Айви взяла его пальто, поблескивающее от изморози, а потом приняла из его рук шампанское и букет орхидей из тропического леса. Цветы были разные: от голубого и синего цвета до ярко-розового. Айви знала, что цветы эти привезены из тропических лесов на северном побережье Квинсленда и стоили очень дорого.

– Какой у меня сегодня был насыщенный день! – говорил он, направляясь к камину погреть ноги. – Пришлось выпускать днем специальный номер. С парохода мне доставили свежую новость: американцы собираются использовать на своих общенациональных выборах австралийский принцип голосования. Представляешь? У них нет тайного голосования. Придет время, Айви, и Австралия станет первой во всем. Кстати, – он вынул из кармана маленький сверток, – это тебе.

– Что это?

– Разверни, Айви. Это в честь праздника, удачного дела.

Фрэнк откупоривал и разливал шампанское, наблюдая одновременно, как Айви разворачивает и открывает футляр с подарком. Он едва сдерживался от нетерпения увидеть ее отношение к браслету. Это был один из самых дорогих его подарков.

– Очень красивый, но по какому поводу подарок? – она смотрела на него с неприкрытым удивлением.

– Надень браслет и выпей шампанского. Я же говорил тебе, что у нас есть что отпраздновать.

Айви понемногу пила шампанское, драгоценные камни ее браслета отбрасывали на стены радужные блики, а Фрэнк тем временем расписывал не менее радужные перспективы разработок Брокен-Хилл.

– Айви, мы станем невообразимо, сказочно богаты! Она рассмеялась; его настроение было заразительным.

– Я сниму для тебя большую квартиру и куплю накидку из горностая.

– Мне ничего этого не нужно, Фрэнк, – продолжала она, смеясь. – У меня есть ты. И мне этого вполне достаточно.

Он вдруг умолк, вспомнив о другой новости. Сказать об этом было нелегко.

– И еще, Айви, – он откашлялся. – Мне надо тебе кое-что сказать.

Она напряженно слушала.

– Я решил жениться.

Затрещал огонь в камине, и в дымоход умчался пучок искр. Было слышно, как за окном проехал одинокий экипаж, и гулкое цоканье лошадиных копыт далеко разнеслось по пустынной улице. Айви смотрела на Фрэнка, чувствуя, как тело ее постепенно деревенеет. Она готовила себя к этому моменту, пыталась представить, как он ей об этом скажет, что она почувствует. Но теперь момент настал: Фрэнк пришел и произнес эти ужасные слова, и она поняла, что совсем не готова была их услышать.

– Ты женишься? – услышала она свой голос, казавшийся чужим.

Он снова кашлянул и продолжал, не в силах смотреть ей в глаза:

– Понимаешь, Айви, мне надо подумать о Лизморе. Мне нужен наследник. У меня долг перед отцом.

– Кто… она? – через силу спросила Айви.

– Люсинда Кармайкл, ее отец вместе со мной собирается вложить деньги в Брокен-Хилл.

Айви, как деревянная, села на диван, крепко сцепив руки на коленях.

– Айви, не думай, что между нами что-то изменится, – затараторил Фрэнк. – Я останусь жить в Мельбурне, как и жил.

– О чем ты говоришь? – подняла на него глаза Айви.

– О нас, Айви, о нас с тобой! Ты же не думаешь, что я оставлю тебя?

Она смотрела на него непонимающе, затем глаза ее от ужаса широко раскрылись. Она воображала себе все, но только не это. Он собирался держать ее при себе!

– Фрэнк, ты собрался жениться, – сказала она. – И после женитьбы ты не можешь продолжать встречаться со мной.

– Почему?

Она вскочила, ее трясло, как в лихорадке. Все вдруг пошло не так. Они словно поменялись ролями. Это Фрэнк должен был объявить о расставании, но вместо этого ужасные слова о разлуке произносила она, ставя крест на их дальнейших отношениях после стольких совместно прожитых лет.

– Разве ты не понимаешь, в какое положение это ставит тебя и меня?

– Я не вижу разницы.

– Ах, Фрэнк! Одно дело, когда ты был одинок. Но теперь у тебя будет жена! Ты станешь неверным мужем, а я… – она запнулась и отвернулась от него. – Я больше не стану встречаться с тобой, Фрэнк, – тихо проговорила она. – После сегодняшнего дня.

