Этот ковер, теперь, раз уж Манди над этим задумался, сам по себе загадка, независимо от того, новый он или старый. Или он загадка только для Теда Манди, который дома привык все делать своими руками? Ковер от стены до стены в старом шале с прекрасными деревянными полами? Натуральный вандализм, спросите Деса.

Ладно, это вопрос вкуса. Но ведь остается ощущение, что все в этой комнате, включая Ричарда, привезли в тот же день из какого-то выставочного зала.

Или, другими словами: ощущение, что это премьера, когда не обходится без накладок и с костюмами, и с произносимым актерами текстом.

А если все эти придирки – сущая ерунда в сравнении с величием Плана Дмитрия, может, я цепляюсь за них лишь потому, что стараюсь принизить значение задуманного им. То есть, если я не верю в ковер, почему я должен верить в Дмитрия?

Но я верю в Дмитрия! Когда Безумный король Дмитрий строит свой воздушный замок, я верю каждому его золотому слову. Становлюсь его верным слугой и считаю себя обязанным ему по гроб жизни. А сомнения появляются, лишь когда Дмитрий перестает говорить.

Вперед-назад, снова и снова, днем и ночью, пока Тед Манди ждет сообщения, выиграл его лотерейный билет или нет.

И, пребывая в ожидании, наблюдает.

С момента позорного отступления, чего уж там, бегства из Гейдельберга, он возвел множество преград на пути почты. Когда оставленный адрес оказался слишком опасным, он его сменил. Мюнхенская квартира остается в секретном списке. В Линдерхофе он более уязвим, но принял необходимые меры предосторожности. В административной зоне расставлены необходимые ловушки. Ячейка с буквой М находится так низко, что не попадается на глаза проходящему мимо. Так что гид, спешащий к ожидающим его экскурсантам, может не обратить внимания на то, что его дожидается почта. И проходит неделя, а то и больше, прежде чем фрау Кламп покидает свой боевой пост и вручает ему зловещего вида конверт.

А вот после той ночи все меняется. Отсидевшись в обороне, Манди переходит в наступление.

Ранее он воспринимал приезд и отъезд почтового фургона из Лидерхофа как маневры вражеских боевых машин. Теперь – нет. Едва почтовый фургон выезжает за ворота дворца, как Манди уже интересуется у фрау Кламп, нет ли для него письма.

И письмо таки приходит, через восемь дней после спуска с вершины горы, в десятиминутном промежутке между третьей и четвертой группами туристов. Из письма затаивший дыхание Тед Манди узнает, что его просят позвонить банковскому менеджеру в Гейдельберг в любое удобное ему время, чтобы договориться о встрече, на которой они могли бы определиться с распределением денежных переводов, поступивших на его счет, общей суммой в пятьсот тысяч американских долларов.

Банк представляют, это же надо, уже три сотрудника, что кажется Манди расточительством, учитывая, сколь часто ему приходилось выслушивать лекцию невероятно занудного герра Фринка, смысл которой сводился к простой истине: негоже платить людям за то, что они сидели и наблюдали, как работают другие.

Герр Фринк сидит по центру, между Брандтом и Айснером. Герр доктор Айснер из нашего отдела просроченных кредитов. Герр Брандтнаш гость, старший менеджер центрального офиса. Иногда центральный офис любит совать нос в дела филиалов, говорит Фринк, конечно, другими словами: принимать более активное участие в работе с клиентами. Манди не возражает против его присутствия? Манди не только не возражает, он страшно рад, что герр Брандт нашел время поприсутствовать на этом совещании. Он чувствует себя мальчиком на картине, с нетерпением ожидающим вопроса о том, когда он в последний раз видел своего отца. По столь торжественному случаю он надел костюм. К своему удивлению, выяснил, что костюм не только очень тяжелый, но еще и заметно сел: руки чуть ли не по локоть торчат из рукавов. В костюме он чувствует себя неуютно, вспотел, нервничает, впрочем, ему всегда неуютно, когда речь идет о деньгах. Герр Фринк с широкой улыбкой осведомляется о здоровье Frau Mundy.[100] Согласно банковскому протоколу, сегодня язык общения – английский. Когда три немецких банкира сидят лицом к лицу с одним бедным английским клиентом, совершенно очевидно, что их английский лучше его немецкого.

