В последующие десять секунд мой раздетый до трусов организм вел себя независимо от впавшего в ступор сознания, которое даже не пыталось контролировать ситуацию, а только фиксировало отдельные моменты происходящего.

Итак: сильный крен на правый борт, сидящий рядом конвоир выпадает в проход, я, естественно, за ним следом – но не втыкаюсь, как он, в правый ряд, а рикошетом отскакиваю от могучей спины и финиширую прямо у пассажирской двери.

Потная ладошка цепляется за ручку, щелчок – дверь резко распахивается, примерно на треть, упирается в грунт – я, как по трапу, выкатываюсь наружу.

Едва оказавшись на ногах, мчусь обратно к шоссе. То есть это по факту я – мчусь, а кажется мне, что еле переставляю ноги, ставшие враз такими тяжелыми, словно на них нацепили водолазные башмаки. Сердечко надсадно бухает в груди, грозя вырваться наружу: «Бежать! Бежать!! Бежать!!!», надо бы лететь стрелой, но почему-то все получается так медленно и величаво, что от досады хочется выть!!!

В этот момент включается сознание и пробует управлять ситуацией.

Ну и куда бежать, буй ты мой перекрашенный?! Кругом поля, до посадок далеко, враги на транспорте – сейчас выберутся из ямы, развернутся и…

В здании с надписью «милиция» одно окно распахнуто настежь, из него доносятся негромкие звуки вполне обывательского характера.

Ага!

Ни секунды не раздумывая, проскакиваю через улицу, влетаю на крыльцо и, с разбегу ударив плечом в дверь, вваливаюсь внутрь.

Изрядно пожеванный сейф, древний телевизор на тумбочке, три стола, стулья, вешалка, портрет на стене (угадайте – чей), рядом – сильно выцветший график статистики правонарушений.

Ну, слава богу – я дома!

На одном столе антураж: карточная колода, газеты, небольшая кучка мелких отечественных дензнаков, двухлитровая бутыль «Бон-аква» (но там, совершенно очевидно, отнюдь не «аква» и вряд ли «бон»), стаканы, огурцы, хлеб, пара солидных луковиц и изрядный шмат сала.

За столом сидят трое, в руках – карты. Двое в форме – старлей и сержант, третий в штатском, но за километр видно – тоже из органов, а ежели подойти поближе, то понятно, из каких именно.

Старлею чуть за сорок, сержанту едва за тридцать, в штатском – совсем салага.

Здравствуйте, родные мои! Как же я вас всех люблю сейчас: был бы девицей, отдался бы оптом – да не по разу!

На мое чудесное появление троица отреагировала адекватно.

– Во б…, – старлей положил карты на стол, прикрыл деньги газеткой и поставил сверху стакан.

– Мужик, а ты остановкой не ошибся? – штатский хмыкнул и стал с интересом меня рассматривать. – Клиника на сто девятнадцатом километре, это минут десять езды отсюда.

– Ты че, совсем оборзел – в таком виде вваливаешься сюда? – сержант грозно нахмурился и привстал со стула.

– Андрей Горбенко, опер из Балашихи, на операции! – на одном дыхании выпалил я. – Щас сюда вломится банда!! Выручайте, мужики!!!

Бравый сержант выхватил из кобуры пистолет, наставил его на меня и грозно рявкнул:

– А ну, руки в гору, лицом к стене! Быстро, я сказал!

– Ствол – это зашибись, пригодится, – я ткнул пальцем в дверь. – Только с предохранителя сними и туда направь.

– Погоди, – лицо старлея посетила гримаса понимания. – Ты тот опер, что Зураба завалил?

– Точно.

– Тебя уволили, – штатский сочувственно причмокнул. – В прошлую пятницу на «читке» доводили. Ты от воров сорвался?

– Точно!

– И они, типа того, щас прямо сюда вломятся?!

– Точно!!

– Ну так давай, – штатский указал на одно из окон с противоположной от входа стороны: – Раскрывай да сигай туда – и дуй по полям до леса.

– Не понял… Вы что, мне не…

– Давай, че ты встал! – прикрикнул штатский. – Ты уволен – не врубаешься, что ли? Ты не опер, не сотрудник, никто, короче, – ты теперь сам по себе.

– Точно, – сержант опустил ствол и соболезнующе причмокнул: – Извини, брат, – помощи тебе не будет. Давай, в самом деле – в окно…

– Стоять! – негромко скомандовал старлей. – А ну, подыми ствол и возьми его на мушку.

