– А если, скажем, мы включим в сценарий постельные сцены, Кертис разрешит вам сниматься? Наслышан, что он держит вас на коротком поводке, правда, в бриллиантовом ошейнике.

Раздеться на публике? Именно об этом Дина и говорила – Кертис контролировал ее так жестко, что даже незнакомый человек знал, что Дина не распоряжается ни своим расписанием, ни своим телом. Нет уж, с этим покончено.

– Это не проблема, Джерри, – сказала Дина, поджав губы, и сделала еще глоток чая.

Дина осталась очень довольна встречей, и позже то легкомыслие, которое она ощущала, практически срывалось с губ во время записи новой песни, над которой работали Кертис и СиСи. Но даже когда Дина облекала свою радость в песню, было трудновато игнорировать ссору, вспыхнувшую прямо у них перед глазами, за пультом управления. Мишель и Лоррелл, покачивавшие бедрами под тягучий музыкальный трек, полный синтезированных звуков, и подпевавшие Дине, переглянулись, нахмурившись, а потом снова уставились на стекло, за которым отлично были видны Кертис и СиСи, готовые разорвать друг друга. Когда СиСи вскочил, Дина сорвала наушники, решив, что пора вмешаться и напомнить, что они вообще-то в студии звукозаписи, а не на улице. Но тут СиСи выскочил из студии, а Кертис побежал за ним.

– Не думал, что такое возможно, Кертис! – кричал СиСи, когда Мишель, Дина и Лоррелл выскочили из студии, чтобы вмешаться. Секретарь Дины Этель уже ждала в коридоре, но ни Кертис, ни СиСи ее не заметили. – Вот уж не думал, что ты сможешь выдавить еще больше души из моей музыки.

– Я просто сделал ее более танцевальной, – увещевал его Кертис.

– А стихи? С таким ритмом никакого чувства не осталось, – возразил СиСи.

Кертис, теряя терпение, тяжело вздохнул:

– Так это от тебя и требовалось – совершенно новый звук, нечто большее, чем рок-н-ролл и ритм-н-блюз. Народ скоро снова захочет танцевать буги-вуги, и тогда они будут отплясывать под твою музыку!

– Не мою, а твою. – СиСи практически выплюнул слова ему в лицо. – От моей музыки ничего не осталось!

– Да ладно тебе, братишка, ты мой лучший композитор, – сказал Кертис, попытавшись взять СиСи за руку, но тот отмахнулся и помчался к себе в кабинет.

– Поцелуй меня в зад, братишка! – крикнул он, не оборачиваясь.

СиСи остановился, только когда увидел, что коллеги вывалили из кабинетов в коридор. Ронда и Дженис плакали, остальные стояли опустив глаза.

– Что, черт побери, происходит? – взорвался Кертис.

И тут раздался пронзительный крик, такой громкий, что все так и вздрогнули. Это Лоррелл металась в припадке бешенства; тушь, смешиваясь со слезами, стекала по лицу. Дина пыталась успокоить подругу, но та билась в истерике. Мишель медленно повернулась к Кертису со слезами на глазах и сообщила ужасную новость: Джимми Эрли умер.

Новость о смерти Джимми распространилась достаточно быстро, и вот уже телевизионщики слетелись к месту событий словно коршуны. Журналисты рвались рассказать во всех душещипательных подробностях о кончине певца, а по новостям без конца крутили репортаж: тело Джимми, накрытое белой простыней, выносят на носилках из отеля в центре Лос-Анджелеса.

– По сообщениям полиции, смерть наступила более суток назад, очевидно, вследствие передозировки героина, – вещал корреспондент в камеру. – Тело планируют перевезти на самолете в Детройт, где в присутствии узкого круга лиц состоятся похороны.

СиСи и Мишель тупо уставились на экран телевизора, стоявшего на полу в комнате Кертиса. Кертис, убитый горем, осушил для успокоения нервов целый бокал виски. А наверху, в спальне, Дина изо всех сил пыталась утешить Лоррелл, которая пропала на несколько часов, а потом объявилась у Тейлора в еще более ужасном состоянии, чем в тот момент, когда узнала о смерти любовника.

– Господи, – прошептала Дина, когда увидела Лоррелл, сидящую на полу: волосы и одежда в беспорядке, косметика размазана по всему лицу. – Кто-нибудь, помогите мне!

Кертис безучастно наблюдал за происходящим, пока СиСи и Мишель помогли Дине довести Лоррелл по винтовой лестнице до хозяйской спальни. Лоррелл видеть никого не могла и сначала долго просидела молча. У нее пересохло горло. Девушка вдоволь накричалась в госпитале, куда водитель отвез ее почти сразу, как только она услышала о смерти Джимми.