– В полном здравии, спасибо вам, – весело отвечает Манди на вопрос. – Но в ее возрасте по-другому и быть не может, – заливистый смех.

Напоминание о том, что клиент банка содержит молодую и, несомненно, экстравагантную гражданскую жену, не радует ни герра Фринка, ни герра доктора Айснера. А вот герр Брандт из центрального офиса, похоже, думает, что сей факт говорит в пользу клиента. Герр Фринк осуждает войну. Печальное событие, говорит он, поправляя очки толстым пальцем. Последствия совершенно непредсказуемые, пуф, пуф. Это хорошо, что Берлин занял высоконравственную позицию, но Америка ясно дала понять, что за это придется заплатить, и теперь мы ждем, какую объявят цену. Манди отвечает, что заплатить стоит, какой бы ни была цена. Практически предлагает оплатить счет, который выставит Америка. Его щедрость отмечена, но герр Фринк по-прежнему мрачен.

Он подготовил список многочисленных кредиторов Манди. Герр доктор Айснер тоже просмотрел его. Герр Фринк хочет сделать заявление в присутствии холеного герра Брандта из центрального офиса. Поведение мистера Манди в этой истории не знает аналогов. Мистер Манди имел все возможности, более того, ему советовали официально объявить себя банкротом. К его чести, он устоял перед искушением. А теперь все, включая и банк, могут получить причитающиеся им деньги. Это радует, говорит мистер Фринк. Это восхитительно. Есть чем оплатить и проценты, что в аналогичных обстоятельствах крайне редкий исход.

Герр доктор Айснер объявляет мистера Манди истинным английским джентльменом. Герр Фринк его поддерживает. Мистер Манди говорит, что в таком случае он – последний из оставшихся в живых. Шутку то ли не оценивают, то ли не понимают, за исключением разве что мистера Брандта, который осведомляется, безо всякого нажима, как бы между прочим, а откуда, собственно, мистер Манди получил все эти деньги.

– Они поступили тремя переводами, – объявляет герр Брандт. Платежные поручения он привез с собой, они лежат среди прочих бумаг, каждая в отдельной прозрачной пластиковой папке, и теперь герр Брандт передает, платежки мистеру Манди для ознакомления. – Из «Юнайтед кемикэл» на острове Гернси, на двести тысяч долларов, по указанию клиента. Voila![101] Из «Кредит Лионе» на острове Антигуа, на двести тысяч долларов, по указанию клиента. Voila! Из «Морган гаранта траст» на острове Мэн, на сто тысяч долларов, также по указанию клиента. Большие банки в маленьких местечках. Но кто клиенты, мистер Манди?

Благодарный Свену, Ричарду и Анджело, которые подготовили его к подобным вопросам, Манди натягивает на лицо чуть грустную, но, как он надеется, убедительную улыбку.

– Не думаю, что я смогу достаточно полно ответить на этот вопрос, мистер Брандт. Переговоры сейчас на очень деликатной стадии, если уж говорить откровенно.

– Ага, – в голосе герра Брандта слышится разочарование, он чуть склоняет свою красивую голову. – Но хоть что-то вы сказать сможете? Не для протокола, – предлагает он. И улыбается.

– Эти деньги – аванс. Подъемные, – объясняет Манди, воспользовавшись термином Свена.

– И на что вам выдан этот аванс, мистер Манди?

– На повторное открытие школы. С тем чтобы в дальнейшем обеспечить ее прибыльность. Я провел конфиденциальные переговоры с одним международным фондом. И не собираюсь ставить в известность банк до подписания всех необходимых документов.

– Прекрасно. Вы хорошо поработали. Но какова направленность деятельности этого фонда? Вот что особенно интересно, позвольте заметить. – Герр Брандт оглядывает коллег-банкиров, давая понять, что центральный офис хочет знать ситуацию на местах.