Тут они все захотели узнать, что лорд Вини сказал мне, но я говорю, нет, это личное дело. Они насмехаются надо мной, говоря, какое личное дело у лорда может быть к подобному тебе, кроме похоти. Они сделали из этого много остроумия, скакали, хватались за животы и обзывали меня лордом похоти. Но я видел, что У. Ш. с ними не веселился, разве что совсем немного, и мрачно посматривал на меня.

На следующий день в «Блэкфрайарз» он приходит, где я сижу один со счетными книгами, садится рядом и спрашивает: Дик, ты прекрасный парень, но, по-моему, не настолько смазливый, чтобы сэр Роберт Вини из-за тебя озверел от похоти, кроме того, ты ухлестываешь за девушками. Разве я не твой добрый кузен? Давай, расскажи мне, что произошло между тобой и этим джентльменом; или если ты дал слово и не можешь рассказать все, то хотя бы намекни немного, чтобы я понял, в чем проблема, и знал, что это не касается ни меня, ни нашей труппы. Почему вы думаете, говорю я, что это вас касается, на что он дотрагивается до королевского символа на своем камзоле и говорит, парень, ты ведь не дурак. Мы называемся «Слуги его величества», и этот Вини человек лорда Рочестера, а лорд Рочестер вертит королем, о чем все знают. Если бы лорду Рочестеру понадобилось поговорить с кем-то из нашей труппы, он послал бы за мной, или Барбеджем, или Хэммингом, или любым другим. Вот я и спрашиваю себя, с какой стати он отзывает какого-то парня, который совсем недавно пришел к нам, с рассказом, что он мой кузен. Парня, который, когда садится за еду, потихоньку крестится. Может, ты и мой кузен, но меня не обманешь. И он смотрит на меня очень внимательно, очень строго, никогда прежде я не видел, чтобы он на кого-нибудь так смотрел. И я думаю, что он видит меня насквозь, что я пропал. Но я собираюсь с мужеством, думая про себя, ну вот, он и клюнул на приманку.

Тогда я падаю на колени и восклицаю, ох мой кузен, умерьте свой гнев, хоть я и предатель. Лорд Рочестер послал меня шпионить за вами. Он бледнеет, как такое может быть, говорит он, я не сделал ничего против этого благородного лорда. Я говорю, ох, сэр, это все связано с вопросами веры, политикой, делами влиятельных людей, а я просто бедный парень, моряк, потерпевший кораблекрушение, мне ли соваться во все это. Я начинаю плакать, это настоящие слезы. Он спрашивает, ты правда мой кузен или это придумано? Я говорю, нет, не придумано, все правда, клянусь могилой матери, и граф как раз по этой причине выбрал меня, зная, что мне вы скорее поверите.

Тогда он поднимает меня, усаживает в кресло, говоря, теперь, парень, будь искренен, расскажи мне все. Тут я рассказываю ему все, о чем мы договорились с вами, мой лорд, что написано в вашем последнем шифрованном письме. А именно что король ради мира хочет католического брака для принца Генри, что сильно не нравится пуританам в парламенте, что мой лорд граф поддерживает его, и за это пуритане его ненавидят, что эти мошенники кричат на каждом углу, будто прошлая королева с нами так не обращалась (хотя я думаю, что обращалась, просто со временем все забывается). И еще, что мать нынешнего короля отродье папистской шлюхи, что королю все больше надоедает презрительное отношение к королеве, его матери, и он хочет показать себя более великим монархом, чем Елизавета. Теперь мой лорд граф придумал план. Что если будет написана пьеса про королеву Марию Шотландскую, такая, где она показана в лучшем свете, а старая Бесс[61] будет показана как тиранка, старая карга, порабощавшая лицемерных пуритан, и если об этом широко пройдет слух, то чувства людей к королеве Шотландской смягчатся. Такие вещи ведь уже делались прежде. Разве не был узурпатор Генри Болингброк[62] показан благородным, а Горбатый Дик[63] подлым жестоким негодяем? И разве такая пьеса не утихомирит пуритан, повернув людей против них? И кто в Англии лучше других напишет такую пьесу?

