Литмир - Электронная Библиотека

Тем временем на экране уже появилось поразительное письмо. Простенькое начало, мальчик приехал в город, сходил к родным, сходил в Академию, куда поступал, потом - как это естественно для начинающего художника - на выставку в Общество покровительства художников. Было такое. Но дальше! Просто инструкция для молодых людей, стремящихся сделать карьеру.

"Осматривая выставку, я увидел пожилого человека с бородой (вроде Шевченко в ссылке), в свитке простой деревенской и в сапогах. Я всегда смотрю на людей как-то выше, чем на себя, но здесь удивился: чего этому холую надо? - подумал про себя и смотрю, как у большой картины. Старичок смотрит, а вокруг него мнутся люди. Да какие люди - все интеллигенция! Слышу, заговорил, и, знаешь, мама, как заговорил! Как-то умно, осмысленно и толково. Посмотрел еще раз на старика и пошел смотреть в следующее отделение..."

Не правда ли, думаю я, женским своим глупым умом выпускницы Лита, неплохой стиль, откровенно, искренно. Мальчика с такими способностями даже в Литинститут можно принимать. Тем временем письмо помедлило и поползло вниз, разматываясь, как свиток.

"Смотрю портреты всяких артистов, поэтов... И вдруг вижу старика нарисованного. Читаю в каталоге номер такой-то, и что же оказывается? Клюев. Знаешь, что Есенина вывел в люди, то есть в поэты. Вот, мать честная! Подхожу к старику и кручусь, вроде как бы на картины моргаю, а куда к черту - на Клюева пялюсь! Смотрю, старичок подходит ко мне, спрашивает, как эта картина называется, и заговаривает об искусстве. Проходим мимо нарисованного портрета, я возьми да сравни их обоих, портрет и Клюева. Он заметил это. Стали говорить, я сейчас же вклинил о Есенине. Вижу, старичок ко мне совсем душой повернулся."

С большим вниманием подвальные тени наблюдали за надписями на экране, образовалась даже некоторая толпа. Здесь это был как бы премьерный показ! Все тянули шеи и комментировали. Порхали даже не самые приличные высказывания. Но разве поручишься за скромность писателей? Такого могут навоображать неприличного.

"Долго ходили, сидели на диванах. Он взял меня под руку, и, прохаживаясь по застланными коврами комнатам, говорили об искусстве, литературе; он мне рассказывал о писателях, о Сереженьке Есенине, его истинном друге. Он прослезился, говоря о нем..."

Как же интересно иногда читать чужие письма. Что было человеком, уже истлело, выветрилось, на могилке завяли цветочки, сам холмик сравнялся с землей, а неповторимый человеческий голос еще дышит, чувствуются восторги и прежняя страсть. Анатолию Кравченко 17, а Николаю Клюеву, "старичку" - 44 года. Между тем у покойников завязывалась иная биография. Мне, правда, как наивному и начинающему литератору, как представительнице древнейшей профессии мерещилось и другое. Диаскуры, Кастор и Полукс...

"К нам подошли две дамы или барышни: одна высокая, с голубыми глазами, другая изящней одета и ниже ростом. Клюев представил меня: вот молодой художник и поэт Анатолий Кравченко, знакомьтесь! А это, - сказал Клюев, - жена Есенина, племянница графа Л.Н.Толстого. - Очень приятно! - и я пожал протянутую руку. Так было и со следующей.

После мы с Клюевым пошли к нему домой. Он много говорил нежным тоном и т.д. Дал мне свой адрес, а я ему свой. Говорил, что если я его не забуду, то он меня познакомит со всеми художниками Ленинграда, поэтами и писателями..."

По своей женской наивной природе, я, юная летучая красавица, верю только в духовное начало любви. Остального уже достаточно хлебнула в свои двадцать лет. Но кто их-то, мужиков, знает! Аполлон, Гиацинт. Сколько же всего нам рассказала замечательная преподавательница Инна Андреевна Гвоздева про античный мир, шалости богов и богинь. Лучше уж возвышенная любовь, чем жесткое порно на дисках, которые в открытую продают в киосках на Ленинградском вокзале. В общем, некоторые картинки из совместной жизни знаменитого поэта и начинающего художника. Совместная летняя поездка на родину Клюева, северная природа, река, воодушевление молодости. Что-то здесь вспомнилось о дружбе Сократа со своими учениками из академии. Сколько же лет прожили молодой художник и старый поэт вместе? Размолвка, - один в Москве, другой в Ленинграде. Яр-Кравченко - "лосенок", "Толечка", "племянник" - все по разному, для разных случаев. "Возлюбленный мой брат, друг и дитя мое незабвенное!" К этому времени Яр-Кравченко уже художник с именем, нашел жилу, рисует передовиков и вождей.

