– Миссис, вставайте, моей маме очень плохо! – взывал отчаянно детский голос.

Такие срочные вызовы случались не редко, частенько нарушая сон обитателей «Меринды» или уводя их из-за стола. А все потому, что у женщин Западного района вошло в привычку обращаться за помощью не к врачу в Камерон, а к Джоанне Уэстбрук. Пусть специального образования у миссис Уэстбрук и не было, но все, от Мод Рид и до жены беднейшего из фермеров-арендаторов, в один голос заявляли, что у нее легче рука и больше понимания, чем у большинства врачей с дипломами.

Разбуженные на рассвете, Джоанна с Сарой быстро оделись и в предрассветной мгле отправились в двухместной коляске за мальчиком-проводником. Драммонды жили на своей захудалой ферме в двенадцати милях от «Меринды». Состояла она из убогого домишки, развалюхи-амбара и стригальни, от которой осталось разве что одно название. Майк Драммонд старался без особого успеха растить пшеницу на тридцати акрах земли и восьмерых детей-оборвышей, которым было от десяти лет до четырех месяцев. Джоанне приходилось уже бывать здесь. В последний раз она приезжала, когда Драммонд напился и избил жену.

– Фанни, почему ты не пожалуешься на него констеблю Макманусу? – спросила Джоанна, вымыв руки и закатывая рукава. Говорила она тихо, чтобы не пугать детей. Босые, с мокрыми носами, они толпились в дверях и, ничего не понимая, смотрели на мать.

– Он не виноват, – Фанни едва шевелила распухшими разбитыми губами. – Я это заслужила.

Джоанне осталось в ответ только головой покачать. Фанни всегда говорила, что она того заслуживает.

Мужчины из глуши отчаянно нуждались в женах, а одинокие женщины-переселенки с неменьшей охотой стремились замуж, однако совместная жизнь удавалась у них крайне редко. Беда была в том, что молодые люди приезжали в Австралию, теша себя несбыточными надеждами разбогатеть легко и быстро. А когда их мечты начинали медленно рушиться вместе с разваливающимися хозяйствами или скудеющими золотыми приисками или проматывались в игорных заведениях все накопления, тогда они начинали вымещать зло и отыгрываться за неудачи на тех, кто был ни в чем не виноват, но находился рядом – на женах. Из Англии приезжали молодые девушки, неопытные и необразованные, не имеющие никакого понятия о том, чего стоит жить на ферме, рассчитывая только на свои силы. Они сходились с первыми, кто предлагал им золотые горы. Многие были настолько наивны, что принимали предложение выйти замуж от первого встречного, едва сойдя с корабля. И брачная ночь оборачивалась для них кошмаром и порой становилась равноценна насилию. Последующая жизнь не баловала разнообразием. В ней были только один за другим появляющиеся младенцы, постоянные долги, вечная бедность и пьянство.

Джоанна оглядела покрытое синяками Лицо Фанни. В этот раз Майк дал волю кулакам, чего раньше не делал.

– Фанни, ты не должна с этим мириться, – сказала Джоанна.

– А куда я денусь? Куда мне идти с восемью детишками? – она пыталась улыбнуться. – Теперь все будет хорошо. Он обещал, что не будет пить.

Джоанна встала с кровати и связала ручки своей переносной аптечки. Она больше не пользовалась маленьким саквояжем матери. Теперь она брала с собой столько всего, что отправлялась на вызовы с корзиной, сплетенной из эвкалипта, отличавшегося особой прочностью коры.

– Боюсь, я не смогу вам заплатить, – сказала Фанни. Джоанна обвела взглядом комнату с матрацем на полу, заменявшим детям кровать, и столом, давно не мытым, на котором одиноко лежала половина буханки хлеба и стояла почти пустая коробка с чаем.

– Ничего. Заплатите, когда сможете, – сказала она, не сомневаясь, что платы ей не дождаться.

Дети расступились, и Джоанна с Сарой, наклонив головы, чтобы не задеть провисшую притолоку, вышли за порог навстречу резкому свету раннего утра. Она увидела удручающую картину: на пыльном дворе, покосившись на один бок, стояла повозка без колес, привязанная корова поражала невероятной худобой. При желании у нее можно было ребра пересчитать, и оставалось только удивляться, как в ней еще держится дух. Джоанна посмотрела на детей. Она знала, что миссионеры и правительственные чиновники, стараясь спасти детей, подобных этим, настаивали, чтобы они посещали местную школу. Но они туда так и не попадали, и причины неизменно находились: либо им нечего было обуть, либо не привлекало учение, а бывало, отец заявлял, что ему нужны помощники на ферме. И вырастали они неграмотными и необразованными, как родители, чтобы повторить их судьбу.

