Страшно захрипев, Соловьев выгнулся в кресле. По комнате пронесся порыв ледяного, пахнущего несвежим мясом, воздуха, замигала лампочка в настольной лампе. Зрачки несчастного закатились, из черной дыры рта рвался непрерывный утробный стон. Вяземский крикнул:

– Олаф, держите же его!

И сам прыгнул через стол. Олаф с Владимиром уже пытались усадить пленника обратно, но тот с нечеловеческой силой отбросил беловолосого. Пролетев через всю комнату, Владимир врезался в стену.

С губ Соловьева срывались неразборчивые слова, состоявшие, казалось, из одних согласных.

Раздался ужасающий треск и на белой рубашке выгнувшегося дугой человека, показалось темное кровавое пятно.

Снова треск и утробный вой. Невидимой силой Соловьева подкинуло над креслом и его грудная клетка, разорвав кожу и рубашку, разошлась, обнажая внутренности. Торчали из истерзанной плоти белоснежные дуги ребер. Фонтанами брызнула кровь, тело Соловьева упало в кресло и все стихло.

Завозился в углу Владимир. Олаф брезгливо оттирал лицо и руки от брызг крови.

Вяземский присел на стол и, поигрывая ножом, задумчиво посмотрел на мертвеца.

– Ну, что ж. Узнали мы, конечно, удручающе мало, но хотя бы стало понятно, что против нас играют очень серьезные противники.

– Олаф, завтра же проработайте все ключевые смысловые фрагменты, упомянутые Соловьевым.

– А сейчас, господа, пойдемте отсюда.

Никого не потревожив, все трое вышли из дома, и уехали.

Мертвый Игорь Соловьев до утра просидел в кресле, глядя в потолок.

Непонятное собеседование, которое никаким собеседованием не было, оставило у Тани неприятный осадок, от которого она не могла избавиться целый день. На следующее утро, правда, стало полегче, но все равно – в голове роились вопросы. Она чувствовала, как ее привычный, одинокий, но уютный мирок, накрывает едва ощутимая, пока, но день ото дня уплотняющаяся дымка неизвестности и неопределенности.

Сначала невероятное интервью с Вяземским, странный его подарок, потом дикий, не укладывающийся ни в какие рамки разговор в кафе…

Таня всегда отличалась на редкость здравым рассудком и иногда сама себя даже жалела, считая слишком приземленной, но ничего не могла с собой поделать – любое упоминание о колдунах, магах и прочей эзотерике и Древнем Знании она считала уместным только на страницах романов в мягких обложках.

Однако события последних дней просто не укладывались в ее стройную картину мироздания.

После разговора с Соловьевым, ее не оставляло впечатление, что вот сейчас должен позвонить и Вяземский. Но, наступил вечер, а звонка не было. Засыпая, она вздохнула, и провалилась в тяжелый, полный смутных, будто затянутых клубами черного дыма, видений.

Проснулась совершенно разбитой, в голове плавал все тот же черный дым.

Затрезвонил коммуникатор на столе:

– Алло, Татьяна Владимировна, это из бухгалтерии «Москвы и Подмосковья» беспокоят. Вы можете сегодня подъехать, документы подписать?

– Да, минутку… Дайте сообразить, – Таня потерла тыльной стороной кисти глаза. Голова никак не хотела соображать. Она попыталась вспомнить, что планировала на сегодня. Так… на день, вроде бы, ничего, вечером хотела сходить, позаниматься в фитнес-клуб, а сейчас у нас? Взглянула на часы – десять с копейками.

– Во второй половине дня, часа в четыре, нормально будет?

– Да, конечно, – и собеседница повесила трубку.

Нажав кнопку отбоя, Таня задумчиво пробурчала, – Ну, и что теперь делать? – и отправилась приводить себя в работоспособное состояние.

Конечно же, чем заняться нашлось. Зарычал на столе коммуникатор, на экране текст SMS: «Проверяй почту».

Прислал на доработку верстку статьи Олег.