Он подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– Айви, поверь, Люсинда Кармайкл никогда не будет значить для меня столько, сколько значишь ты. Господи, неужели ты думаешь, что я этого хочу? У меня была жизнь самая лучшая. У меня было все, чего может желать мужчина. У меня была ты.

– Я больше не твоя, Фрэнк. – сказала она, отступая. – Я не хочу быть любовницей женатого мужчины.

– Но это будет не так! Не так для нас с тобой, Айви! Мы столько прожили вместе. Мы так много значим друг для друга.

– Фрэнк, – она обернулась и заговорила спокойно, без тени гнева. – Я любила тебя, Фрэнк, семь лет. Возможно, и дольше. Может быть, я уже любила тебя, когда работала у Финнегана. И я не перестану любить тебя до самой своей смерти. Но теперь мы на распутье. Ты говорил о долге, и был прав. Ты должен жениться. Я знала, что так и будет, что когда-нибудь наступит вот такой вечер. Но с этого момента наши пути расходятся.

– Айви, ты серьезно?

– Серьезнее не бывает.

– Но как ты будешь жить? У тебя нет никакого дохода. Я нужен тебе, Айви.

– По правде сказать, – голос ее окреп, – я в тебе не нуждаюсь, по крайней мере, что касается материальной поддержки. Я могу сама себя содержать и намерена это делать.

– Но как ты собираешься прожить без моей помощи? – его огорчение перерастало в гнев. – Эта квартира…

– Мне она больше не нужна. Я нашла себе другое жилье.

– И другого мужчину, который будет о тебе заботиться, так я полагаю?

Айви сознавала, что ей надо возмутиться в ответ на его слова, но она чувствовала только грусть и разочарование.

– Нет, Фрэнк, никакого другого мужчины у меня нет. В дальнейшем я буду сама о себе заботиться.

– И как же ты намерена это делать?

Взгляд ее упал на свои руки, и она увидела, что машинально теребит подаренный Фрэнком бриллиантовый браслет. «Бриллианты Иуды, – подумалось ей, – для успокоения нечистой совести».

– Я перееду в Сент-Кильду, – ответила она. – Я сняла там домик на побережье.

Он смотрел на нее, не веря ушам.

– Да, Фрэнк, все так и есть. Я внесла задаток за небольшой домик у моря. Со временем я надеюсь его выкупить. До конца месяца я туда перееду. И мы больше не увидимся.

Он все еще не верил, что она говорит ему все это.

– Но как ты собираешься это сделать?

Она рассказала ему об Але Гернсхейме и своей работе в его фотомастерской. Ее умелое раскрашивание фотографий становилось все популярнее, принося прибыль и Гернсхейму, и ей. Айви полагала, что скоро заказов прибавится настолько, что некоторым придется даже отказывать. Когда она умолкла, Фрэнк продолжал смотреть на нее с таким видом, словно до него не дошел смысл ее слов. Тогда Айви пошла в студию и вернулась с фотографией в рамке. Это была ее первая работа – одинокий эвкалипт. Она оставила ее себе на память и в первый раз показывала Фрэнку.

– Я смогу содержать себя этой работой, – сказала она. – Мистер Гернсхейм считает, что скоро «расцвечивание фотографий А. Дирборн» будет пользоваться большим спросом.

– Но почему, Айви? – прошептал Фрэнк. – Почему ты не пришла ко мне? Ты знаешь, что тебе всегда бы нашлась работа в «Таймс»?

– Потому что я знала, что когда-либо потеряю тебя. И после этого я бы не смогла работать у тебя.

– Но ты меня не теряешь! Я же тебе сам это сказал. Моя женитьба ничего не изменит!

Глаза ее налились слезами.

– Ах, Фрэнк, как же все это ужасно. Я все время боялась, что ты можешь меня оставить. Я была готова к такому повороту, это можно было понять. Но… слышать о том, что ты не собираешься со мной расстаться, а значит, нашу любовь запачкала бы грязь обмана… это я вынести не могу.

Фрэнк чувствовал, как в нем вскипает что-то темное и враждебное. Вот перед ним Айви, его драгоценная Айви, с этой цветной фотографией. Она показывает ее и словно насмехается над ним. Говорит, что он ей больше не нужен, что за его спиной она нашла работу у другого! Он заботился о ней, а теперь у нее хватает наглости заявить, что она в нем не нуждается! От этих мыслей он пришел в такую ярость, что даже говорить не мог.