Щеки старухи порозовели; Лейни не могла понять, отчего.

– Не-ет, – помолчав, протянула Оливия. – Он напоминает мне не Броди. Он… такой молодой… Лейни… Какой сейчас год?

Ответить Лейни не успела.

– О, так у тебя мой свисток! – воскликнула старая дама, протягивая руку к Колли.

Щеки его вспыхнули, и его свободная рука, та, которую не держала Лейни, потянулась к груди.

– Да, я надел его, потому что… я в первый раз пришел сюда и…

Потому что он не мог объяснить Лейни, что ему нужно, и хотел, чтобы свисток все сказал без слов.

– Тетя, разве вы не помните? Я очень давно подарила ему свисток, – поспешно сказала Лейни, стараясь разрядить обстановку.

Пальцы Оливии замерли в воздухе, и тогда Колли сам взял свисток, висящий у него на груди на кожаном шнурке, и протянул его старухе.

Оливия погладила свисток пальцами.

– Это означает, – проговорила она, – что ты наконец пришел в «Магнолию». Я долго ждала. Всю жизнь. Ты так долго не приходил… Я не верила, что доживу.

В глазах Оливии стояли слезы. Ее глаза никогда не были такими сверкающими, такими ярко-голубыми. На мгновение Оливия стала молодой и прекрасной. Такой ее, должно быть, помнили лишь стены «Магнолии». И сейчас слова ее понимали, вероятно, лишь стены, ибо ни Лейни, ни Уэй, ни даже Колли не знали, о чем она толкует.

И все же Оливия, как и сама старая «Магнолия», ждала ответа.

– Если вы считаете, что я могу сюда приходить, тогда я очень рад, – с трудом выговорил Колли.

Скрипач теперь исполнял соло, и грустная мелодия рвала душу.

Оливия выпустила свисток и вдруг погладила Колли по щеке, словно благословляя его на подвиг.

– Тебе всегда будут рады в «Магнолии». Отныне и навсегда. – Она обратилась к Лейни, и слова ее неожиданно прозвучали как заклинание: – Лейни, пригласи как-нибудь своего друга ко мне на чай. А теперь не могла бы ты найти Сюзан? Я бы хотела пойти домой и прилечь ненадолго.

– Конечно, мэм.

Лейни бросила быстрый взгляд на Уэя и поняла по его лицу, что он тоже осознал свершившееся: каким-то образом Колли Ролинс сумел сказать старой тетке именно то, что нужно. Следовательно, он повел себя как джентльмен. В самом истинном значении этого слова.

По-видимому, думала Лейни, ей больше не придется защищать внука Дьявола перед Уэем.

Отыскав Сюзан, Лейни возвратилась к гостинице, где Колли поджидал ее около выложенного камнем колодца.

– Привет, Колли. – Она вдруг смешалась, почувствовав на себе пристальный взгляд его черных глаз. – Вообще-то обычно у нее голова хорошо работает, вот только иногда она путается во времени. Даже не знаю, за кого она тебя приняла.

– Ничего, – отмахнулся Колли. – Я рад, что она так сказала. Мне было боязно здесь. Наверное, я нуждался в ее словах.

Брови Лейни удивленно взлетели вверх.

– С чего это ты боишься «Магнолии»?

Он пожал плечами. Колонны у фасада гостиницы отражали свет многочисленных фонарей – красных, зеленых, синих.

– У себя в хибаре на реке я не привык к такому, – усмехнулся он. – Здесь я кажусь себе меньше, чем я есть.

– Когда я была маленькой, – торопливо заговорила Лейни, – мне казалось, что в «Магнолии» нет времени. Тетушкины часы в холле стоят. На них всегда семнадцать минут третьего. Всегда, представляешь? Иногда я просто сходила с ума от этой неподвижности, когда из всех углов выглядывают тени прошлого. Я тогда садилась на велосипед и ехала в Спрингс, к Уэю. Но я каждый раз возвращалась. Это место отпускало меня ненадолго, а потом манило обратно.

– Это твой дом, – вздохнул Колли.

Он был рядом с ней, совсем близко, но избегал смотреть на нее. Усилием воли Лейни прервала затянувшуюся паузу:

– Хочешь, я покажу тебе гостиницу?

Он не ответил, а только медленно поднял голову и пристально посмотрел на ее лицо, а потом, словно решившись на что-то важное, взял ее за руку совершенно так же, как это сделала она минуту назад.