– Не понял… – сержант пожал плечами, но послушно выполнил команду. – Это к чему?

– Думаю, за него можно неплохие бабки получить, – пояснил старлей, открывая сейф. – Он вора уложил. Значит – что?

– Мужики… Вы че – совсем?! – От обиды я был готов заплакать – хоть убейте, не ожидал такого поворота! – Вы же своего…

– Да какой ты, на хер, свой! – старлей недовольно поморщился. – Правильно Леха сказал, ты теперь – никто…

В этот момент входная дверь распахнулась, и в помещение вошел очкарь.

– Не помешаю?

Вошел, надо заметить, не как в опорный пункт правопорядка, а будто бы к себе домой, уверенно, по-хозяйски.

– Так, – старлей, не суетясь, достал из сейфа наручники, сунул в карман брюк, затем вытащил «АКС-74У», присоединил магазин и аккуратно уложил на стол. – Ты чей будешь?

– Я от Прохора.

– Ага… И сколько вас тут? – Старлей взял со стола автомат и взвесил его в руках.

– Не, тут у вас ниче не выходит, – очкарь криво ухмыльнулся и впился взглядом в автомат. – Как взяли его, я сразу позвонил Прохору. Так что все уже в курсе, ждут, готовят встречу.

– Понятно… – Взгляд старлея наполнился разочарованием и досадой. – То есть ты хочешь сказать, что можно вот так запросто прийти, взять сотрудника…

– Он уже неделю не сотрудник. Вам что, приказы не доводят?

– Ну это уже наши дела, что там нам доводят, а что нет, тебя это никак не касается.

– Короче, я не понял… – очкарь нарочито понизил тон и зловеще уточнил: – Ты что… с Прохора хочешь деньги взять?!

Пауза была недолгой, но насыщенной. Старлей – парень простой, душа нараспашку, во взгляде легко читается самое сокровенное. Да, хочет он деньги взять, ой как хочет! Деньги взять, всех ненужных – в расход, и вроде бы по ситуации он самый главный сейчас (с автоматом, блин!), но…

– Нет, не хочу. – Старлей положил автомат на стол, тяжело вздохнул и потянулся за бутылкой. – Забирайте и валите отсюда. Живее!

– Понял, – очкарь приоткрыл дверь. – Пацаны – заходи…

Наказали меня тут же, не отходя от оплота правопорядка.

Обойдемся без умствований насчет неправильности мироустройства – сам спровоцировал. А просто «перемкнуло» от обиды и отчаяния.

Держали крепко, вырваться – никак, но когда спускались с крылечка, я извернулся этакой скользкой гадиной и, животно зарычав, впился зубами в запястье одного из конвоиров.

– Ах ты ж, хучело чуево!!!

Били недолго, но основательно: от всей души и навылет – в дыню, и потом еще в порядке трамбовки, вдогон – ногами куда придется.

В итоге я на какое-то время перестал ориентироваться в пространстве (было темно и звездно, как на экскурсии в планетарии), сплюнул два зуба и вволю напился собственной кровушки.

Да ладно – что там зубы, на фиг они мне теперь нужны…

Афанас проживал где-то неподалеку – к тому моменту, когда мы въехали во двор его усадьбы, у меня перед глазами еще плавали козероги и раки, а также прочие представители классического гороскопа. Ну, разве что чуток посветлело – можно было различать покачивающиеся предметы обстановки.

Обширный двор был похож на пункт приема… эмм… приема всего что притащат. Детали от сельхозмашин, металлолом, автозапчасти, древесина всех кондиций, арматура, швеллер, листовое железо, гора проводов, с десяток бронзовых бюстов вождей разных эпох и, по всей видимости, совершенно секретный хлам – какие-то кучки, накрытые брезентом.

На прибытие дорогих гостей хозяин отреагировал не сразу: он как раз азартно торговался с тремя мутантами, притащившими холодильник.

Мутанты имели проблемы с речью, зрением и координацией, были дико волосаты и одеты в какие-то невообразимые лохмотья. Они нечленораздельно мычали, постоянно наклоняли головы набок, чтобы было удобнее смотреть заплывшими глазами, и асимметрично дергали конечностями.

Афанас на свою ориентировку был похож примерно так же, как я на Собакина: за годы мирной жизни он опух, растолстел, окривел на один глаз и обзавелся костылем – что, впрочем, не мешало ему резво хромать вокруг холодильника в поисках недостатков на предмет сбивания предложенной мутантами цены.