– Что значит – я не могу его увидеть? – спросила она со слезами, пока охранник нервно перебирал бумажки на своем столе. Морг, где лежало тело Джимми в ожидании официального опознания, находился за спиной охранника, за стеклянными дверьми. – Мы с Джимми любили друг друга. Позвольте мне увидеть его. попрощаться. ну что вам стоит. мистер, пожалуйста.

Тут двери распахнулись, и из морга вышел мужчина в белом халате, а за ним Мельба. Она шла сгорбившись и сначала даже не заметила любовницу Джимми, стоявшую прямо перед ней.

– Я очень сочувствую вашей утрате, миссис Эрли, – сказал коронер.

– Благодарю вас… – Мельба замолкла, поняв, что перед ней Лоррелл. – А ты что тут делаешь? – Мельба произнесла это с такой злобой, что из ее рта брызнула слюна и попала на лицо коронера.

– Я… я…

– Черт побери! – рявкнула Мельба. – Да как ты посмела явиться сюда, словно тебя это хоть каким-то боком касается! А теперь послушай, что я скажу, девочка. – Она подошла и ткнула пальцем в лицо Лоррелл. – Слышишь. Это мой муж. Мой! А не твой!

– Но я любила его, – сказала Лоррелл слабым голосом. – Я только хотела попрощаться.

– Пошла. Вон. Отсюда, – отчеканила Мельба и отвернулась к коронеру: – Не позволяйте этой женщине приближаться к телу моего мужа, иначе я подам в суд на вас или любого, кто работает в вашей замшелой больничке!

Эти слова все еще звенели в ушах Лоррелл, когда она лежала в объятиях Дины, не понимая, как же сможет жить без своего любимого Джимми.

– Она даже не позволила мне увидеть его, Дина, – стонала Лоррелл, пока Дина баюкала ее. – Она не позволила мне увидеть моего Джимми.

А внизу Кертис качал головой, глядя на экран:

– Как же так можно. Зачем они это показывают.

– Спасибо за напитки, – сказал СиСи, вставая и собираясь уйти.

Он помог Мишель подняться, старательно отводя глаза и не глядя на Кертиса.

– Скажи Лоррелл, что я зайду завтра, – сказала Мишель, беря СиСи за руку.

– СиСи, неважно, какие у нас с тобой были разногласия, самое важное – это семья, – сказал Кертис вслед СиСи.

Тот остановился, но не повернулся, пока не произнес три слова, которые собирался сказать весь день:

– Все кончено, Кертис.

– Джимми сам виноват! – крикнул Кертис. – И ты это знаешь!

СиСи было нечего больше добавить. Он просто взял Мишель за руку и ушел.

– Мишель, – резко сказал Кертис, – СиСи может уходить, а ты – нет.

СиСи пытался понять, как Кертис может быть настолько бесчувственным и расчетливым, да еще в такой момент – когда они потеряли человека, которого любили как родного брата. Он отвез Мишель к себе домой, а сам поехал прямо в аэропорт и первым же рейсом вылетел в Детройт, где колесил по улицам родного города, вспоминая те дни, когда мальчишкой бегал здесь, пытаясь заставить кого-нибудь – хоть кого-то – слушать свою музыку и голос сестры. Он проехал мимо магазинчика, где впервые вместе с девочками выступил перед публикой – кучкой пьянчуг, которые наскребали у магазина на бутылку. А чуть подальше, во дворе, они с Эффи смотрели, как мимо проезжают машины, и он написал третью песню – «Капризная девчонка» – в честь девочки, которая его поцеловала, а потом ушла к другому. А вот и Детройтский кинотеатр, от которого осталась только оболочка, полная воспоминаний. В те далекие времена СиСи представить себе не мог, каково это услышать свои песни на радио, а тем более увидеть их на верхушках чартов, а теперь, когда необъяснимое случилось, он не совсем понимал, как же они дошли до жизни такой. Детройт в развалинах. Группа распалась. Джимми умер. Как Кертис мог быть настолько мелочным, да еще и его, СиСи, заразить своей мелочностью? СиСи все отдал, чтобы идти за этим человеком: свою страсть к соул-музыке, свою творческую жилку. Свою семью. Ему так хотелось быть сейчас с родными. Такое уж свойство у смерти – когда кто-то умирает, вам хочется обнять тех, кто рядом с вами, и тех, кого рядом нет. СиСи думал об Эффи: ему нужно было отыскать сестру и сказать, что ему нужно ее прощение.