Александр на заплетающихся ногах подлетел к моему лагерю, пробежал прямо по костру, воя, крича и раскидывая угли во все стороны, а затем рухнул на валявшееся на земле седло, опустил голову и заблеял, будто вмиг осознав, что жизнь его висела на волоске.
Я поймал Александра, накинул на него седло и надел уздечку, но к тому времени Капитан Кидд уже исчез по ту сторону рощицы. Тогда я размотал лассо и бросился за ним. Я был уверен, что никому, даже Капитану Кидду, не под силу порвать мое лассо. Александр заупрямился, он сел на землю, вытянув вперед задние ноги, и стал блеять что-то в свою защиту, но я сказал ему пару ласковых, и он, похоже, понял, что лучше встретиться с самим дьяволом, чем перечить мне, и только тогда неохотно двинулся вперед.
Мы вышли с другой стороны рощицы и увидали Капитана Кидда: тот мирно пощипывал траву на полянке прямо возле деревьев. Я пришпорил мула и двинулся на коня, размахивая веревкой. Жеребец поднял голову и угрожающе фыркнул. Такого сурового взгляда я не видал ни у одного человека, ни у зверя. Но он не сдвинулся с места, а только стоял с важным видом, так что я набросил на него лассо и затянул петлю прямо на его шее, а Александр снова плюхнулся на круп.
Ну, скажу я вам, это было все равно что пытаться заарканить живой ураган. Едва Капитан Кидд почуял веревку у себя на шее, он тут же дернулся и сделал отчаянный рывок к свободе. Лассо уцелело, а вот подпруги седла не выдержали. Александр кувыркнулся вперед, а вместе с ним, разумеется, и я проделал сальто в воздухе. Но тут обе подпруги лопнули.
Мы с Александром свалились на землю, запутавшись в седле, и Капитан Кидд мигом выдернул его из-под нас, ведь лассо-то было крепко-накрепко привязано к седлу техасским узлом; а Александр тем временем избавился от меня очень простым способом: лягнул меня изо всех сил копытом в ухо. Он вскочил на ноги, попутно наступив мне на лицо, а в следующий миг уже несся сквозь заросли кустарника по направлению к Медвежьей речке. Позже мне рассказывали, что он бежал без остановок до самого папашиного дома, где попытался спрятаться под койкой моего брата Джона.
А Капитан Кидд тем временем скинул с шеи петлю и помчался на меня, широко раскрыв пасть и прижав уши; его зубы и глаза угрожающе сверкали. Я не хотел стрелять в него, поэтому поднялся на ноги и дал деру в лес. Но жеребец был быстрее торнадо, и я понял, что он затопчет меня, прежде чем я успею найти достаточно высокое дерево и вскарабкаться на него, поэтому я с корнем вырвал из земли деревце толщиной с мою ногу, развернулся и шарахнул коня по башке как раз в ту секунду, когда тот поднялся на дыбы и уже хотел затоптать меня передними копытами.
Корни, щепки и кусочки коры полетели во все стороны, и Капитан Кидд заревел, закрыл глаза и опустился на круп. Удар вышел нешуточный. Если бы я с такой же силой треснул Александра, его череп раскололся бы как яйцо – а ведь у Александра был очень прочный череп, даже по меркам мула.
Пока Капитан Кидд мотал головой, пытаясь вытряхнуть из глаз щепки и искры, я подбежал к огромному дубу и взлетел вверх по стволу. Но жеребец не сдавался, он вмиг очутился под деревом, принялся откусывать от него куски, каждый размером с лохань для стирки, и бить передними копытами по коре, стараясь добраться как можно выше. Но дерево попалось крепкое, оно не поддавалось. Конь даже попытался вскарабкаться вслед за мной, что меня немало удивило, но ничего у него не вышло. Наконец он с отвращением фыркнул и неторопливо отошел в сторону.
Я подождал, пока он скроется из виду, а затем слез с дерева, подобрал веревку и седло и пошел вслед за жеребцом. Я знал, что нет нужды ловить Александра – он и без меня доберется до Медвежьей речки в целости и сохранности. Капитан Кидд – вот кем были заняты мои мысли. В ту секунду, когда я вломил ему деревом, а он не рухнул замертво, я понял, что это идеальный конь для меня – конь, на котором я смогу скакать целый день, зная, что он нисколько не устанет. Я поклялся себе, что объезжу его – разорви меня стервятник, если я вру!