Джоанна опустила руку в карман и достала пригоршню карамели. Она протянула конфеты детям, и те с жадностью расхватали их за один миг. Они уже садились в коляску рядом, когда на пороге появилась взволнованная Фанни Драммонд.

– Что случилось? – Джоанна вернулась к ней.

– Я хотела просить, миссис, – заговорила она, нервно отводя взгляд. – Я хотела спросить, – она перешла на шепот. – Не могли бы вы мне помочь. Это касается детей. У меня их уже восемь. Я обращалась за советом к Полл Грамерси. но она католичка и не…

– Понимаю, о чем вы, – тихо сказала Джоанна. Просьба была знакома. – Фанни, у вас есть морская губка для мытья?

– Да, кажется, есть.

– Отрежьте кусочек приблизительно с яйцо величиной. Обвяжите этот отрезок крепкой ниткой для шитья вот такой длины, – Джоанна показала, какая требуется длина. – Проверьте, хорошо ли она привязана. Держите губку в уксусе. Когда вы решите, что мужу нужна близость, введите губку, но так, чтобы нить позволила ее достать. И постарайтесь достать ее как можно быстрее, после того, как все закончится.

Фанни смотрела на нее с ужасом.

– Но он же узнает, что она там! Он тогда точно меня убьет, если…

– Он ничего не почувствует, Фанни, – уверила ее Джоанна. – Просто он не должен видеть, когда вы ее закладываете и вынимаете. Способ этот полной гарантии не дает, но все же помогает.

– В следующий раз все будет еще хуже, – сказала Сара, когда ферма Драммондов осталась позади. – В следующий раз окажется сломанной рука или нога. И никто не может с этим ничего поделать.

– Я поговорю с констеблем. Он заедет к ним и пусть отчитает Майка Драммонда, да построже. Иногда такое внушение идет на пользу.

Две молодые женщины в практичных хлопчатобумажных блузах, длинных коричневых юбках и широкополых шляпах ехали, не спеша, в коляске, и утреннее солнце согревало их своими лучами. С первого взгляда прохожий мог бы принять их за сестер, глядя, как сидят они одинаково прямо, отгоняя мух, и беседуют вполголоса. Но непохожими их делала темная кожа Сары и ее своеобразная внешность. Вначале, когда Джоанна стала брать с собой на вызовы Сару помочь принять роды или обработать рану, на это посматривали косо. Но со временем, когда Сара многому научилась, набралась опыта и ее умение и сноровка возросли, отношение к ней постепенно переменилось, и ее признали даже в таких больших и богатых домах, как Барроу Даунс и Уильямз Грейндж, где аборигенов не пускали дальше кухни. И рабочие ферм смирились с тем, что их лечит, мало того что женщина, так еще и аборигенка. Саре Кинг исполнился двадцать один год. Все считали ее членом семейства Уэстбрук, и только приезжим могло прийти в голову удивляться этому.

Они отъехали от фермы на почтительное расстояние, и Джоанна остановила коляску, чтобы сделать запись в дневнике: «12 марта 1880 года. Муж снова избил Фанни Драммонд. На этот раз пришлось накладывать швы». Об остальном писать она не стала. Распространение сведений о способах предохранения от зачатия считалось противозаконным поступком и наказывалось. Если бы дневник попал в чужие руки, ее и Фанни ждали бы большие неприятности, и Джоанна прекрасно знала это.

Близилась пора осенних дождей, но небо было необыкновенно ясное, глубокое и без единого облачка. Даже в этот утренний час чувствовалась необычная для этой поры сухость воздуха. Казалось, окрестности снова во власти летней жары, и, куда ни кинь глаз, трава была желтая. Вдали Джоанна заметила медленно движущуюся маленькую отару. Она сделала приписку в своем дневнике: «Боюсь, что прогнозы подтвердятся, и очень скоро нам грозит засуха. И тогда у Фанни Драммонд появится более серьезная причина для беспокойства. Мне кажется, Майк из тех, кто бросает семью на произвол судьбы, как только наступают тяжелые времена».