– Фи! – брезгливо поморщилась Илона.

– Кому "фи", а кому обед, – буркнул я, разводя маленький костерок. – Не нравится – не ешь. Но я не буду тащить тебя на закорках, это ты должна уяснить сразу.

– Удивил… – фыркнула Илона. – Я всегда знала, что настоящие мужики повывелись.

– Кто бы спорил, а я не буду. Мало того, женщины их настолько достали, что некоторые представители так называемого сильного пола даже решились на смену пола хирургическим путем. Чтобы таким образом замаскироваться среди вашего брата и не попасть под каток тотальной феминизации общества.

– Где ты учился казуистике?

– Жизнь всему научит. Даже приемам защиты от женской экспансии. Вот ты говоришь, что настоящие мужики повывелись. А кто этому способствовал?

– Уж не женщины ли?

– Ты сама это сказала. Конечно, женщины. Мужчина чувствует себя человеком только в странах Востока.

Но, думаю, чума цивилизации, имеющая женское лицо, скоро и туда доберется. И тогда снова воцарится на земле матриархат. Как там великий русский поэт Некрасов сказал: "Вот только в пору эту прекрасную жить не придется ни мне, ни тебе". И слава Богу. Я, например, не имею ни малейшего желания дожить до такого маразма. Если переврал слова стихотворения, извини – в школе я учился не ахти как.

– Оно и видно. Некрасов говорил это совсем по другому поводу.

– Все, шашлык готов, – решительно прервал я нашу дискуссию. – Кушать подано.

К моему удивлению, Илона безропотно взяла прутик с нанизанными на него грибами и начала уминать их так, что за ушами трещало.

Я хотел сказать "Вот видишь, с червячками даже вкуснее", но вовремя прикусил язык. В конце концов, шути, парень, да знай меру…

Конечно же, после столь легкого, с позволения сказать, обеда наши желудки лишь раззадорились.

Желудочный сок буквально бурлил, требуя добавки; он готов был переварить даже жареные гвозди. Да где их возьмешь?

Оставив Илону бороться с усталостью и голодом в одиночку, я начал нарезать круги по местности, стараясь не сильно удаляться от центра, где находился уже потухший костер. И наткнулся на заросли лесного ореха.

Это была несомненная удача. Фундук имеет большую калорийность, что для нас было просто неоценимо.

Я позвал Илону, и мы с жадностью стали набивать животы сладкими на вкус ядрышками лесного ореха.

Насытившись, мы еще наполнили и карманы – про запас. Довольные и повеселевшие, мы продолжили наш путь, стараясь отыскать ложбины и яры, где могла быть вода.

Но наши поиски не увенчались успехом. И вскоре нас начала мучить жажда. Илона страдала молча, крепко стиснув зубы, а я жевал древесный листок, посылая импульс в мозг, что это огурец или что-то вроде того – короче говоря, овощ с большим содержанием жидкости.

До поры до времени мне удавалось обманывать свои ощущения, однако жаркий день высасывал жидкость через поры кожи, как пиявка, и кровь постепенно начала сгущаться. Нужно было или прилечь в тенечке, чтобы не растрачивать энергию, и ждать прохладной ночи, или срочно найти источник.

– Придется поворачивать к долине, – сказал я нехотя, когда мы присели отдохнуть.

– Да… Там вода… – Илона сумрачно кивнула. – А стоило ли нам давать такой крюк? Бесполезная трата времени и сил.

– Ошибочка вышла, гражданин начальник. Простите. Я все отмерял на свой аршин. И признаюсь, я думал, что мы сможем найти воду по пути. Увы, нам не повезло… Скажу прямо: я могу продержаться без воды еще сутки. Но ты – вряд ли. Вот в чем загвоздка.

– Если ты сможешь, то и я смогу.

– Не надо хорохориться. Должен тебе сказать, что держишься ты молодцом. На удивление. Но на такие жертвы идти глупо. Никто нам не даст гарантий, что спустя сутки мы все-таки наткнемся на какой-нибудь ручей. Ведь мы идем по возвышенности. А вода внизу. Значит, туда нужно и путь держать.

– Но это опасно.

