У него создалось впечатление, что дело не в этом. Через час он вернулся, держа что-то за спиной. Минос уже стоял на задних лапах, взявшись передними за решетку.

Изабелле Поль показал, что принес. Это была вовсе не игла для взятия пробы, а кусок сыра.

– Ну как? – спросил он.

– Почуял, – ничуть не усомнившись, подтвердила Изабелла.

– Прекрасно.

Он взял несколько проб – не столько для анализа, сколько для того, чтобы возбудить рефлекс. И каждый раз Минос забивался в угол. Потом без предупреждения Поль явился, держа сыр в пластмассовой упаковке.

Минос, поводя носом, уже стоял на задних лапах.

– Он чует запах! – заметил Поль.

Изабелла с любопытством поглядела на Поля, но ничего не ответила.

– Поняла? – спросил Поль.

– Объяснишь, пойму.

– Так вот, Минос угадывает, что я собираюсь делать.