Они опять замолчали. Из наушников едва слышно доносились звуки музыки. Запертая в клетке немоты, мелодия тщетно пыталась вырваться наружу. Костя по опыту знал: ничто так не объединяет и не сплачивает, как музыкальные пристрастия, и он схватился за эту спасительную соломинку.
- Что слушаешь?
- Римского-Корсакова.
Ника отсоединила наушники, и мелодия разлилась по комнате.
- Ё-мое! - невольно вырвалось у Кости. - То есть я хотел сказать, ты что, под эту музыку оттягиваешься?
- Как это? - не поняла Ника.
Если бы Костя узнал, что кто-то из его приятелей ради развлечения слушает классику, он бы подумал, что человек либо свихнулся, либо выпендривается. Но вспомнив, как Ника играла на пианино, он понял: пожалуй, она и правда получает от этого удовольствие. Впрочем, может, она и в самом деле слегка со сдвигом.
- Ну, в смысле, тебе нравится?
- А тебе нет? Я выключу, - поспешно потянулась к магнитофону Ника.
Вдруг Костя услышал знакомый пассаж и оживился.
- О! Вот это место он у "Мановара" взял!
- У кого? - не поняла Никандра.
- "Мановар" - металлистская группа. У них классные вещи есть под старинные баллады и гитарист зашибенный, он это место так выделывает. - Костя входил в свою стихию, самозабвенно перебирая пальцами по струнам воображаемой гитары, но, заметив ухмылку на губах Ники, осекся. - Я чего смешного сказал?
- Нет, просто Римский-Корсаков жил в позапрошлом веке. Вряд ли его можно обвинить в плагиате.
Едкая насмешка разозлила Костю. Будто он сам не знает, что Римский-Корсаков давно помер. Ведь она наверняка поняла, что он хотел сказать, но нарочно подколола, да еще по-книжному, мол, всяк сверчок знай свой шесток. Шута из него делает.
- Ну да, ты же голубых кровей. Любишь блеснуть своей ученостью?
Нику неприятно задела издевка в голосе Кости.
- Мне не перед кем блистать. Разве что перед тобой, - холодно произнесла она.
- Ну, это проще простого. Я и Чайковского-то понимаю не иначе как напиток к завтраку. Так что валяй, показывай, какая ты умная.
- Тебе что, доставляет удовольствие каждый раз ссориться? - в отчаянии сказала Ника.
Как ему угодить? Что бы она ни сказала, было невпопад. Разговор не клеился, разваливаясь на бесполезные черепки слов. Она шла сквозь беседу, точно сапер по минному полю, и каждый раз оступалась. Но ведь люди как-то ладят друг с другом? Наверное, этому можно научиться. Она должна научиться. А что если он обидится и уйдет, и тогда учиться будет незачем?
Костя вдруг понял, что она и не думала смеяться над ним. Более того, она боялась его потерять.
- И правда, чего это мы сцепились? - хмыкнул парень.
Ника облегченно вздохнула. Путы скованности разом упали. Инстинктивно почувствовав свою власть над девчонкой, Костя торжествовал. Ковры, напольные вазы и прочая дребедень перестали разделять их.
- Вообще-то я не очень хорошо разбираюсь в современной музыке, - словно извиняясь, сказала Никандра. - Я часто слушаю радио, но многие песни такие одинаковые.
- Ну, не скажи. Я тоже попсу не люблю. Но есть нормальная музыка. Я тебе принесу несколько кассет, - пообещал Костя, чувствуя себя хозяином положения.
- Гостей принято угощать. Давай пить чай, - предложила Ника и схватилась за колокольчик, но, вспомнив, что домработница ушла, раздраженно сказала: - Как всегда, когда нужно, ее нет. Ничего, я сама соберу на стол.
Мысль показалась Нике забавной. Ей никогда не приходилось сервировать стол, но и гостей она никогда не принимала. Она непременно должна сама приготовить угощение. В этом было что-то значимое.
- Ты не возражаешь, если мы будем пить чай на кухне? - спросила она.
Cмешной вопрос. Когда у Кости чаевничали друзья, дальше кухни их не пускали, не спрашивая согласия.
- А чего? Нормально, - снисходительно сказал он.
Нике не хотелось, чтобы он видел, как она передвигается в инвалидной коляске. Она кивнула на дверь:
- Иди туда, я за тобой.
