– Я тебе верю.

– Ты спасешь человеческие жизни. Возможно, множество жизней. Тебе нужно время, чтобы подумать? Я готов сосчитать до десяти.

– Какова альтернатива?

– Я ее не вижу, Тед. Копаюсь в голове, ищу в сердце. Ты можешь обратиться к немецкой полиции. Они могут помочь. Раньше-то помогали. Ты – английский эмигрант, бывший берлинский анархист, живущий с отошедшей от дел турецкой проституткой. Я не сомневаюсь, что они озаботятся твоими проблемами.

Манди что-то говорит? Скорее нет, чем да.

– Я предполагаю, что они передадут тебя немецкой разведке, которая отправит тебя к нам. Не думаю, что теперь тебя оставят в покое. В нашем бизнесе такого не бывает. Ты слишком лакомый кусочек. – Он наклоняет голову, делая вид, что прислушивается. – Я слышу «да»? Я вижу кивок?

Вероятно, Рурк и слышит, и видит. Но Манди если говорит «да» и кивает, то рассеянно. Потому что мыслями он далеко, в Париже, с Сашей и учеными из его литературного комитета. «Мы неразделимы, Тедди. Я в этом убежден. Мы столько выдержали вместе… Давным-давно ты спас мне жизнь. Позволь мне стать для тебя дорогой к спасению души».

Манди ждет.

И, наждавшись, ждет снова.

Не двух событий, которые произойдут одновременно. Когда он ждет, все происходит по очереди. Он ждет в Линдерхофе и дома конверта со знакомым Сашиным почерком, глуховатый Сашин голос в телефонной трубке.

На один день уезжает в Гейдельберг, три часа на поезде в один конец, и говорит с уборщиками, строителями и дизайнерами, но послание от Саши не дожидается его и в этом городе, а когда он возвращается около полуночи, выясняется, что Зара отпросилась с работы и приехала домой раньше обычного.

Она чувствует: он что-то знает и не говорит ей. Ее подозрения зародились, когда он остался в Гейдельберге в ту ночь. Она не верит, что у него была вторая встреча с банкирами на следующее утро. А еще этот фингал.

Он терпеливо, не в первый раз, говорит ей, что вина целиком на нем. На узкой улочке возвели строительные леса, что-то ремонтировали, а он, вместо того чтобы обойти это место, пошел напрямую. С лесов упала доска и угодила ему в глаз. Это цена, которую приходится платить за высокий рост. В следующий раз буду смотреть внимательнее, где хожу.

Что они от тебя хотят, эти банкиры, в которых я не верю, спрашивает она. Держись от них подальше. Они хуже полиции.

Он пытается рассказать ей о малой части того, что им от него нужно. Банкиры нормальные, заверяет он ее. Они вкладывают деньги, и, если я смогу поставить школу на ноги, они, возможно, даже разрешат мне ею руководить. В любом случае попытаться стоит.

На немецком она говорит кое-как, турецкого он не знает совсем. Где-то они понимают друг друга, иногда приходится прибегать к помощи Мустафы, который с гордостью выполняет функции переводчика. Но чтобы понять чувства, они должны спрашивать у лиц, глаз, тел. На этом языке Зара получает правильный ответ: увертки. На этом языке ответ, который получает Манди: страх.

Наутро, приехав в Лидерхоф, он посещает подсобку садовника и достает тысячу долларов Ричарда. Тем же вечером оставляет деньги в стоматологической клинике. Сломанные зубы наконец-то заменятся вставными. Но, когда он показывает Заре квитанцию, она лишь поначалу радуется, а потом вновь мрачнеет. Через Мустафу обвиняет Манди в краже денег. Ему с огромным трудом удается убедить ее, что деньги заработанные. Мне заплатили премию, Зара. За те часы, которые я отрабатывал за других, в их отсутствие. Для опытного лжеца с этой задачей он справляется на троечку, а когда тянется к ней в постели, она отодвигается на самый край. Ты больше меня не любишь, говорит она. Днем позже Мустафа слишком уж часто дразнит его несуществующей подружкой. Манди резко осаживает его, а потом не находит себе места от стыда. В искупление вины весь вечер корпит с Мустафой над Куполом скалы и заказывает компьютер, который давно хочет заполучить Мустафа.

