Глава 3
По понедельникам, ровно в десять утра, Банион и его секретарша Ренира просматривали почту за прошлую неделю и обсуждали расписание на неделю грядущую. Ренира читала почту, чтобы решить, на какие из трехсот или четырехсот писем необходимо ответить, одновременно составляя почасовой график на неделю. Ренира была англичанкой, и ее изысканное «алло» могло повергнуть в шок неподготовленного абонента. Как человек публичный, Банион считал своим долгом иметь прямой телефонный номер, но с практической точки зрения находил это чрезвычайно неудобным.
Почта за прошлую неделю была разнообразна: в одних письмах превозносили таланты Баниона; в других клеймили его как нарушителя общественного спокойствия; в третьих требовали разъяснения тех или иных проблем; в четвертых просили прочесть «прилагающийся» манускрипт с надеждой, что он будет опубликован. Были и такие, в которых умоляли бесплатно выступить на предстоящем торжестве (эти письма переправлялись Сиду Минту, лекционному агенту Баниона, который отвечал, что минимальный гонорар Баниона – двадцать пять тысяч долларов); а также те, которые начинались со слов: «Вы, конечно, меня не помните, но…» (на что Ренира отвечала: «Вы совершенно правы, мистер Банион вас не помнит»). Обычный набор рекламных проспектов, предлагавших авторучки, дорогие кожаные портфели, кроссовки, роскошную бумагу для писем, словари, компакт-диски, океанские лайнеры, спортивные машины и, конечно, трости, которые были эксцентрической слабостью Баниона – его страстью, как полагали некоторые. (Его коллекция включала в себя палку, сделанную из ампутированной бедренной кости солдата времен Гражданской войны; в свое время она принадлежала Джону Уилксу Буту;[16] еще одна была сделана из пениса быка.) На эти письма они неизменно отвечали короткими сухими формальными отписками.
Сеть магазинов одежды недавно предложила сто тысяч, если он сфотографируется в джинсах за двадцать девять долларов. Над этим предложением Банион задумался. Конечно, у него и в мыслях не было опуститься до рекламы шмоток – тем более джинсов. Он в жизни не выходил из своего дома в Джорджтауне без галстука; но сто тысяч «зеленых» – не такие уж плохие деньги за какой-то час работы. Естественно, он отклонил их предложение, но настроение было испорчено, ибо остаток дня он мрачно подсчитывал, что можно купить на такую сумму. «Кристи» проводила аукцион вин, выставив на продажу несколько ящиков «Романэ-Конти» урожая 1971 года, но… нет… Он не должен этим заниматься. Некоторые вашингтонские Большие Лапы уже вступили на этот путь, начав рекламировать молоко, кредитные карточки… Это так несолидно.
И, наконец, – определенное количество писем от заключенных, среди которых немало ожидающих смертной казни, с уверениями в собственной невиновности и просьбами ходатайствовать о помиловании. Это розовая мечта многих журналистов, ерунда в духе фильмов Джимми Стюарта: спасти невиновного от электрического стула. Но подобного рода фантазии никогда не мучили Джона Баниона. Когда дело доходит до смертной казни, тут не до сантиментов. Ему доводилось присутствовать на нескольких казнях. Потом он написал о них одобрительные статьи в своей колонке – кроме того ужасного случая, когда приговоренный загорелся на электрическом стуле. Жуткое было зрелище. Банион откликнулся прочувствованным очерком, изобличая некомпетентность персонала американских тюрем и заявив, что нация, которой под силу послать человека на Луну, должна уметь поджаривать своих преступников более гуманным способом. А теперь его спонсор, компания «Эмпл Ампер», приняла этот вызов и собирается выпускать электрические стулья. Бесшумные, надежные, экономичные, да к тому же совсем не дымят…