Кухня поражала не меньше, чем гостиная. Не кухня, а картинка из рекламных проспектов. И так же, как в рекламе, начищено и прибрано, будто здесь не живут. Косте было ужасно любопытно поглазеть по сторонам, но он специально вперился в окно, чтобы не думали, что он дикарь какой.
Ника поставила на стол вазу с вафлями и печеньем и коробку конфет.
- Ты не мог бы достать из сушилки чашки? - попросила она, открывая холодильник.
- Да ты не суетись, я не голодный.
- У нас есть очень вкусное варенье из ежевики.
Ника достала банку и хотела поставить ее на стол, но зацепилась рукавом за подлокотник кресла. Банка выскользнула из рук и осколками разлетелась по полу. Ну конечно, иначе и быть не могло! Даже странно, если бы ничего не испортило ее праздник.
Вязкое чернильное пятно медленно расползалось по ламинату.
- Ничего, сейчас уберем. Где тут у вас тряпка? - по-деловому подхватился Костя.
- Нет, ничего убирать не надо. Ты - мой гость. Полина придет и уберет.
- Пока она придет, все слипнется, тогда хоть зубами отдирай.
- Нет, - замотала головой Никандра.
- Сейчас легче вытереть, и Полине твоей потом не кувыркаться.
Не хватало еще, чтобы Костя мыл пол у них в кухне. Это было бы верхом неприличия. Никандра упрямо вскинула подбородок и произнесла:
- Она за это деньги получает.
Слова пощечиной прозвенели в воздухе. Мосты и перекрытия, наведенные через разделявшую их пропасть, натужно затрещали и стали рушиться на глазах, деля мир на людей, которые платят деньги, и на тех, кто их получает. Костя подумал о том, как мать допоздна сидит за швейной машинкой, терпит капризы клиентов, чтобы только угодить им. Ему стало стыдно, но не за мать. Стыдно оттого, что он пришел в этот дом, нарушив границу. Здесь к таким, как его мать и Полина, относятся с пренебрежением. Они с Никой никогда не смогут понять друг друга, потому что живут в разных мирах. Плевать он хотел на окружающую ее роскошь! Просто пожалел ее, что ли. А может, нет? Может, и стыдно-то из-за того, что ему льстило попасть в дом, о котором вокруг столько толков?
- Не надо мне твоего чая. Дорого стоит, - процедил Костя и повернулся уходить.
- О чем ты? На что обиделся?
- Ни на что! Тебе не понять!
- Ты объясни. Что я тебе сделала? Пожалуйста, не уходи, - Ника импульсивно схватила его за руку, пытаясь удержать, но он брезгливо отмахнулся.
- Что ты за меня цепляешься? Ведь для тебя люди ничто! Их же купить можно на разменные монеты! Вот и покупай себе компаньонов! Разные мы, как с разных планет.
Гримаса брезгливости на его лице не ускользнула от Ники. Призрачный замок счастья, который она по кирпичикам бережно возводила в своих мечтах, превращался в дым и, оседая копотью, окрашивал мир в черный цвет. А она-то размечталась, что сумеет стать как все. Но ей нет места среди нормальных людей. Она изгой!
- Да, я с другой планеты, - тихо проговорила Ника, а потом вдруг сорвалась на крик: - Хочешь узнать с какой? Вот она - моя планета! - Она с силой ударила кулаками по подлокотникам инвалидной коляски. - И никуда мне от этой планеты не деться. Зачем я живу?! Лучше бы я умерла!
Она зарылась лицом в колени и зарыдала. Костя растерялся. Как это она умеет поворачивать, что он всегда остается виноватым? Он попытался отмахнуться от ее слов. Ведь это немыслимо, дико, чтобы девчонка думала о смерти! И все же она не рисовалась и не лгала. Перед искренностью и глубиной ее горя все его домыслы и переживания показались незначительными. Костя подошел к Нике и тихонько тронул ее за плечо, неумело пытаясь успокоить.
- Ты чего? Ну ты даешь. Мало ли чего я сболтнул, а ты сразу в бутылку.
- Не надо меня жалеть. Ты сейчас только и думаешь, как бы поскорее уйти, чтобы прекратить эту сцену, - она перестала плакать и в упор посмотрела ему в глаза.
Костю больно стеганула правдивость ее слов. Возразить было нечего. Ника продолжала с беспощадной прямотой:
