– Посмеяться? – с вызовом переспросила она, проявляя верность своему бунтарскому духу.

– Да-да. У нас будет масса грандиозных историй, которые мы сможем поведать своим детям.

Кейли Роз слегка нахмурила брови. Вот уже второй раз Ян заговаривает о детях. Зачем? В любом случае размышлять о возможности их появления она вовсе не собирается. По крайней мере сейчас, когда каждый день представляет из себя набор суматошных неожиданных событий и нет никакой определенности. Да! Видит Бог, она не знает даже, будет ли находиться в Шотландии через неделю. А что будет через год? Женщина вздохнула, стараясь успокоиться. Конечно, сейчас не время загадывать на годы вперед, а уж на десятилетия и подавно…

– Ты никогда не говорил, есть ли у тебя братья и сестры, – заметила она, чтобы повернуть разговор на более близкую к действительности тему.

– У меня есть младший брат – Гэвин. Он где-то странствует уже более года.

– Странствует?

– Да. Заниматься тем, чем занимается наша семья, ему показалось совсем неинтересным, и он решил поискать свой собственный путь в жизни, – объяснил Ян. В голосе его при этом послышалось едва различимое раздражение. Глаза слегка потемнели. Лицо стало более хмурым. – Боюсь, у нас с братом мало общего.

– А у меня целых четыре брата, и все старшие, – сообщила Кейли Роз, притрагиваясь пальцами к его широкой груди и слегка щекоча бронзовую кожу. – Они довольно горячие ребята и, пожалуй, бывают порою немного твердолобы, но, в общем-то, очень хорошие. Они всегда прощали мои проказы и заступались за меня. Если бы не братья, я, наверное, до сих пор была бы в этой ужасной школе. Это они сумели уговорить Д.Ж. позволить мне вернуться домой.

– Ты, как я вижу, очень любишь их, – сказал Ян. Его красивое лицо постепенно разглаживалось. – И к своему отцу ты тоже привязана?

– Да, конечно. Д.Ж. из тех людей, которые умеют заставить кого хочешь считаться со своим мнением, но у него доброе сердце. И поступает он, за редким исключением, правильно.

Про себя Кейли Роз добавила, что одним из таких исключений было решение отца, во что бы то ни стало отправить ее на лето в Европу. Поступок этот, вне всяких сомнений, отнюдь не из тех, что свидетельствуют о его добросердечии. Пусть теперь посмотрит, что из его затеи вышло! Она не сомневалась, что в нынешних ее трудностях виноват, прежде всего, Д.Ж. Конечно, виноват, если не полностью, то уж косвенно точно, и она обязательно скажет ему об этом. Поскорей бы!

– Ты как-то сказала, что он будет недоволен нашим браком, – напомнил Ян, чуть улыбнувшись.

– Вовсе не наш брак выведет его из себя! – Кейли Роз даже приподнялась на локте и внимательно посмотрела в глаза мужу. Ее же глаза засверкали неожиданным гневом. Локоны черных волос беспорядочно рассыпались по плечам. – Черт бы тебя побрал, Ян Мак-Грегор! Ты не имел никакого права так тиранить меня! Даже если ты вообразил, что любишь меня, все равно ты не должен был так поступать!

– А ты еще сомневаешься в моей любви? – спросил он, неожиданно опуская тяжелые, как железные балки, руки на ее плечи и обжигая пламенным взглядом. – Ради всего святого, женщина, что нужно сделать, чтобы убедить тебя?

– Если бы ты действительно меня любил, ты бы позволил мне уехать!

– Я не могу сделать это.

– Скажи лучше, что не хочешь!

Кейли Роз попыталась вырваться и тут же тихо вскрикнула. Ян резко повернул ее так, что их взгляды встретились.

– Я и не могу, и не хочу! – прорычал он, сжимая пальцами ее запястья. Посылая в его сторону испепеляющие взгляды, женщина изо всех сил пыталась не позволить ему поцеловать себя. Она уже отлично знала: после поцелуя все будет по-другому, разговор продолжить не удастся. – Когда же ты, наконец, поймешь, что мы принадлежим друг другу? Ты теперь моя целиком, Кейли Роз Мак-Грегор, твое тело, твое сердце, даже твоя душа. Ты – моя!

– Люди не могут владеть другими людьми! – выпалила она, извиваясь в бесполезных попытках освободиться.