Этот понедельник, как доложила Ренира с безупречной интонацией, ознаменовал начало умеренно загруженной недели. Во вторник – завтрак с помощником министра обороны Коэном, чтобы обсудить ситуацию в России; в среду – обед с Куртом Кендаллом, где тот в очередной раз начнет объяснять, почему жесткая бюджетная политика душит экономику; в четверг – завтрак с Элканом Бингмуттером из Пан-европейского союза, которому не терпелось прийти на «Воскресенье», чтобы объяснить американскому народу, почему Албании срочно необходимо вступить в НАТО; потом – лекция и обед с членами Американской ассоциации производителей замороженной рыбы. Ренира предупредила его, что это может быть рискованно – буквально месяц назад Банион написал статью, в которой принял сторону Канады в недавней баталии, разыгравшейся по поводу ловли палтуса у берегов залива Джорджиан-Бэй, а в ААПЗР страстно ненавидели канадцев. Банион равнодушно пожал плечами. В тот же день – вечерняя лекция на Конгрессе еврейских заседателей в Совете преуспевающих корпораций. Так что надо будет внести кое-какие изменения в его речь по мирному урегулированию на Ближнем Востоке с учетом того, что пару недель назад Израиль аннексировал Иордан – видите ли, какой-то ученый муж недавно расшифровал письмена на древних скрижалях, говорящие о том, что когда-то Иордан был частью Земли Обетованной. Хм. Занятно. Но, как бы там ни было, этот шаг означает попытку реальной стабилизации положения в данном регионе. Что-нибудь в этом роде… В пятницу утром он будет вести теледебаты Американской медицинской ассоциации. Сид Минт выжал из них тридцать пять тысяч. Какая же тема?
– «Перспективы снижения долголетия», – подсказала Ренира, – «Проблемы и пути их разрешения».
По коммутатору позвонил помощник Рениры, чтобы сообщить, что на линии Билл Стимпл из «Эмпл Ампер». Банион поднял трубку.
– Джек! – Билл Стимпл был настоящим экспертом в сфере корпоративных отношений с общественностью. Каждое приветствие он начинал с восклицания. Банион не сомневался, что когда за ним придет мрачная старуха с косой, Билл проревет «Ах! Смерть!» и спросит у нее, играют ли на том свете в гольф.
Банион никогда не был любителем громогласных приветствий. В последний раз он повышал голос в колледже, когда какие-то футболисты бросили его в куст самшита, после чего он опубликовал разгромную статью в газете «Дэйли Принстониан», в которой поносил спорт как «бессмысленную трату энергии и времени».
– Привет, Билл.
– Классное шоу! Бог мой, да ты его просто поджарил.
– Рад, что тебе понравилось.
– Одно из твоих лучших шоу, – Билл засмеялся, – не представляю, как ты собираешься снова с ним поладить, но ты молодец. Молодцы, ничего не скажешь.
– Я бы на твоем месте не волновался. Судя по рейтингам, в январе у нас будет новый президент.
– Послушай, Джек, после шоу я разговаривал с Элом Уайли. Кстати, он велел тебе передать, что ему безумно понравилось. Но вот по поводу «Селесты»… сам знаешь, как мы ценим твою искренность. Фактически, мы перед ней просто преклоняемся.
Банион откинулся на спинку кожаного кресла, и оно громко скрипнуло. Он представил себе Эла Уайли, председателя правления «Эмпл Ампер», – как тот, вместе с Биллом Стимплом, преклоняет колена перед алтарем искренности Баниона.
– «Эмпл» не является одним из основных подрядчиков «Селесты», мы, конечно, не «Грюнинг» и не «Аэромакс». Но у нас тоже есть право на кусочек пирога. И знаешь, этот запуск будет ознаменован…
– Билл…
– Выслушай меня, и я умолкну. Я не говорю, что не было перерасходов, но «Эмпл» всегда укладывалась в рамки бюджета. Я не говорю, – только учти, это между нами, – я вовсе не утверждаю, что эта фигня стоит двадцать один миллиард баксов. Это не мое дело. Но я точно знаю, что «Селеста» станет самым значительным достижением со времен «Аполлона-11», и знаешь, Эл сомневается, стоит ли так… ее опускать.
– Я вовсе не опускаю ее, Билл. Я задаю вполне естественные вопросы: не пойдет ли львиная доля общественных денег на избирательную кампанию, не хотят ли они подгадать дату запуска к выборам и насколько это целесообразно…
– Это меня не касается. Ты уже большой мальчик. Я просто хочу, чтобы ты знал, что по этому поводу думает босс. Я думал, тебе это будет интересно. Я прав?