– Еще раз приношу извинения, Григорий, но это был единственный способ передать вам нож.

Она смотрела, как Смыслов скрестил запястья и неловко выдернул нож из моментально пропитавшегося кровью рукава. Острый, как бритва, клинок в долю секунды перерезал и веревку, к которой был привязан русский, и его нейлоновые наручники. Теперь он был свободен, а она стала пленницей.

Что ж, будь что будет! Хотя бы один из них уйдет живым с этой скалы. Джон бы это одобрил.

Смыслов подошел к Валентине с ее собственным ножом в руке и склонился над ней. Лицо его было непроницаемым. Теперь от нее уже ничего не зависело. Она прислонилась щекой к камню и закрыла глаза.

Смиту казалось, что он плывет, но это не было то приятное плавание, в котором иногда ощущаешь себя во сне. Его тело было перекручено, перекошено, болью отзывалась каждая клеточка. А еще – было очень холодно, и от мороза тело все сильнее немело. Это скверно. Он должен действовать.

Он открыл глаза, но вокруг него была только заполненная снегом темнота. Приподняв голову, Смит увидел клубок из запутавшейся вокруг него веревки и страховочной системы, подсвеченный зеленоватым светом химической палки. Он висел лицом вверх, распростершись и покачиваясь от резких порывов ветра. Вокруг не было ничего и никого, а с жизнью его связывала лишь единственная тонкая нить подрагивающей веревки, тянущейся вверх.

К нему стала возвращаться память. Он вспомнил, что спускался с утеса на нижний уступ, когда вдруг вся вертикальная стена ледника обрушилась под ним. Ледопад падал с громоподобным звуком, и только благодаря чистому везению он оказался отброшенным вперед, а не погребен под тысячами тонн льда и не рухнул на уступ. Теперь он, судя по всему, висит где-то под ним.

Смит осторожно огляделся, пытаясь найти какой-нибудь выступ или неровность, но его пальцы натыкались лишь на гладкую каменную поверхность. Горная стена под уступом, видимо, была немного вогнутой. Он не мог определить, какое расстояние отделяет его от края уступа и какая глубина находится под ним – может быть, два фута, а может быть, двести.

Смит быстро ощупал себя. Тело было поцарапано и болело, но все вроде бы работало. Он, должно быть, «прокатился» на внешней стороне ледопада, а нейлоновая веревка спружинила, смягчив последствия падения. Тем не менее холод и слабость начинали брать свое.

К сожалению, выбор у него сейчас невелик. Можно попробовать взобраться по страховочному тросу, но под рукой как назло не оказалось жумаров – механических зажимов для подъема по веревке.

А что сталось с остальными? Удалось ли Валентине и Смыслову спастись от ледопада? Посмотрев вверх сквозь мельтешение снега, Смит увидел красноватое пятно света, видневшееся над краем уступа. Первый фальшфейер, который они сбросили с ледника, уже выгорел, значит, кто-то зажег второй и, следовательно, кто-то выжил. Пытаясь освободиться от запутавшейся в страховочной системе веревки, он набрал в легкие воздуха, чтобы крикнуть, но вдруг в поле зрения Смита что-то возникло, скользнув вниз по тросу, на котором он висел. Прикрепленная к нему карабином, это была еще одна веревка с петлей на конце. Со «шпорой» для системы полиспаста.[22]

Смит поймал вторую веревку, отстегнул ее от первой и вставил в петлю правую ногу. Выпрямившись, он встал вертикально вдоль этого спасательного троса и подергал за него, подавая знак находившимся наверху. Трос натянулся и рывками пополз вверх, вытаскивая Смита из пропасти. Одновременно начала выбираться и слабина его страховочного троса.

Пока его тащили, у Смита было достаточно времени для размышлений о том, что он может обнаружить наверху. Ясно было одно: Валентина Метрейс не обладала достаточным опытом скалолазания, чтобы соорудить такой вот полиспаст.

Когда Смит достиг скального балкона, ему пришлось отвлечься от своих мыслей, чтобы подстраховать себя и не удариться о каменный выступ. Внезапно к Смиту протянулись руки и ухватились за его страховочную систему, помогая ему выбраться на край уступа.

