– Ну ты темнила… – Антон ухмыльнулся. – Лапшу в поезде мне на уши вешал…

– Прости и пойми меня. Когда мы вернулись, мне хотелось вытравить из памяти все, что связано с Афганом. Потому я никогда не распространяюсь на эту тему. Она для меня под запретом.

– Да понял я, понял… Мне Афган снился лет пять. Одни кошмары. Но потом все плохое начало забываться, с ребятами встречаюсь…

– Откат бывает разный. Я, например, вычеркнул те годы из памяти.

– Все, все, я закругляюсь. Никаких вопросов на эту тему.

– Давай лучше помянем парней, что не вернулись…

Мы выпили, не чокаясь, помолчали, а затем я сказал:

– Антон, мне нужна твоя помощь.

– Какие проблемы? Мы с тобой братья по оружию. Чтобы ты не говорил, но Афган вытравить из памяти невозможно. Я готов. Если тебе нужны надежные ребята, скажи. Я за сутки могу собрать взвод. Притом, с оружием.

– Взвод – это хорошо… Но я пока не знаю, кто играет главную скрипку в оркестре, который меня заставили слушать и что эти "оркестранты" ищут. Во всей этой истории есть какая-то несообразность, и я никак не могу понять, в чем она заключается.

– Может, это Грач?

– Не думаю. Мы разошлись с ним полюбовно. Он не стал бы устраивать на меня облавную охоту. Грач не тот человек. Он поверил, что я не соврал ему. Да, Грач тоже лицо заинтересованное. Однако я думаю, что за мной шли другие. Как ты любишь говорить, чисто конкретные пацаны.

– Тогда чем я могу тебе помочь?

– Мне нужна база. Твое хозяйство подходит мне на все сто. Во-первых, за городом, во-вторых, рядом лес, в-третьих, у тебя есть тачка… Ну, и так далее.

– Понял. Договорились. Можешь мною располагать.

– Но учти, со мной связываться опасно, как ты, надеюсь, уже понял.

– Я человек понятливый… – Антон мрачно улыбнулся. – Но скажу тебе честно, мне эта мирная жизнь во где сидит. – Он показал на горло. – Сплошная скука. Иногда страсть как хочется тряхнуть стариной и погонять этих стриженых бобиков, которые еще в люльке были и под себя гадили, когда мы родину защищали. Впрочем, что для них родина? Пустой звук. Дойная корова, у которой можно вырвать вымя и отправить на скотобойню к дяде Сэму.

– Учти, никто из твоих соседей и друзей не должен знать, какие у тебя гости. Не говори никому ни слова. Думаю, до приезда твоей семьи я успею управиться. А если нет, то все равно съеду.

– Почему?

– Не прикидывайся наивным. Ты – это одно, а женщина и дети – совсем другое. Если меня тут засекут, могут завалить всех. Вот и кумекай, стоил ли проявлять гостеприимство. Если ответишь отказом, я не обижусь. Честное слово. Найду другой вариант.

– Я два раза не повторяю, – отрезал Антон. – У меня тут не дом, а крепость. Позже покажу, убедишься. Я ведь фермер, а у нас много нехороших людишек. Некоторые норовят украсть все, что плохо лежит, а иные готовы и горло соседу перерезать за то, что он более зажиточный. Меня уже раз судили, и после того я окопался капитально. Мои защитные редуты можно пройти только с танком.

– За что тебя судили?

– Понимаешь, повадились три урода нутрий из загона по ночам таскать. Ну, я и накрыл их как-то под утро. Так они хотели меня маленько ножиками расписать. Вот и пришлось поучить ворюг уму-разуму…

– А зачем тебя потащили на суд? Они ведь в живых остались, как я понимаю.

– Ага, в живых. Только я слегка их помял. Кому руку сломал, кому ногу… А не хрен на чужое зариться!

Ну и, ко всему прочему, у них нашлись влиятельные защитники. Эти трое ведь не себе домой таскали моих зверушек. Будь воры голодными, я бы их понял. Тут неподалеку, на автотрассе, кавказцы шашлычную поставили и решили поживиться на дармовщину. Наняли этих трех махновцев – и вперед. Они платили ворам копейки, а сами имели тысячи.

– Воровали только у тебя?

– Ну что ты… Конечно, нет. Всех хозяев в округе курочили: у кого свинью сопрут, у кого козу или гусей, а однажды и бычка годовалого с подворья увели.

