– Что там у нее случилось, у моей девочки? – пробормотал полковник, заведя двигатель. – Недаром меня мучили тяжелые предчувствия.

Он попытался связаться с невестой, но ее мобильный не отвечал, находясь вне зоны обслуживания. Полковник не мог знать, что в данном случае телефон не был выключен, а на самом деле пребывал там, куда не проникали радиолучи – под землей, в подвале. Спецсвязь также не работала. Нажав на газ, Владимир Евгеньевич вырулил с парковки. В заднее стекло он увидел, что за ним выезжает и черная «Тойота Лендкрузер».

– Овчинников? – с сомнением спросил сам себя Рязанцев. – А почему он за мной едет?

Но через секунду он выбросил Богдана из головы, сосредоточившись на дороге.

Дверь в приемную Утюгова была обита пупырчатой кожей какого-то непонятного животного.

– Это шкурка цыпленка, – пояснила инспекторша, все еще находясь в благодушном расположении духа, – только цыпленок был громадным. Примерно в два этажа ростом.

Тут она спохватилась, закрыла рот рукой, и глаза у нее стали большими и испуганными.

– Хорошая шутка, – улыбнулась Лиза. – А на самом деле кожа, конечно, самая обыкновенная, а то и вовсе дерматин.

– Конечно, ха-ха, – сказала фурия, внутренне ужасаясь припадку болтливости, который настиг ее в самый неподходящий момент.

Инспекторша нажала на ручки двери и открыла ее. Стены приемной были покрыты бежевыми обоями. Развешенные по стенам картины изображали природу зимой, весной, летом и осенью. Художественные достоинства полотен были весьма сомнительными. В распахнувшемся проеме Лиза увидела большой кожаный диван, столик с кофейным аппаратом, сейф и стол из светлого, похожего на ольху, дерева. За столом, на котором стояла ваза с увядшими розами, сидела голубоглазая секретарша – такая красивая, что Минина тут же заподозрила подвох. Васильковые, как у куклы, глаза были окружены ореолом пушистых черных ресниц. Пухлые губки бантиком нежно улыбались, приоткрывая белоснежные зубы. Из-под стола виднелись длинные и идеально красивые ноги.

«Русалочка не могла и шагу ступить, не почувствовав дикой боли, как будто ее ноги резали ножом», – вспомнила Лиза сказку Андерсена. Ее собственные несовершенства – худоба, широкие скулы и маленькие глазки – парадоксально показались ей хорошими, правильными и милыми личными особенностями.

– Здравствуйте, – вежливо обратилась красавица к Елизавете, – вы к Валентину Эмильевичу? Новенькая?

Минина вежливо кивнула.

«Интересно, – думала она, – почему эта принцесса не сбежала от Утюгова, получив красоту? Остальных держит в стенах НИИ уродство, а ее-то что? Или профессор дает ей по капле препарата каждый день для поддержания на уровне внешности?»

– Вам понравится у нас работать, – сказала голубоглазая секретарша, не смотря Лизе в глаза.

Девушке показалось, что при этом она подавила тяжелый вздох.

– Опять же вокруг природа и свежий воздух, – поддакнула фурия.

В этот момент дверь кабинета, обитая такой же пупырчатой кожей, как и в приемной, распахнулась и в проеме появилась невысокая лысая фигура.

– Новенькая? – проскрипел старческий голос, задыхаясь, как после бега или быстрой ходьбы. – Это очень хорошо! Сонечка, приготовьте нам, пожалуйста, чай и бутерброды. Очаровательная леди, наверное, устала с дороги.

– Спасибо, – кивнула Лиза, ощупывая кольцо.

«Ага, – подумала девушка, глядя на профессора, – уладил вопросы с карцером и прибежал знакомиться с новенькой жертвой? Во всяком случае, теперь я точно знаю, что из кабинета директора как минимум два выхода».

– Проходите, – кивнул Валентин Эмильевич, распахивая дверь пошире. При этом он отодвинулся от Лизы подальше и проигнорировал протянутую для рукопожатия руку. Секретарша хлопотала по хозяйству, демонстрируя идеальные ноги в мини-юбке. Минина почувствовала, что кольцо вокруг ее шеи сжимается – она была в логове врагов одна, а их было много.