Перебегая от дерева к дереву, я наконец нашел Капитана Кидда: тот самодовольно расхаживал взад и вперед, иногда останавливаясь, чтобы пощипать траву, откусить верхушку от молодого деревца или отломить ветку с дерева покрупнее и ободрать с нее листья. Иногда он гудел как пароход и вставал на дыбы, бороздя копытами воздух из чистого упрямства. Проделывая этот трюк, он поднимал в воздух столько камней, коры и комьев земли, что казалось, будто он стоит в самом центре бушующего урагана. Никогда за всю свою жизнь я не видывал такого зверя. От него так и веяло буйством и непокорностью, как от апача на тропе войны.
Сперва я хотел накинуть лассо жеребцу на шею, а другой конец привязать к дереву, но подумал, что он запросто перегрызет веревку. И тут я заметил кое-что еще. Недалеко от нас были скалы – это их вершины я видел за рощицей, – и Капитан Кидд как раз подошел к расщелине, похожей на огромный ножевой порез. Он заглянул внутрь и зафыркал, будто надеялся найти там какого-нибудь затаившегося горного льва, но тщетно. Ветер дул в мою сторону, поэтому моего запаха он не учуял.
Едва жеребец скрылся от меня за деревьями, я вышел из своего укрытия и заглянул в расщелину. В самом начале она была футов тридцать в ширину, но затем начинала стремительно расширяться, достигая сотни ярдов в самом широком месте, а затем снова сужалась и заканчивалась тупиком. Со всех сторон, кроме самого входа, возвышались скалы высотой не ниже пяти футов.
– А вот тебе и готовый загон! – сказал я сам себе.
И тут же приступил к делу: начал возводить стену, чтобы загородить вход в расщелину. Позднее я слышал, будто какая-то научная экспедиция (что бы это слово ни значило) обнаружила в горах следы жизни древней цивилизации. Они сказали, будто бы такую стену могли построить только великаны. С ума они там посходили, что ли? Это была всего лишь моя стена, которую я соорудил для поимки Капитана Кидда.
Я знал, что стена должна быть высокой и прочной, чтобы Капитан Кидд не смог ни перепрыгнуть через нее, ни пробить копытами. У подножия скал было полным-полно булыжников, свалившихся сверху, но я выбирал лишь те из них, которые весили не меньше трехсот фунтов, а большая часть была куда тяжелее. Все утро я с ними провозился, но в конце концов получилась стена такой высоты, что человек обычного роста не достал бы доверху, и такой толщины, что могла бы удержать даже самого Капитана Кидда.
Я оставил небольшой проем в стене и подтащил несколько булыжников поближе, чтобы потом быстренько загородить вход. Затем я встал снаружи и завизжал, как кугуар. Кричать кугуаром я мастак, даже сами кугуары ни за что не отличат от настоящего. Вскоре я услышал воинственный клич Капитана Кидда, вслед за которым раздался грохот копыт, затрещали ветки и наконец появился сам конь. Он прижал уши к голове, оскалился, а глаза у него были красные, и от этого морда у него казалась раскрашенной на манер команчей. Он явно ненавидел кугуаров. И я ему тоже, видать, не приглянулся. Едва завидев меня, жеребец угрожающе заворчал и бросился в мою сторону. Я нырнул в расщелину и вжался в стену, а он вихрем влетел вслед за мной и проскакал таким манером до самой середины. Пока он понял, что это ловушка, я уже успел выскочить наружу и принялся толкать булыжник, чтобы загородить вход. Камень я выбрал хороший, размером с доброго борова. Я затолкал его в щель, а поверх навалил еще камней.
Капитан Кидд бил стену копытами, грыз зубами и всячески вымещал на ней свою ярость, но я успел завалить вход так, что он не смог бы ни допрыгнуть доверху, ни раскидать камни. Он старался изо всех сил, но все, чего сумел добиться – это отколоть копытами несколько кусков булыжника. Он был вне себя. Никогда в жизни я не видывал таких злых лошадей. Я вскарабкался на стену и заглянул внутрь, и он прямо-таки осатанел от ярости, едва завидев меня.