Дописать пару строк сюда, сократить здесь, вот тут ему нужен еще один блок на 500 знаков, сейчас найдем…

Легкий прохладный ветерок, долетающий через открытую балконную дверь, колышет шторы, переговариваются о ценах на хлеб и мясо бабушки, присевшие на скамейку, расположившуюся точно между Таниным домом и соседней одноподъездной башней, солнце золотит полупрозрачную апрельскую зелень. Хорошо. Очень хорошо ей работалось, пока не явился Мурч с требованием провести ритуал спиночесания.

Таня «вынырнула» из текста и глянула на часы.

Ойкнув, подорвалась из-за стола, побежала на кухню, щелкать выключателем чайника – времени оставалось только на то, чтобы заглотить бутерброд.

Торопливо напечатала сопроводительное письмо, отправила ответ с обработанной статьей, выключила ноутбук.

Через пятнадцать минут, подхватив рюкзак с одеждой для тренировок, она вылетела из подъезда и зашагала к метро «Первомайская».

Припекало, и она, скинув куртку, перекинула ее через плечо. Тихий квартал, ограниченный с одной стороны Нижней Первомайской улицей и опушкой Измайловского парка с другой, жил сонной дневной жизнью. Возилась на детской площадке малышня под присмотром двух, лениво потягивавших тонкие сигареты, мамаш, курсировали между магазином на углу и поликлиникой пенсионеры, да стучал с упорством отбойного молотка по своей установке юный барабанщик из первого подъезда.

По дороге решила дозвониться до Кости Нифонтова.

Костей он, конечно де, был для своих, то есть, друзей и коллег. Для всех остальных – капитан Нифонтов. Оперуполномоченный Центрального ОВД.

Когда она только начинала работать над колонкой «Тайны города», то искренне надеялась, что удастся превратить ее в эстетское эссе, повествующее о временах славных и давних, о почтенных привидениях и прочих милых происшествиях, служащих для приятного времяпрепровождения бабушек и ностальгирующих по прошлому томных юношей.

Редактор хотел мяса, крови и мертвых москвичей. Что привело к закономерному результату – Тане хотелось вести колонку и дальше, редактор жаждал трупов, нужна была информация.

Итог – Татьяна Береснева постепенно перезнакомилась со всем Центральным ОВД, заимела несколько хороших приятелей в ОВД Измайлово и многих других организациях, которые должны обеспечивать мирный сон граждан.

Последние несколько недель редактор хотел новых и новых подробностей о серии страшных убийств с расчленением, произошедших в разных районах города. Дела почему-то все не объединяли, и часть эпизодов вел как раз капитан Нифонтов.

– Слушаю, – раздалось в динамике.

Странно. Голос был не Костин, хотя звонила она на сотовый.

– Простите, капитана Нифонтова можно услышать?

– Танечка, привет. Это Паша Нижегородцев.

Татьяна искренне обрадовалась. Паша, едва ли не единственный из убойного отдела не старался с грацией носорога назначить ей романтическое свидание, плавно переходящее в романтический завтрак в постели. Счастливо женатый, отец двух прелестных до нереальности девчонок, он относился к ней как к непутевой, хотя и очень умной, младшей сестре.

– Паша, куда твои изверги дели Нифонтова?

– А вот не знаю, Танюш. Костя в расстроенных чувствах, даже телефон, вон, забыл. Дело у него отобрали.

– Да ты что? Какое?

– А вот умертвия с расчлененкой, о которых ты нас с Костей расспрашивала, и забрали. Причем, странно забрали. Даже соображения его выслушивать не стали, хотя, Костя, вроде, что-то нарыл. Ткнули, понимаешь, носом в землю, указав капитану его место.

– Вот это номер, – расстроено пробормотала Таня, – так и где он сейчас?

– Да дома, где ему быть.

– Хорошо, Паш. Я ему на домашний звякну.

– До скорого, Танюш. И скажи Косте, что мобила его у меня.

Снова отбой. Новый номер – на этот раз домашний Нифонтова.

Метро уже рядом. Таня стояла, дожидаясь зеленого сигнала светофора, постукивая носком кроссовки по асфальту.

– Нифонтов – спокойный, даже несколько сонный голос.

– Костя. И даже трезвый, с удивлением констатировала Таня. – Паша просил передать, что твоя мобилка у него. А ты, значит, решил отдохнуть.

– Я, Танюш, решил осмыслит, – задумчиво произнес Нифонтов.