– И что присудили?

Антон помрачнел.

– Едва в зону не попал, – ответил он со злостью. – Я, видите ли, нарушил права человека. А то, что они мои права столько раз нарушали, суду было пофигу.

– Но тебя ведь не посадили.

– Только потому, что я вызвал из Киева классного адвоката – из наших, вместе в Афгане были – и дал судье на лапу больше, чем покровители этих воров. Так что теперь у меня в охране кавказские овчарки.

Если кого-то и загрызут, я тут ни при чем.

– Мудро, – похвалил я Антона. – Значит, если я оставлю у тебя своего песика, он не будет вашей семье в тягость. Ему много еды не надо.

– Этого? – спросил Антон, погладив цуцика, который вертелся под ногами, по голове.

– Других у меня нет.

– Оставляй, о чем базар. Славный малыш…

– Между прочим, это классный охотничий пес, обученный по высшему разряду.

– Отлично. Я часто на охоту хожу, чтобы отвлечься от домашних забот. А где ты его взял?

– Умыкнул у преследователей. Он шел по нашим следам, как по шнурку.

– Тогда его опасно выводить в люди…

– До поры, до времени, пока все не успокоится. А ежели что, скажешь приблудный. Но отпускать его нельзя (да и куда ему деваться? дорогу домой он вряд ли найдет), а усыпить навечно – рука не поднимается.

– После этого я перестал бы тебя уважать, – проворчал Антон, лаская пса; цуцик явно ему нравился.

– Вот-вот, и я об этом. Пес не может отвечать за то, что хозяин у него – сволочь.

– Это точно. Что же мы сидим! – спохватился Антон. – Вам нужно отдохнуть, немного покемарить. Вон у девушки уже глаза слипаются. А я пока займусь хозяйством и приготовлю ужин.

Предложение было дельным. После сытной еды и выпивки тянуло на сон со страшной силой. Поэтому мы не стали упираться и отнекиваться, и вскоре лежали на чистых белоснежных простынях, которые показались мне шелковыми, настолько приятно было ощущать их накрахмаленную свежесть.

Сон упал на нас, как египетская пирамида, и под многопудовой тяжестью, которая не позволяла даже двинуть рукой или ногой, мы уснули, словно умерли.

Антон пытался нас разбудить на ужин, но все его потуги оказались тщетными. Мы от него отбрыкались и проспали до самого утра.

Пробудились мы, едва рассвело. Антон уже был на ногах. Завидев наши сонные физиономии, он весело сказал:

– С добрым утром! Есть предложение искупаться в речке.

Мы не стали возражать. Нужно было прийти в себя, а что в таких случаях может быть лучше купания? По знакомой тропинке, гуськом, мы вслед за Антоном вышли на берег речушки, который скрывали густые вербы, – и невольно ахнули.

Перед нами лежал прекрасный песчаный пляж с тремя разноцветными грибками и миниатюрным домикомраздевалкой, украшенным накладной деревянной резьбой. Чуть поодаль, под деревьями, находился стол и две скамьи. Там же стояла массивная кованая шашлычница с разными завитушками.

– Это я отдыхаю здесь с друзьями, – объяснил Антон. – Речку пришлось углубить, а берега – почистить.

Песка привез, если мне не изменяет память, восемь КАМАЗов. Зато теперь все в лучшем виде. Вода здесь чистая, правда, холодноватая. Много ключей.

Мы разделись и с разбега нырнули в реку. Да, вода и впрямь была не как парное молоко. Зато когда выбрались на берег, в наших жилах бурлила не кровь, а какая-то бешеная жидкость. Мне, например, показалось, что я помолодел как минимум на десять лет.

– А теперь завтракать! – скомандовал Антон.

Его команда была воспринята нами с энтузиазмом. По тропинке мы не шли, а бежали вприпрыжку, весело подшучивая друг над другом.

После обильного завтрака – мне казалось, что у меня живот лопнет от тех вкусных яств, что я в него напихал – мы с Антоном уединились. Я, конечно, верил Илоне, но мало ее знал, а потому испытывал по отношению к ней вполне обоснованные опасения.

Она была всего лишь женщиной – и этим все сказано.

– Мне нужно идти на разведку, – сказал я, закуривая. – Боюсь, что она будет с боем.