Внутренне приказав себе расслабиться и нащупав в кармане ампулу с ядом, приготовленную на случай, если профессор избежит рукопожатия, Елизавета шагнула на порог кабинета Утюгова, пол в котором был покрыт ковром. И сразу же наткнулась взглядом на портрет, висевший над рабочим столом профессора. Изображенный на нем молодой мужчина был весьма привлекателен: у него было широкое обветренное лицо, твердая линия губ и острый, прямо-таки рентгеновский взгляд.

Лиза остановилась, словно от удара током. Она узнала эти глаза! Несколькими часами ранее этот человек, ставший лесным чудовищем, оставил на ее запястье следы зубов.

– Это наш бывший директор, Степан Комиссаров, – радушно улыбнулся директор, оскалив крупные желтые зубы. – Замечательный ученый и прекрасный человек. К сожалению, он скончался прямо на рабочем месте.

Лиза кивнула, натянула рукав пониже и села в предложенное ей кресло. Профессор, изобразив на лице радушную мину, сел напротив и подвинул Лизе чай и бутерброды. Дверь за спиной Мининой бесшумно захлопнулась. Валентин Эмильевич продолжал улыбаться. Девушка ни секунды не сомневалась в том, что как только она что-то съест или выпьет, все добродушие Валентина Эмильевича как рукой снимет.

«Интересно, какую участь он мне уготовил?» – подумала Минина, с любопытством глядя на ароматный напиток.

– А вы разве не будете? – удивленно спросила Лиза, как можно шире распахивая наивные глаза. – На Востоке, знаете ли, это не принято.

У нее еще был шанс подсыпать яд ему в чашку. Елизавета была большим специалистом в этом виде убийства.

– Я не хочу чаю, – сказал профессор, изучающее глядя на Минину через стол. – У нас в НИИ, знаете ли, обед уже закончился.

Он никуда не спешил. Рано или поздно жертва, запертая в кабинете, выпила бы чай – у профессора был в запасе сто и один метод добиться этого. Резким движением Елизавета встала. Чашка, блюдце, бутерброды, ложечка и сахарница полетели на пол, покрытый толстым красным ковром. Профессор еще машинально следил за их падением, когда Елизавета выхватила из-за пояса пистолет с глушителем, ранее скрытый свободной курткой. Послышались два тихих хлопка. Оба выстрела попали Валентину Эмильевичу в грудную клетку, как раз в то место, где обычно расположено сердце. Спустя мгновение Елизавета дважды повернула ключ в двери, ведущей в приемную. Затем Минина распахнула вторую дверь, слева от стола, за который со стуком завалилось тело Утюгова, и выбежала в коридор.

«У меня есть еще минимум полчаса, – прикинула девушка, – раньше они его не хватятся. Надеюсь, те две девушки в карцере смогут продержаться некоторое время. Я думаю, что смерть директора изменит расстановку сил и их выпустят из заточения».

Коридор был совершенно пуст – запрет уродам покидать свою зону был Елизавете очень на руку. Оглядевшись и сориентировавшись в пространстве, Минина изо всех сил побежала вперед. Ей нужно было срочно добраться до своего автомобиля.

Лифт, негромко звеня, отсчитывал этажи вниз. Ильина, касавшаяся головой потолка лифта, уже не плакала, а тихонько всхлипывала, прижимая к груди худую длинную руку. Ева мрачно смотрела на тюремщиков, прикидывая, сколько времени потребуется Рязанцеву, чтобы добраться до НИИ. Получалось, что не менее двух с половиной часов. И то это была идеальная цифра – в реальности полковника могло задержать все, что угодно.

– Володя! Быстрее! – беззвучно прошептала Ершова, посмотрев наверх и посылая жаркие просьбы высшим силам. Она верила, что хорошая молитва вполне может изменить обстановку к лучшему.

Амбалы стояли неподвижно. Впрочем, никакой расслабленности в их фигурах не замечалось, а Ершова не была вооружена.

– Ева, что нам делать? – прошептала Лариса на ухо подруге, сгибаясь чуть ли не пополам.

– Ждать, – прошептала Ева.

– И хорошенько закупоривать уши, – добавила Ильина с отчаянием в голосе. – Мозго-еды заползают в голову именно так.

Ершова ужаснулась. Она таких подробностей не знала.

– Заткнуть уши не получится, мозгоеды больно кусаются и обладают крепкими челюстями, – продолжила Лариса, – к тому же в любом случае затыкание будет работать ровно до того момента, когда мы заснем. Я, дорогая моя, знаю о мозгоедах почти все. Я была в составе рабочей группы, которая расшифровывала ДНК муравьев и рассчитывала потенциально допустимые изменения их генома.