Ощутить твердую поверхность под ногами стало, наверное, самым большим наслаждением из всего, что ему доводилось ощущать за последние годы. Несколько секунд он неподвижно стоял на четвереньках, упираясь ладонями и коленями в каменную поверхность и восхищаясь ее прочностью и надежностью. Он был на грани того, чтобы потерять сознание, и отчаянно боролся против попыток темноты вновь сомкнуться над ним. Наконец Смит потряс головой, как раненый медведь, и огляделся. В красном свете наполовину выгоревшего фальшфейера он увидел веревки и блоки полиспаста, а рядом – распростертые на камне тела Валентины и Смыслова. По их виду было ясно, что они измождены и измучены не меньше, чем он.

Смит набрал в грудь ледяного воздуха.

– Всем – воды и энергетические батончики! – хрипло проговорил он. – Немедленно!

Они жались друг к другу на каменном утесе, глотая из фляжек согретую их телами воду и жуя обогащенный витаминами шоколад. Организм каждого из них нуждался в том, чтобы восстановить обмен веществ, нарушенный внезапно свалившимся на них стрессом.

Смит заметил темные пятна крови на рукаве маскхалата Смыслова.

– Как ваша рука? – спросил он.

Русский покачал головой.

– Неплохо. Я использовал аптечку.

– Получили ранение во время ледопада?

Смыслов искоса глянул на Валентину.

– Не совсем. Это сложно объяснить. Я расскажу вам позже.

– Как угодно, – ответил Смит. – Теперь, когда все позади, я хотел бы узнать: кто и чьим пленником является в данный момент?

На раскрасневшемся от мороза лице Смыслова появилась ироническая усмешка.

– Я уже в этом запутался, – хмыкнул он.

– Честно говоря, мне этот вопрос тоже представляется сейчас неясным, – проговорила Валентина. – Но я предлагаю следующее: давайте для начала спустимся с этой чертовой горы, а в тонкостях наших взаимоотношений разберемся утром.

– Мне это предложение кажется вполне разумным, а вам, майор?

– Я согласен, подполковник, это было бы правильным решением.

– Что ж, люди, тогда давайте двигаться дальше. Пока мы тут сидим, гора не станет ниже.

Морщась от боли в ушибленных и растянутых мышцах, Смит заставил себя встать на ноги. Валентина помогла командиру и на мгновенье задержалась, положив ладони ему на грудь.

– Все-таки оказывается, что иметь совесть бывает иногда полезным, – сказала она.

– Вот видишь, значит, и тебя все же можно приятно удивить!

Рэнди оказалась на ногах и снова двинулась вперед даже раньше, чем осознание происходящего окончательно вернулось к ней. Она находилась словно в тумане: не помнила, как перебралась через снежный завал, не имела ни малейшего представления о том, где находится и куда идет. Сейчас ею двигало лишь одно: инстинкт умирающего животного.

Она уже не ощущала ни особого беспокойства, ни страха. Ее тело охватило обманчивое тепло переохлаждения, и шаг за шагом она отдалялась от этого мира. Потребность продолжать движение все еще присутствовала в ней, но и та постепенно улетучивалась. Если она упадет еще раз, то уже не поднимется.

В холодной черной пустоте, окружавшей ее, не осталось направлений. Она спускалась к берегу только потому, что в ту сторону было легче идти; ландшафт работал на нее.

Рэнди не понимала, что означают груды ледяных глыб, все чаще встречавшиеся на ее пути. На самом деле это было нагромождение морского льда, тянувшееся вдоль северного побережья острова Среда. Женщина не отдавала себе отчет в том, что эта гряда теперь защищает ее от обжигающего, смертоносного ветра, а сама она идет вдоль цепи похожих на призраки ледяных валунов, наваленных природой параллельно присыпанной снегом береговой гальке.

Ее теперь и впрямь окружали призраки: звуки, голоса, видения из прошлого – приятные и не очень. Санта-Барбара, Кармел, Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, Китай, Россия и менее значимые географические пункты. Люди, которых она когда-то знала. События, когда-то происходившие с ней.