— Чего вы от меня хотите? — спросила она. — Говорите прямо, пожалуйста.

Скворецкий хмуро посмотрел на нее.

— Знаете, где он находится, и молчите, — сказал он, повышая голос.

— Я не знаю, — вскрикнула Дорохова, — честное слово, не знаю!

Полковник протянул ей конверт. Она прочитала надпись на конверте, руки у нее затряслись. Она хотела вынуть письмо, но в конверте его не было.

— Одну минуту. Какой разговор у вас был о его костюме?

Женщина растерянно замигала.

— О костюме?

— Гражданка Дорохова, пора говорить правду. Прочтите письмо.

Дорохова прочитала письмо, лицо у нее сморщилось еще больше, но она опять сдержала слезы.

— Итак, — произнес полковник, — перед тем как уходить из дому для инсценировки самоубийства, что он вам сказал?

— О чем?

— Не притворяйтесь, — резко сказал Скворецкий. — Вы с ним разработали систему сигналов. Что было связано с костюмом?

— Да ничего, честное слово, ничего, — с ожесточением заговорила Дорохова, — просто он сказал мне, что если будут выпытывать о нем, то я должна сообщить в письме, что костюм в чистке. Но я на самом деле отдавала его в чистку.

— Откуда он должен был написать вам?

— Но я же правда не знаю.

— А кто такая Марианна?

— Это Марианна Сергеевна Озерова. Моя большая подруга. Мы с ней когда-то вместе работали. Он знал ее адрес, но откуда я могла знать, что он поедет к ней. Это же дико! Я думала, что он у кого-нибудь из своих фронтовых друзей.

— Где живет эта Озерова?

— В Калуге. Я могу дать ее адрес.

— Напишите.

Дорохова писала долго; она уже плакала, но стеснялась своих слез и незаметно стирала их тыльной стороной ладони.

— Вот. — Она протянула адрес полковнику.

— Вы, Софья Васильевна, — сказал Скворецкий, вставая, — были с нами не откровенны, намного затруднили нам следствие. Ваши показания не только осложнили нашу работу, они шли против интересов страны, в которой вы живете. Вы понимаете это?

Дорохова судорожно кивнула.

— Я понимаю. Но он… — она закрыла лицо руками, — но поймите же, он единственный близкий мне человек…

Все растерянно молчали.

— И даже сейчас, когда он вас втянул в такую историю? — спросил Скворецкий. — Да неужели вы… — Он вдруг махнул рукой и сдержался. — Хорошо, идите… Ох уж эти женщины! — заходил по кабинету полковник. — Он жизнь ей исковеркал, а она его опять самым близким называет! — Полковник вздохнул. — Итак, подобьем итоги. На этот раз мы уже вышли на след. Сейчас главное — не потерять его. Какими реальными данными мы располагаем? Во-первых, письмо, которое дает возможность относительно точно установить, где сейчас Оборотень. Во-вторых, некая Таня — хоть какая-то, но зацепка. И в-третьих, Викентьев Виктор Владимирович. Последним уже занялся Центр. Через час у меня разговор с генералом Васильевым. Я должен ему высказать наши соображения. Есть предложения?

Миронов сказал:

— Кирилл Петрович, у меня не предложение, а просьба. Хотелось, чтобы мы в том же составе принимали участие в поисках Оборотня, где бы они ни велись. Сейчас Оборотнем займутся калужские товарищи. Это правильно. Но надо учесть: Оборотень хитер, а мы с Лугановым больше других знаем о нем и его уловках. Мне кажется, нам надо участвовать в операции, проводимой калужанами, хотя бы в качестве консультантов.

— Я присоединяюсь к Андрею, товарищ полковник. Мы действительно больше других изучили уловки и ходы Оборотня, и в Калуге мы могли бы принести пользу.

— Я отлично все понимаю, товарищи. Я и сам бы желал принять участие в операции. Но калужане получили всю имевшуюся в распоряжении Центра информацию; она вполне достаточна, чтобы все предусмотреть. Поэтому не будем настаивать… Хотя… — он помедлил, — просьбу вашу я передам.

После этого они разошлись по кабинетам. Полковник ждал разговора с генералом Васильевым.

Через полтора часа полковник снова вызвал к себе Миронова и Луганова.

