— За ним чувствовалось присутствие кого-либо или он действовал один? — спросил полковник.
— Впечатление, что один. И вообще все это похоже на самодеятельность, хотя связи огромные, знакомства чрезвычайно обширные. К тому же связан с контрабандой, а контрабандисты весьма осведомленные люди. Но, в общем-то, у меня осталось впечатление, что Спиридонов фигура бутафорская. Актер. Дожил до сорока с лишком лет, начитан, неглуп, но… ни убеждений, ни принципов, ни программы. К тому же один раз Родину уже предал и за это не пострадал. Ему надо производить впечатление, надо нравиться женщинам, и, конечно, нужны деньги. Отсюда и уголовщина, и легкое подчинение Дорохову-Соколову при вторичной встрече. Сведения, которые он послал в Москву, пустяковые. Хоть и консультировал его сам Соколов, но работать его не научил. А вместе с тем тип очень изворотливый, ловкий.
— Так. Замечательно, что одно щупальце мы у этого спрута отрубили, — сказал Скворецкий. — Значит, причастных к делу там выясняют?
— Выясняют, но, думаю, большинство из этих людей просто замешаны в темных махинациях и к шпионажу не причастны.
— С вашими делами выяснили. Теперь смотри, что у нас… Василий Николаевич, покажи.
Луганов положил перед Мироновым конверт, на котором быстрым и ровным почерком было написано:
«Прошу передать лично Софье Васильевне Дороховой».
Миронов вынул письмо. Тем же почерком было написано:
«Привет из старинного города. Изучаю исторические памятники. Брожу между плит, помнящих Болотникова и Лжедмитрия. Как костюм? Если не в порядке, то не отвечай. Если получен, сообщи по адресу Марианны».
Подписи не было.
— Неужели он? — спросил, не веря своим глазам, Миронов. — И кому же? Жене. Да что вы, товарищи, он же знает, что она у нас под контролем. Ей-богу, для Оборотня это уж слишком примитивно.
— Не так, как думаешь, — сказал Скворецкий, — это письмо было вложено в другой конверт. И его с обратным адресом следует сегодня же взять. Конверт находится в знакомом тебе семействе. А для начала мы пригласим к нам гражданку Дорохову.
— Может, для начала посмотрим конверт? — спросил Миронов. — Где он?
— У Семичевых. Поедешь вместе с Василием Николаевичем. А Дорохову непременно вызовем. Прошлый раз она что-то утаила.
— Так как же будем действовать?
— Поезжайте к Семичевым. Я вызову Дорохову. А сейчас на задание.
…Когда они позвонили к Семичевым, дверь открыли сразу. Рослый мужчина с испуганным взглядом спросил, что им нужно.
— Мы из Комитета безопасности, — представился Миронов, — хотим поговорить с вами и вашей женой.
— Пожалуйста, пожалуйста. Проходите, — пробормотал мужчина.
— Здравствуйте, — сказал Миронов, входя в гостиную.
Сестра Софьи Васильевны еле заметно кивнула.
— Таня, иди-ка в спальню, — приказала она темноволосой девочке, — готовь уроки!
— В прошлый раз мы говорили с вами о вашей сестре Софье Васильевне, — начал Миронов, принимая ее безмолвное приглашение и садясь в кресло. — Теперь нам опять предстоит небольшой разговор.
Семичев с Лугановым прошли в кабинет.
— Не могли бы вы показать конверт, в котором было письмо, адресованное вашей сестре? — спросил Миронов.
Женщина секунду помедлила, потом взяла с серванта коробку и извлекла конверт.
Миронов отметил, что адрес на конверте написан другой рукой, женской. Буквы вкривь и вкось, как пишут старые люди. На обратной стороне конверта стоял штемпель калужской почты.
— Скажите, пожалуйста, знаете ли вы кого-нибудь в Калуге, кто мог надписать этот конверт?
— Нет, никого не знаю.
— Почему ему понадобилось воспользоваться вашим адресом? — спросил Миронов. — Чем вы вызвали у него такое доверие?
— У кого?
— Вы же знаете, что писал Дорохов.
Женщина опустила голову.
— Я догадывалась.
— Почему же вы не сообщили нам? После нашего разговора вы знали, что мы интересуемся всем, что касается Дорохова.
— Это письмо было написано моей сестре.