Рурк звонит своему новому агенту ежедневно по сотовому телефону старенькой модели, ровно в половине первого, во время перерыва на ленч. Рурк лез из кожи вон, пытаясь уговорить Манди взять разработанный специалистами Управления суперсовременный, суперзащищенный, работающий и в холод, и в жару мобильник, но Манди остался непоколебим. Я – последний луддит в шпионском бизнесе. Так что очень сожалею. Он где-то прочитал, но не стал делиться этим с Рурком, что есть мобильники, которые при необходимости могут отрывать людям головы. Как обычно, Рурк обходится без «Привет, Тед» или «Это Джей».

– Майкл и его друзья закончили подготовку домашнего задания, – сообщает он. Майкл – это Саша. – Через пару дней он может подъехать.

Значит, ждем Майкла.

Два дня растягиваются в четыре. Рурк говорит, расслабься, Майкл встретился с давними друзьями.

На пятый, проходя по административному крылу, Манди замечает в своей ячейке конверт. Адрес напечатан на принтере, судя по почтовому штемпелю, отправлен конверт из Вены. Само письмо – лист простой бумаги, текст на английском, тоже напечатан на принтере, дата проставлена, подписи нет. 

Ответ не требуется, да и что можно ответить? Рурк говорит, расслабься, Майкл будет «нашим представителем».

Стоя у окна на первом этаже школьного здания в Гейдельберге и глядя на выложенную кирпичом дорожку, идущую к железным воротам, Манди испытывает глубокое облегчение от того, что его мысли и действия наконец-то сливаются воедино. Он в том месте, где находился мыслями последние две недели. «Майкл уже в пути, – подтверждает Рурк по сотовому телефону. – Поезд Майкла чуть задержался по техническим причинам, он будет с тобой примерно через полчаса». Телефонные сводки Рурка высокомерные и ложные. Манди их ненавидит. На нем старый кожаный пиджак и вельветовые брюки: ничего из того, что он носил или снимал во время пленения. Он понимает, что от слежки ему деться некуда, но не хочет быть ходячим микрофоном. На часах пять двадцать. Последний рабочий ушел десятью минутами раньше. Это ребята из Контр-университета учитывают все.

В дни ожидания Манди пытался со всех сторон рассмотреть затруднительное положение, в котором оказался, но так и не пришел к какому-либо выводу. Как сказал бы доктор Мандельбаум, он собирал информацию, но где знание? Подстегнутый близостью Сашиного прибытия, он вновь перебирает все варианты, начиная с самого привлекательного.

Рурк и его Управление обманывают и себя, и меня. В лучших традициях своей профессии они обращают фантазию в самореализующееся пророчество. У Дмитрия темное прошлое, он сам это признает, но он исправился, и намерения у него самые благородные, как он и говорит.

Аргумент в поддержку вышесказанного: Рурк – тот самый идиот, который потерял четыре месяца, пытаясь доказать, что Манди и Саша работают на Кремль.

Аргумент против: ночная жизнь бродячего цирка Дмитрия, его грязные деньги, невероятность его Великой Идеи, его роль в налаживании связей между евроанархистами и исламскими фундаменталистами.

Рурк и его Управление все просчитали правильно, Дмитрий не просто плохой, а очень плохой, но Саша – невинный простофиля, клюнувший на его речи.

Аргумент в поддержку вышесказанного: Сашина доверчивость засвидетельствована многократно. Он умен и проницателен, но, как только кто-то взывает к его идеалам, напрочь лишается критичности в оценках и становится идиотом.

Аргумент против: к сожалению, отсутствует.

Дмитрий плохой, как и говорит Рурк, и, цитируя мудрецов из Эдинбурга, Саша – его соучастник, все знающий и полностью отдающий себе отчет в том, что делает. Дмитрий и Саша вместе берут меня в компанию, потому что им нужна моя школа для реализации их гнусных замыслов.