— Товарищи, — сказал он, — ваша просьба передана. Генерал приказал продолжать работу по систематизированию материалов. Калужане будут работать сами. Они проведут операцию в пределах двух дней. По адресу, сообщенному Дороховой, жильцы сейчас проверяются. В Москве допрашивают Спиридонова. Он многое не говорит, хотя и делает вид, что предельно откровенен. Пока все. Будем ждать результатов.

В Калужском управлении шло оперативное совещание.

— Дворник опрошен? — спрашивал высокий молодой полковник у сотрудников, непосредственно занятых делом Оборотня.

— Дворник сейчас у нас, — доложил один из сотрудников. — По предварительным данным, на квартире у Озеровой действительно проживает кто-то, фамилию и имя его мы еще не установили.

— Пригласите дворника! — приказал полковник.

— Здравствуйте. Зачем это я понадобился? Какая во мне нужда? — быстро заговорил вошедший дворник.

— Садитесь, товарищ Копылов, — сказал полковник. — У нас к вам вот какой вопрос. Вы Озерову Марианну Сергеевну хорошо знаете?

— Профессоршу? — воскликнул дворник. — Еще бы! Такая добрая, до всех у нее дело, всем хочет расстараться…

— Добрая, говорите?

— Очень. Даже совестно смотреть порой, как люди этим пользуются.

— Какие же люди?

— Да знакомые… В какие ее только дела, не запрягают! Раз у каких-то мужниных сослуживцев — а муж-то ее уж умер — свадьба была иль еще какое торжество, так они Марианну Сергеевну впрягли, чтоб у нее это происходило… Сами наелись, напились, а ей посуду мыть…

— Может быть, они думали вовлечь ее в празднество? Все-таки одинокая женщина, пожилая…

— Не-ет, уважаемый товарищ полковник, — возразил дворник, — в другой раз эти же самые люди забрали у нее на праздник всю посуду, а вернули только половину. Знают, что добрый она человек, вот и тянут.

— Откуда у вас такие подробные сведения? — спросил полковник. — Вы с Марианной Сергеевной в хороших отношениях?

— Отношения-то ничего, только это мне не она, это тетка Павла рассказывала. С той мы друзья-приятели.

— Кто это тетка Павла?

— А у Марианны Сергеевны живет… Родственница ейная.

— И что за человек?

— Хорошая старуха. Она даже и с Марианной Сергеевной бранится, не смотрит, что профессорша. Чего, говорит, ты на себя чужие заботы вешаешь, своих мало? И то сказать, около Марианны Сергеевны вечно прихлебатели вертятся. Вот взять, сейчас этот рыжий у них живет. Молодой, здоровый, а на старухином иждивении. Хорошо это?

— Товарищ Маликов, покажите товарищу Копылову фотографии, — попросил полковник.

Дворнику показали несколько фотографий, среди которых была и фотография Дорохова.

— На жильца Озеровой тут нет похожего? — спросил сотрудник.

Дворник внимательно рассмотрел все фотографии.

— Нету. Мужик он нестарый, при бороде и очках. Таких тут нету.

— Сделаем так. Вы, товарищ Копылов, как считаете, тетя Павла не проговорится, если понадобится нам в нужном деле?

— Старуха молчать умеет, — заверил дворник, — наша старуха, советская.

— Тогда поезжайте сейчас к себе, вызовите, пожалуйста, эту тетю Павлу, предупредите ее и везите к нам. Хорошо?

Дворник согласился и через полчаса вернулся с родственницей Озеровой.

Это была высокая, костлявая старуха с мрачным взглядом, чуть глуховатая, но зоркая и понятливая.

— Вот попрошу вас посмотреть эти фотографии, — сказал сотрудник, раскладывая перед ней несколько фотографий, — никого не узнаете?

Старуха брала по одной фотографии и внимательно ее рассматривала. Происходило это в полной тишине, даже говорливый дворник, проникся важностью процедуры и притих.

— Нету, — сказала старуха, откладывая фотографии, — знакомых тут нет.

Дворник, словно услышав команду, зачастил:

— Это точно, людей на свете великое множество, и некоторые даже ошибаются на знакомых, но подтверждаю: нету и моих знакомых тоже.

Сотрудники переглянулись, и один из них вынул из кармана клинышек рыжеватого войлока. Он приложил его к фотографии Дорохова, словно приклеил Дорохову бородку.