— В данной ситуации звучит наивно.
— Пусть наивно, но я так поступить не могла.
— Почему же не передали ей письмо? Вы же понимали, что это необычное письмо.
— Я бы передала…
— Хорошо. Расскажите, пожалуйста, мне вот о чем: как относилась ваша сестра к своему мужу?
Женщина усмехнулась.
— Как вы думаете, как могла относиться к мужу женщина, которая так поздно вышла замуж? Она его боготворила. Из-за него у нас ухудшились отношения. А ведь я для Сони сделаю все, в гроб лягу, если понадобится. И она это знает.
— Так, больше вопросов нет.
…В кабинете Луганов беседовал с Семичевым.
— Я тут ни при чем, — говорил Семичев, перебирая на столе бумаги, карандаши, пресс-папье. — Я его не любил. Я даже просил жену прекратить это знакомство.
— Никто и не говорит, что вы как-то с ним связаны, — спокойно и доброжелательно говорил Луганов, — мы просто интересуемся им как личностью. Вы не могли бы охарактеризовать его?
Семичев вытер лоб и заметно успокоился.
— Человек он был опасный. Да. Это я вам точно могу сказать. С ним лучше было не ссориться, поэтому я прекратил с ним общение не сразу.
— Почему вы думаете, что он был опасный?
Семичев посмотрел на стену и замигал.
— По правде говоря, не знаю. Просто появилось такое ощущение. Однажды мы сидели с ним на вокзале; он тогда провожал одну даму. Подошел какой-то тип и пристал к нам. Понимаете, пьяный, грязный, смотреть тошно. Я уж хотел уйти, а Михаил Александрович… Дорохов то есть… просто посмотрел на него, и, знаете, тот отстал. Очень взгляд у него был угрожающий. Фронтовой, я бы сказал. Мне не нравятся люди с таким взглядом, черт знает что от него ждать… Вот и дождались.
— Чего дождались?
Семичев осекся:
— Так… Недаром же вы интересуетесь им…
— Скажите, вот вы сейчас о какой-то даме говорили.
— Да, была у него одна… Вы только Софье Васильевне не говорите. Он меня для страховки брал. Если кто из знакомых увидит… Приезжала к нему из Владимира одна медичка.
— Не помните, как фамилия?
— Он при мне не называл.
— А как звали?
— Таня. Довольно молодая. Не больше тридцати двух. Полная, светловолосая такая. Интересная женщина.
— Давно она приезжала?
— Да с год назад. Он с ней где-то на курорте, кажется, познакомился. И странно: ведь и не молод, и женат, а она наверняка пользовалась успехом… и вот, очень к нему привязалась. Знаете, не всякая будет каждый год в Крайск и обратно.
— Так из Владимира, говорите?
— Из Владимира.
— А отчество не помните?
— Абсолютно ничего, кроме внешности и имени.
— Так. Ну, спасибо.
— Надеюсь, вы не имеете к нам претензий? Ведь я девочку в милицию сам послал.
— Не имеем, спасибо.
Они вошли в гостиную. Там Миронов уже закончил трудную беседу с хозяйкой.
Оба майора простились и вышли.
В управлении Скворецкий встретил их любопытствующим взглядом.
— Как поход?
— Неплохой, — ответил Миронов. — Дорохов писал из Калуги. Там у него есть какие-то подручные. Надо запросить калужских товарищей.
— Уже запросили. Что еще?
— Узнали еще об одной знакомой, — сообщил Луганов, — медичка из Владимира, светловолосая, полная, красивая. Ездила каждый год в Крайск ради него.
— Фамилия?
— Нет фамилии. Только имя: Таня.
— Тут Софья Васильевна, видно, не поможет, — сказал полковник. — Едва ли ей Дорохов эту Таню показывал.
— Да, она не поможет, — подтвердил Луганов.
— Позовем ее, — решил полковник и позвонил.
Через несколько минут Софья Васильевна была в кабинете. Она за это время сильно изменилась. Похудевшее, изборожденное морщинами лицо придавало ей вид старухи.
— Что ж, Софья Васильевна, — обратился к ней полковник, — не знаю, как мне расценивать ваше поведение, но вы нас явно вводили в заблуждение. Вы разве не советская гражданка?
Лицо Дороховой сморщилось, она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