Он понимает, в чем суть, и восклицает: он что, хочет, чтобы я написал эту пьесу? Я говорю: да, кузен, его лордство граф приказывает вам. Но У. Ш. отвечает, что это неслыханное дело. Ты знаешь, что король распустил «Блэкфрайарз», разогнал нашу труппу даже за легкий намек против Шотландии там, где сказано о Эдуарде Втором. Так что же он сделает за пьесу, где с пренебрежением говорится о великой Елизавете и самой протестантской церкви? Кровавую кашу! Я верю, что ты тут ни при чем, парень, это все происки моих врагов.

Тут я немного забеспокоился, мой лорд, потому что видел, что он вот-вот разгадает нашу хитрость. Но я говорю, нет, сэр, это по приказу самого графа. Подумайте: вот почему лорд Вини подошел ко мне, а не к вам и ни к кому другому. Мы со всех сторон окружены шпионами, нельзя, чтобы поняли, что он пришел от графа. Пьесу нужно написать тайно, только я буду знать, а потом граф уговорит короля позволить эту пьесу. Ведь его величество человек робкий, он хотел бы сокрушить пуритан, но не осмеливается, по крайней мере сейчас. Поскольку эта задуманная пьеса всего лишь часть гораздо большего плана, на который нужно много времени, чтобы был испанский брак, новые епископы, новые законы против тайных собраний пуритан, облегчение для папистов. Говоря все это, я вглядывался в его лицо, но не смог прочесть ничего. Он спрашивает, почему король должен выказывать расположение к папистам, которые едва не убили его в году пятом? И я отвечаю, а почему он должен отдать своего сына им, которые платят Гаю Фоксу вознаграждение? Это политика, кузен, и никому из нас ее не понять, просто нужно делать то, что приказывают сверху. Но в одном можно быть уверенным, чтобы править церковью, королю нужны свои епископы, а он ближе к папистам, чем к пуританам. Он говорит, нет, я все равно не могу поверить в это, и тогда я достаю из-за пазухи письмо с печатью лорда Рочестера и говорю, вот, этому вы поверите, и даю ему письмо. Он читает его, и потом говорит, мой лорд желает, чтобы я написал к Рождеству. Спрашиваю, можете вы сделать к этому времени? Да, говорит он, только сначала мне нужно кое-что закончить, маленькую пьесу о Новом Свете, о кораблекрушении, волшебных островах, и боцман там будет тоже, совсем немного осталось. А потом я могу начать это, может, Бог сохранит нам жизнь. С этими словами он крестится, и я тоже, а сам думаю, теперь, сэр, ты попался.

Потом его озабоченное лицо внезапно проясняется. Он улыбается и говорит, ты обещал показать мне, как работает арифметика в новом стиле, никак не может вспомнить нужного слова, я подсказываю ему: алгоритм. Вот-вот, говорит он, записывает слово в свою записную книжку и спрашивает, на каком языке это. Я говорю, мой учитель сказал, что по-арабски, и он несколько раз повторяет слово. И мы начинаем изучать арифметику. Мне кажется, мой лорд, что мы должны действовать быстрее и как следует работать головой, если хотим поймать этого человека. Поскольку я никогда не встречал никого, кто умеет так скрывать свои мысли от других людей. М-р Барбедж играет свою роль на сцене, но, когда слезает с нее, он обыкновенный Дик, но этот Шекспир играет так, что, мне кажется, никто не может понять, какой на самом деле человек скрывается за его игрой.

Со всем моим почтением к вашему лордству, пусть Господь поразит всех врагов истиной религии.

Из Лондона 26 января 1610 Ричард Брейсгедл.

Крозетти сотни раз допрашивали полицейские, но это всегда были близкие родственники. Теперь выяснилось, что лгать чужим гораздо легче, тем более если они обращаются с тобой вежливо. Все собрались в гостиной, детектив Мюррей сидел в кресле, детектив Фернандес стоял с блокнотом в руках, Крозетти занял другое кресло, обитое потертым голубым бархатом. Стол накрыли для кофе, Мэри Пег разлила его и благоразумно удалилась. За спиной Крозетти висела большая картина маслом, созданная на основе фотографии: лейтенант Крозетти, героический полицейский в синей форме, увешанной медалями, в окружении своих детей.