И вновь ее пронзило это странное ощущение. Лейни нравилось прикасаться к нему. Его движения, его теплая кожа, надежность его рук – во всем этом заключалось его колдовство. Она уже не смогла бы отпустить его, даже если бы захотела. Но ей хотелось совсем другого; она с силой сжала его ладонь.

– Как прежде, Колли, – прошептала она.

– Я как будто заблудился, – ответил он так же тихо. – Но теперь я с тобой. Ты хотела, чтобы я пришел, и вот я здесь.

Она покраснела, но честно ответила:

– Да.

– Тот парень, с которым ты была тогда в больнице…

– Какой парень? Ах да, Си-Кей…

Ей следовало бы знать, что Колли заговорит о нем.

– Ты хочешь быть с ним?

Она не решалась взглянуть ему в глаза, поэтому устремила взгляд на свисток у него на груди.

– Он мне нравится.

– Настолько нравится, что ему можно тебя целовать?

– Колли, поцелуй еще ничего не значит.

– Не верю, – глухо отозвался Колли и медленно погладил Лейни по щеке. – Если поцелуй так мало значит, тогда поцелуй меня.

Он знал, что ему не следовало говорить этих слов, но ничего не мог с собой поделать.

– Не могу, – сокрушенно прошептала она.

– Не можешь? – Ему вдруг вспомнились ее недавние слова. – Потому что я одичавший фермер в грязном комбинезоне?

Его губы скривились.

– Я это сказала сгоряча. Ты же знаешь.

– Тогда почему ты не можешь меня поцеловать?

Он положил руки ей на плечи и осторожно притянул к себе.

– Поцелуй с кем-нибудь другим ничего не значит, – стала объяснять Лейни, стараясь высвободиться. – А с тобой… Это будет означать слишком многое. Я так долго о тебе думала… Я не готова. Ты в первый раз пришел…

Она не соображала, что говорит. Ей хотелось только одного: затолкать обратно слова, что срывались с ее языка. Рядом с ним она утратила способность думать.

Колли не двигался. Кто-нибудь другой на месте Лейни мог бы решить, что он недоволен. Но Лейни знала, что с ним происходит. Он смотрит на нее, смотрит со всей своей завораживающей силой. И думает.

Обдумывает только что услышанное.

– Лейни.

Когда Колли произнес ее имя, она уже знала, как он намерен поступить. Опасность сгустилась и стала почти осязаемой.

Она отступила на шаг, потом еще на шаг, но он надвигался на нее.

– Отпусти меня.

Ее обуял внезапный страх. Он не шутил, как, например, Си-Кей. Он не умеет шутить.

Папа был прав: ей нельзя быть с Колли. Один его поцелуй сожжет ее заживо.

Но он добился своего, потому что Лейни, сама не зная каким образом, провела его к кленам, растущим около двери, ведущей в погреб. Она осознала это только тогда, когда ударилась спиной об эту дверь и инстинктивно выпрямилась.

– Хорошо. Начинай. – Она была в отчаянии и потому решила капитулировать. У нее не оставалось выбора. – Но, Колли, это же в первый раз…

Черты его смуглого лица заострились от охватившей его страсти. Его руки – ни у одного мужчины не может быть таких сильных рук – обхватили ее, и ее грудь прижалась к его комбинезону. Его глаза видели только ее рот. И он не говорил ни слова.

Он целовал ее.

Она обвила его руками, и ее пальцы заскользили по его спине.

За нежностью Колли таилась черная бездна, опасность. Нервы Лейни напряглись до предела.

Его губы гладили ее, а рука обхватила ее бедро и прижала его еще сильнее.

Ее нога, обутая в белую теннисную туфлю, ударила по двери погреба, и она очнулась.

Призвав на помощь всю свою волю, она оторвалась от него и выдохнула беззвучно:

– Х-хватит.

Он открыл глаза и выпустил ее так неожиданно, что Лейни оступилась и упала на землю. Подниматься на ноги она не стала, так и осталась сидеть, прислонясь спиной к могучему клену.

Птицы весело звенели в кронах деревьев, а с кухни доносился запах жареной курятины. В «Магнолии» уже готовился ужин.

Мир оставался прежним. Известным и привычным. Но Лейни стала иной. Ей никогда не доводилось бывать там, куда Колли только что перенес ее.