– Не могут? – переспросил Ян, запуская пальцы в ее волосы и заставляя вновь смотреть себе в глаза. – Мы теперь едины, едины сейчас и навсегда, – мягко произнес он, и зеленый огонь его глаз слился с сапфировым пламенем ее очей. – Ты не сможешь уже изменить это, девонька. Тебе ничего не остается другого, как только признать то, что уже является истиной… Как только ты сделаешь это, то сразу перестанешь сопротивляться своей любви. Да-да. Ведь ты любишь меня ничуть не меньше, чем я тебя.

– Я никогда не полюблю мужчину! – воскликнула Кейли Роз, сама, ощущая фальшь своего утверждения.

– Ты уже любишь мужчину, – твердо произнес Ян, понижая голос, в котором слышались нотки угрозы. – Да-да. И с этим мужчиной ты разделишь ложе, и дети у вас с ним будут, и вы их вместе вырастите и воспитаете.

Она раскрыла рот, собираясь выпалить по обыкновению что-нибудь обидное в его адрес, чтобы хоть как-то поставить на место, и неожиданно обнаружила, что не в силах ничего сказать. От слов мужа сердце в груди сладостно затрепетало, а по телу прокатилось мягкое приятное тепло. О Боже! Что же с ней делается!

Ян выпустил ее руки и отстранился сам. Повернувшись на спину, он уставился хмурым взглядом на ткань укрывающего их балдахина, предоставляя жене возможность разрядить обрушившиеся на нее чувства в слезах.

Какое-то время она лежала неподвижно, вглядываясь в расплывчатые при свете свечей очертания его тела. Воцарившееся молчание казалось слишком долгим. Оно угнетало и томило обоих. И вдруг, не в силах больше сдерживаться, Кейли Роз разрыдалась. Ян что-то проворчал и прижал содрогающуюся от всхлипываний жену к себе.

Наверное, никогда еще Кейли Роз так не плакала. Слезы текли не только по щекам. Даже кожа шеи повлажнела. Муж не старался успокоить ее словами. Только сильнее и сильнее сжимал ее в своих теплых объятиях. У него и самого болезненно сжималось сердце при виде этих страданий, и он уже не раз мысленно обзывал себя бесчувственным идиотом. Бедной девочке постоянно приходилось с чем-то бороться в течение этих последних дней. И он, безусловно, виноват… Конечно, черт побери, у него не было никаких прав ждать, что она так быстро сдастся на его милость, а уж тем более принуждать ее к этому. У нее были основания временами выходить из себя. Но именно ее упрямство и воля к сопротивлению прежде всего и доказали, что он наконец встретил ту женщину, которая ему нужна.

– Не сдерживай слез, Кейли Роз, не стесняйся, – прошептал Ян с нежной улыбкой. – Женщина имеет право облегчить душу слезами.

– А я… Я всегда ненавидела плаксивых дамочек! – огрызнулась она и с облегчением почувствовала, что способна наконец взять себя в руки.

– А мне кажется, женщина и слезы – понятия неотделимые, – усмехнулся Ян, осторожно убирая с лица жены, сбившиеся за время рыданий черные локоны. – Не будь ты сама женщиной, ты бы не испытывала те чувства, которые вызывают слезы.

Они как раз говорят о твоей женской сущности. Впрочем, имеются, конечно, и другие признаки. Я мог бы с ходу назвать, по крайней мере, три. – Низкий грудной голос чуть задрожал, на этот раз явно выдавая шутливый настрой его обладателя.

– Прекрати смеяться надо мной, негодяй! – потребовала Кейли Роз и тут же удивилась сама, насколько беззлобно прозвучали ее слова. Успокаиваясь, она глубоко, прерывисто вздохнула и вытерла лицо простыней, которую успел набросить на нее муж. – Сама не знаю, что за дьявол вселился в меня и заставил так рыдать. Я никогда не была плаксой.

– Тебе совершенно незачем стесняться слез, – продолжал убеждать Ян.

Проснувшееся в нем естественное для мужчины желание защитить любимую женщину, помочь ей заставляло его искать причины столь необычного отношения Кейли Роз к своим слезам. Логика подсказывала помрачневшему Яну довольно рискованное предположение: стесняться своих женских слабостей приучил девушку скорее всего отец. Ее следующая фраза только подтвердила догадку.

– Даже в детстве нам не позволяли плакать. В нашей семье слезы считали признаком недопустимой слабости. – Она вздохнула и нахмурилась. – Порою мне кажется, что Д.Ж. был бы гораздо счастливее, если бы все пятеро его детей были сыновьями.