Крозетти опустился на обочину, свесив голову между колен, и сидел так, пока не прошли тошнота и слабость. Посмотрев на пистолет, как на объект чужеземной цивилизации, он бросил его в портфель.
— Альберт! Что случилось?
Крозетти обернулся и увидел маленькую седоволосую женщину в розовом тренировочном костюме и бледно-голубом кардигане, стоящую на пороге своего бунгало.
— Ничего, миссис Конти. Какие-то парни пытались похитить меня, я выстрелил в одного из них, и они убрались. Все закончилось.
Пауза.
— Хочешь, чтобы я набрала девятьсот одиннадцать?
— Нет, спасибо, миссис Конти. Я сам позвоню.
— Мадонна! А ведь какие тихие у нас раньше были соседи! — воскликнула миссис Конти и вернулась к себе на кухню.
Крозетти собрался и на подгибающихся ногах пошел к своему дому. На обочине сверкал старый «кадиллак», и он мрачно взглянул на него, направляясь к задней двери. Он хотел проскользнуть в дом через кухню, выпить бокал красного вина, подняться к себе и отдохнуть. Но нет — через двадцать секунд после того, как он закрыл дверь, Мэри Пег уже стояла рядом.
— Алли! Вот и ты. Я весь день пыталась связаться с тобой. Почему ты не отвечал на мои сообщения?
— Прости, ма, но я много разговаривал по телефону. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Вообще-то я искал себе жилье. И вроде бы нашел кое-что в Бруклине. С Беком, помнишь его по школе?
Мэри Пег удивленно посмотрела на него и кивнула.
— Ну, это твоя жизнь, дорогой. Но я вот о чем хотела с тобой поговорить. Нам звонил юрист Булстроуда.
— Булстроуд мертв, — сморозил он глупость.
— Да, но у покойников тоже есть юристы по делам наследства. — Она внимательно вгляделась в его лицо. — Альберт, что с тобой?
У Крозетти мелькнула мысль умолчать о случившемся, но он вовремя вспомнил об Агнесс Конти. Та, безусловно, разнесет весть о внедорожнике с тонированными стеклами во всех подробностях, реальных и воображаемых. Поэтому он сказал:
— Присядь, ма.
Они уселись на кухне, Крозетти получил свой стакан вина и рассказал, как все было. Мэри Пег восприняла услышанное неплохо. Фактически, мелькнула у нее мысль, сейчас ей даже лучше, чем было, — учитывая то, что предстояло рассказать сыну.
— Ма, зачем ты это сделала? — взвыл Крозетти, выслушав ее. — Господи! Ненавижу, когда ты затеваешь что-то у меня за спиной.
— То есть я украла пистолет отца и превратила дом в вооруженный лагерь?
— Это разные вещи. Это вызвано необходимостью, — без энтузиазма ответил Крозетти.
Больше всего сейчас ему хотелось прилечь.
— Ну, мне же надо было как-то реагировать, а ты был недоступен. Слишком занят подготовкой побега из дома, чтобы отвечать на звонки…
Звук остановившегося перед домом автомобиля заставил ее резко смолкнуть.
— Ох, спорю, это Донна, — сказала Мэри Пег и пошла к двери.
Крозетти налил себе еще бокал вина. Когда он его осушил, в комнату вошел Радислав Клим — свежевыбритый, в черном костюме, при галстуке, держа в руке черную фуражку с блестящим козырьком.
— Хотите вина, Клим?
— Спасибо, нет. Я должен скоро ехать.
— Темно уже. Ночью людей не хоронят.
— Нет, это не похороны. Это для вампиров.
— Прошу прощения?
— Сейчас такая мода, знаете ли. Богатые молодые люди делают вид, будто они вампиры, разъезжают в катафалках и устраивают вечеринки в склепах бывших церквей. Ах, вот и ваша мать. А это, надо полагать, сестра. Как поживаете?
Донна Крозетти была худющим рыжеволосым клоном своей матери и украшением нью-йоркского Общества юридической помощи — друг угнетенных, сердце, полное сострадания. При ее появлении на улице все закоренелые преступники разбегались прочь. Самая младшая сестра, всего на год старше Крозетти, она в полной мере обладала присущим среднему ребенку в семье чувством космической несправедливости, изначально сфокусированным на брате. Брат был объектом ненависти и негодования, но тем не менее его тоже следовало защищать от любых угроз до последней капли крови. Крозетти испытывал к ней чувства столь же смешанные и сложные; прекрасный пример тупика любви.