Но уже встает 1933-й год, знаменитого поэта Клюева сначала высылают в Сибирь, в Томск, ссыльный, а потом - острог, смерть. Вот тут кто-то из писателей, эрудиты, вдруг вспомнил и спроецировал на экран последние часы и дни поэта Клюева, ожидающего помощи и письма от "лосенка".

Иногда так приятно оставаться невидимой. Я недолго искала ту самую тень, которая когда-то заискивающе ловила взгляд старого поэта. А какое счастье - вдруг взвиться под самый потолок, словно истребитель с вертикальны взлетом, а потом в пике приземлиться на голову слабака и предателя. Я сжимаю бестелесное и неуязвимое горло, шепчу: рассказывай, сукин сын, лосенок, что было дальше...Читай, петух, запомнившиеся тебе наизусть последние письма. Читай, падла, интеллигент!

"Я болен, хожу едва до нужника и в избу. Сейчас меня гонят из комнаты... Деться мне некуда, город завален приезжими, углы в зловонных татарских слободках от 25 рублей и выше. Я нашел было через людей комнатку за 50 руб., но внезапно получил и к счастью от дяди Паши уведомление, что "на Толю надейся, как на весенний лед". И я остался в старом углу. Напрасно ты назвал этот угол "хорошей комнатой". Она, правда, очень опрятна, я в грязи не вижу ничего доблестного и сам мою, но она без печи, с ординарным полом, под которым ночуют уличные собаки. И это в Сибири, в морозы от 40 и до 60 гр."

- Точно читаешь?

- Запомнил на всю жизнь, по ночам повторяю.

- Ну, читай дальше, дешевка.

- Может, тебя из теней в мусор, в труху перевести? - спросила я у этой тени мечтательно. Читай, читай. - Я еще не придумала, что с ним сделать. - Когда же ты это письмо получил?

- Послал дедушка его в самом конце декабря 1936 года.

"Никаких обещанных 150 рублей я не получил, хотя очень ободрился, когда получил заверение, что буду получать их ежемесячно".

Больше я слушать подобное не могла. Старик, организовавший лосенку художественную карьеру, ждал обещанные ему 150 рублей. В это время лосенок, мечтая о будущей премии, писал картину о том, как Горький читает Сталину свою поэму.

Выдержать подобное было невозможно. Выпустила я из рук хлипкое истлевшее горлышко, пусть пока живёт своей загробной жизнью и мучается...

Глава третья. Рано встает охрана.

Возле нового, доронинского, МХАТа Саня сошел с троллейбуса номер 15, на котором ехал от последней за сегодняшнюю ночь клиентки, аккуратно обошел его сзади, как рекомендуют правила, уловил крошечную паузу в движении иномарок и не спеша, наискосок через бульвар, пошел к другому переходу - напротив театра Пушкина. Машины, не останавливаясь, катили с обеих сторон.

Это пусть Барышня думает, что ее пролеты над крышами института никому не известны. Саня-то прекрасно разглядел в воздухе свою красавицу, парящую над телевизионными антеннами. А, собственно, какой настоящий писатель не парит? Ему тоже, конечно, захотелось полетать. Можно в полете плюнуть на кого-нибудь, разбить голову невидимой бутылкой неприятному знакомому или сослуживцу, только это и заслужившему. Но начиналось не творческое, а служебное время, и здесь не до полетов. Сане пора было заступать на смену в институтской проходной.

Охранник - самая распространенная специальность в России, как программисты в США. Три вида деятельности наиболее популярны у студентов гуманитарных вузов: охранник, дворник и продавец в палатке. Иногда студенты подвизаются официантами, но это уже аристократия. Среди своих товарищей по институту Саня знал только двух таких везунчиков: один переводчик-китаист, а другой - из знаменитой профессорской семьи.

18
{"b":"105630","o":1}