– Еще как опасно. И все же другого выхода у нас нет. Может, нам повезет, и мы зайдем в тыл нашим преследователям. Поменяемся местами. Так на чужом хвосте и доедем куда нужно.

– Надежда на это слабая, согласись.

– Согласен, – ответил я и тяжело вздохнул. – Но все равно без воды нам каюк.

Илона промолчала, однако по выражению ее лица я понял, что она поддерживает мое мнение.

Путь к долине был многотруден. До этого мы шли почти параллельно ей. И сейчас не свернули круто, а стали приближаться к долине как бы по касательной.

Мы боялись, – и небезосновательно – что можем нечаянно наткнуться на наших преследователей. Поэтому шли тихо и если что-то говорили друг другу, то шепотом.

Впрочем, если честно, особого желания заниматься трепом у нас не наблюдалось. От жажды язык словно распух и стал чересчур шершавым, а потому ворочать им было тяжело. Он казался инородной частью тела, которую бездарный хирург пришил на живую нитку.

Наконец мы спустились в долину, и вышли к ручью.

Уже вечерело. Солнце набросило на себя ярко-оранжевую шаль, и свет, который струился сквозь нее на землю, окрасил все вокруг в мягкие красноватые тона. А ручей казался расплавленным металлом, который выливался из невидимой изложницы где-то за горизонтом.

Человек начинает понимать истинную ценность некоторых вещей лишь тогда, когда они исчезают. Так и с водой.

Бежит вода из крана – ну и пусть ее. Эка невидаль. Если происходит авария водопровода, человек начинает чувствовать себя неуютно. Но не более того. Потому как знает, что в магазине за углом есть питьевая вода, и что починка водопровода надолго не затянется.

Но стоит кому-нибудь очутиться в ситуации, похожей на ту, в которую попали мы, как сразу становится очевидной огромная ценность этой животворящей жидкости, безумно щедро расходуемой человеком.

Так же обстоит дело с хлебом, сахаром, солью и даже шмотками. Кто сейчас носит штаны с заплатами?

Верно, никто, только бомжи, и то редко, потому что народ выбрасывает в мусорный ящик вполне добротные, но вышедшие из моды вещи.

Наши люди в основной своей массе уже забыли, что такое настоящая голодная нужда, когда хлебная корка и тканевый лоскут ценились на вес золота. И хорошо, и слава Богу. Потому что такое состояние для человека противоестественно и нестерпимо.

Так думал я, жадно глотая чистую холодную воду. И я, и моя боевая подруга упали ничком прямо в ручей и присосались к нему как теленок к коровьему вымени.

В наши желудки вливалась не вода, а настоящий нектар, напиток древних богов, вызывающий прилив энергии и желание совершить подвиг. То есть, в нашем случае, победить всех врагов и остаться в живых.

Но едва мы оторвались от воды, как тут же наши героические мысли резко поменяли курс и въехали в сугубо практическую колею, ведущую прямиком к накрытому столу. Я даже икнул пару раз, с вожделением вспомнив чем меня угощали Галюня, Чабря и Алик.

– Рыбки бы… – осторожно намекнула на мои рыбацкие "подвиги" Илона.

– Попробуем, – сказал я с сомнением.

В том месте долины, где мы вышли к ручью, обрывистого берега не было, а как еще по-иному можно поймать рыбу голыми руками, если не в норах? Я ведь не человек-амфибия.

Как я и предполагал, ничего существенного добыть мне не удалось, за исключением четверых несчастных раков, каких-то вялых и малоподвижных. Думаю, что они решили добровольно покончить жизнь самоубийством и сдались без сопротивления, даже не пытаясь убежать.

– Это все? – судорожно сглотнув голодную слюну, спросила Илона, глядя на мою, с позволения сказать, добычу.

– Все.

Я сильно замерз, так как нырял в ручей как минимум час, и теперь пытался согреться, растирая тело пучком травы.

– Здесь и на один зуб не хватит.

– Не хватит.

– Без еды мы долго не протянем.

– Не протянем…

– Что ты повторяешь, как попугай!? – разозлилась Илона.

– А я других слов не нахожу.

– Но нужно ведь что-то делать. Без еды нам далеко не уйти.

– Верно. Поэтому придется сходить за колбасой… коль ты настаиваешь.