Клим представился, пожал руку явно удивленной Донне Крозетти, расцеловал Мэри Пег в обе щеки и отбыл.
— Кто это?
— Новый друг-жилец, — ответил Крозетти.
— Что? — воскликнула Донна, с которой никто не посоветовался.
— Нет, — сказала Мэри Пег.
— И еще он водит катафалк, — не унимался Крозетти.
— По ночам?
— Да. Он говорит, для вампиров. Как ты, Дон?
— Он не «друг-жилец», — сказала Мэри Пег. — Как ты можешь говорить подобные вещи, Альберт!
— Нет, именно так, — стоял на своем Крозетти.
Им овладело неприятное ощущение, будто годы стремительно ускользают прочь, что одновременно нервирует и успокаивает. Еще минута, и Донна завопит и станет гоняться за ним вокруг стола с какой-нибудь ложкой, зажатой в маленьком кулачке, а мать закричит, примется разнимать их, наобум раздавать звонкие шлепки и угрожать страшными карами, когда отец вернется домой.
Донна Крозетти сердито посмотрела на мать и брата.
— Нет, в самом деле…
— В самом деле, — ответила Мэри Пег. — Он друг Фанни и помогает нам расшифровать письма семнадцатого столетия, которые нашел Алли. Он работал над ними допоздна, и я предложила ему комнату Патти.
— Три дня назад, — вставил Крозетти, обхватил себя руками и издал губами звук поцелуя.
— Ох, когда же ты повзрослеешь! — воскликнула его сестра.
Крозетти показал ей язык, она закатила глаза и присела на кухонный стол. Достала из вместительной сумки папку в кожаном переплете, с деловым видом открыла ее и сказала:
— Если этот тип придет в восемь, у нас не так уж много времени. Давайте не тратить его впустую.
Крозетти посмотрел на мать и проворчал:
— Не понимаю, к чему это.
— К тому, что Булстроуд тебя обманул. Мы должны посмотреть, можно ли заставить юристов, распоряжающихся его имуществом, заплатить тебе за рукопись столько, сколько она стоит на самом деле. Или вернуть ее.
— Я не хочу, чтобы мне ее возвращали. — По мере того как винные пары ударяли в голову на пустой желудок, Крозетти все более мрачнел. — Я хочу, чтобы ничего этого никогда не было. Вот чего я хочу.
— Ну, дитя мое, — заговорила Мэри Пег, — для этого сейчас поздновато. Тут не обойтись без юриста, а Донна и есть юрист. Думаю, ты оценишь ее добровольную помощь. В особенности после того, как совсем недавно выстрелил в кого-то…
— Что? — воскликнула семейный юрист. — Ты стрелял в кого-то? Ты позвонил в…
— Нет, и не собираюсь. Двое парней пытались похитить меня…
— Что? Кто?
— Донна, успокойся, — сказал Крозетти. — Вы выглядите в точности как Эббот и Костелло.[73] Хочешь выслушать меня или нет?
Донна сделала пару глубоких вдохов и, похоже, снова обрела профессиональное спокойствие. Рассказ продолжался не меньше часа, включая все вопросы и отступления, уклончивость младшего братца — такую типичную, такую раздражающую, сложные объяснения насчет шифра и роли Клима в их доме, странную историю Кэролайн Ролли. К тому времени когда Донна была полностью удовлетворена, в маленькой кухне стало неприятно жарко, а уровень красного вина в кувшине (емкостью в галлон) опустился на два дюйма или даже ниже.
Донна просмотрела свои заметки и взглянула на часы.
— Ладно, давайте подведем итог до прихода этого типа. Прежде всего, ты не можешь предъявлять официальные претензии на имущество Булстроуда, потому что не имел права продавать рукопись. Как и твоя приятельница Ролли. Вы умышленно похитили то, что по праву принадлежало вашему нанимателю. Поэтому я рассчитываю добиться одного: убедить Мишкина забыть обо всем и отправиться домой. Вообще-то тебе следовало рассказать мне все раньше.
— Никто ничего не похищал, Донна, — возразил ее брат. — Я же все тебе объяснил. Сидни велел нам уничтожить книги, и мы их уничтожили. Он получил хорошую цену за карты и вклейки, а также страховку за все остальное. Это все равно как брошенный автомобиль. Люди, которые собирают хлам, платят за него десять баксов, и если им повезет найти под передним сиденьем компакт-диск, они не обязаны возвращать его.